Е т т е р. О наша свобода!
П л о т н и к. И под страхом смертной казни никто не смеет порицать действия правительства.
Е т т е р. О головы наши!
П л о т н и к. И с большими посулами отцам, матерям, детям, родственникам, друзьям, слугам будет предложено доносить особо для того учрежденному присутственному месту о том, