— А вдруг он, наоборот, захочет помочь Симони деньгами? — вступила в разговор Ниси. — Это было бы неплохо, правда?

— Не вздумай брякнуть это Симони! — рассердилась Горети. — Ты и так на нее дурно влияешь. Она недавно сказала мне: «Выходи замуж за сеньора Америку, он ведь богат!» И теперь я поняла, кто внушает ей подобные мысли.

Алзира тоже выразила недовольство дочерью:

— Она совсем свихнулась на богачах и богатстве. Представляешь, уже воротит нос от Жулиу! Говорит, что ей некогда теперь с ним встречаться. Наверняка положила глаз на кого-нибудь из двух сыновей хозяина!

Ниси не удостоила ее ответом и вышла во двор. Там она встретила Луиса-Карлуса, возвращавшегося домой из мастерской.

— О, Ниси! — обрадовался он. — Жаль, я не знал, что ты дома, пригласил бы к нам Жулиу.

— И хорошо, что не пригласил, — сказала она. — Мне не хотелось бы сейчас его видеть.

— Почему? — изумился Луис-Карлус. — Вы поссорились?

— Нет. Просто я не люблю Жулиу, а люблю совсем другого человека.

— И кого же? — упавшим голосом спросил он.

— Родригу Медейруса.

Луис-Карлус не мог поверить услышанному, но Ниси еще раз повторила имя своего любимого.

— Да ты просто спятила, сестра! — заключил Луис-Карлус.

— Нет, я полюбила его давно, еще когда работала на фабрике.

— Так вот почему ты устроилась няней к Медейрусам! Теперь мне все понятно. А он-то, Родригу, знает, что ты в него влюблена?

— Нет. Для него я только няня Тэу. Но когда-нибудь он обратит на меня внимание! Ведь его невеста — очень плохая, фальшивая, она уже сейчас ему изменяет. А я — единственная женщина, которая может сделать его счастливым.

— Ты меня убила!.. — сокрушенно покачал головой Луис-Карлус. — А представь, что будет с Жулиу, когда он об этом узнает!

— Ему пока не надо ничего говорить, — сказала Ниси. — Пусть то, что я открыла тебе, останется между нами. А потом, когда мне удастся завоевать сердце Родригу Медейруса...

— Что? Что ты сказала? — подступил к ней Аугусту, случайно оказавшийся рядом и услышавший последнюю фразу. — Если бы я знал про твои тайные замыслы, никогда бы не ввел тебя в дом Медейрусов.

— Не надо расстраиваться, папа, — ласково обняла его Ниси. — Раз уж ты все слышал, то я скажу, что не властна над собой. Я любила бы Родригу, даже если бы он был последним нищим. И мне кажется, в этой любви нет ничего предосудительного.

— Да, сердцу не прикажешь, — согласился опечаленный Аугусту. — Но не забывай, кто ты и кто — сеньор Родригу! К тому же он женится.

— К сожалению, — вздохнула Ниси. — Но пока ведь не женился! И значит, у меня остается надежда...

Аугусту вспомнил предостережения жены и впервые вынужден был с ней согласиться:

— Боюсь, что мать была права: ты рискуешь опозорить не только себя, но и всю нашу семью.

— Она меня попросту не любит, — ответила на это Ниси. — Ты не говори ей ничего, папа. Ладно?

— Да, конечно, — пробормотал Аугусту.

В тот же момент к ним подошла взволнованная Апаресида.

— Я узнала, что ты здесь, Ниси. Расскажи подробнее, как эта бесстыжая Тереза Новаэс позорила вчера мою Вивиану. Ты же была на той помолвке.

— Она не Вивиану опозорила, а себя, — с презрением произнесла Ниси. — Ненавижу таких!

— Значит, это правда! — заплакала Апаресида. — А я еще надеялась, что Вивиана преувеличивает...

— Но ты-то чего раскисла? — попыталась приободрить ее Ниси. — Эта гнусная Тереза не стоит твоих слез.

Апаресида же не только не успокоилась, но зарыдала в голос:

— Боже мой! Какой позор! Почему я должна так страдать на старости лет!

Вышедшая от гадалки Горети обняла старую негритянку и повела ее к себе домой, приговаривая:

— Пойдем ко мне, я дам тебе успокоительного. А потом ты все это забудешь. Главное, ты сумела воспитать Вивиану. Из уличной оборванки сделала настоящую сеньориту — добрую и умную. Она любит тебя и считает своей матерью.

— Да, Вивианой я могу гордиться. А вот моя настоящая, родная дочь!..

— Что? У тебя есть родная дочка? — изумилась Горети.

— Есть, — вытерев слезы, подтвердила Апаресида. — Я никому этого не рассказывала, по сейчас мне стало совсем невмоготу.

— Ну излей душу, — поддержала ее Горети. — Мыслимо ли носить в себе такую тяжесть! А я никому не скажу, не бойся.

Апаресида выпила предложенный ей травяной отвар и, набравшись духу, произнесла то, что скрывала ото всех много лет:

— Тереза Новаэс, которая так обидела Вивиану, и есть моя родная дочь!

— Не может быть! — воскликнула Горети, про себя подумав, уж не сошла ли старуха с ума. — Ведь она же... белая! А ты, извини...

— Да, я, как выразилась моя дочка, черномазая! — вновь заплакала Апаресида. — И как у нее только язык повернулся. Ведь она знает, кто ее настоящая мать.

— Я ничего не понимаю. Расскажи все подробно и с самого начала, — попросила Горети. — Во-первых, поясни, как у тебя может быть белая дочка.

— Очень просто; ее отец был белым. Он умер, когда Терезе исполнилось десять лет. Она всегда стыдилась меня, а когда встретила своего банкира, сказала ему, что ее родители умерли. Ну и я согласилась держаться в стороне, чтобы не помешать ее замужеству. Переселилась в этот район... Тереза даже не знает, где я живу. Правда, каждый месяц сбрасывает на мой счет немножко денег...

— А она знает, что ты удочерила Вивиану?

— Нет. Ей о моей жизни вообще ничего не известно.

— Да-а, ну и дела!.. — покачала головой Горети. — У меня прямо не укладывается в сознании, что такое может быть.

Она помолчала некоторое время, все еще осмысливая услышанное, и вдруг всплеснула руками.

— До меня только сейчас дошло, что Бруну — дружок Вивианы — твой внук!

— То-то и оно, — вздохнула Апаресида. — Видишь, как все запуталось!

— Может, тебе стоит поговорить с Терезой? — не совсем уверенно посоветовала Горети. — Прошло ведь столько лет! Уже можно открыть правду мужу. Не выгонит же он ее теперь из дома.

— Нет, мне от нее ничего не надо, — сказала Апаресида. — Да и разговор у нас вряд ли получится. Судя по всему, Тереза теперь стала отпетой расисткой...

— А мальчик у нее вроде неплохой, — заметила Горсти. — И его не смущает темная кожа Вивианы.

— Да, Бруну — это моя радость, — улыбнулась, наконец, Апаресида. — Жаль, я не могу сказать ему, что он мой внучок.

Они еще поговорили о том, о сем. Апаресида, облегчив душу и выплакавшись, несколько успокоилась, но Горети все же вышла проводить ее до ворот. И там, уже стоя на тротуаре, она вдруг пошатнулась и переменилась в лице.

— Что с тобой? — подхватила ее под руку Апаресида. — Тебя испугал этот сеньор? — Она указала взглядом на припаркованную неподалеку машину, из которой высовывалась голова Тадеу. — Он так пристально смотрит в нашу сторону!

— Нет, просто закружилась голова, — сказала Горети. — Ты извини, я пойду, прилягу.

Она быстро зашагала к дому и едва не столкнулась с Аугусту, шедшим ей навстречу.

— О чем это ты так замечталась, что не видишь ничего перед собой? — пошутил он.

Горети его даже не услышала.

Аугусту подошел к машине Тадеу.

— Что тут у вас случилось?

— Да вот, боюсь, не дотяну до дому, — сказал Тадеу. — Мотор почему-то глохнет. Решил завернуть к тебе — это оказалось ближе, чем до любой мастерской. Ты уж извини, что беспокою тебя в выходной.

— Ну что вы! — возразил Аугусту. — Сейчас выясню, в чем тут дело.

Открыв капот, он несколько минут покопался в моторе и доложил:

— Ну вот, поломка устранена! Теперь можете ехать совершенно спокойно.

К Тадеу, однако, спокойствие не вернулось,

— Спасибо, Аугусту, ты очень мне помог, — сказал он и, немного помедлив, спросил о том, что и лишило его на самом деле покоя: — Знаешь, я сейчас видел тут у ворот одну женщину, которая работала когда-то у моей матери. Скажи, она по-прежнему живет одна?.. То есть я имел в виду — она так и не вышла замуж?

— Я не совсем понял, о ком вы говорите. Может, о Горети? Я ее только что встретил.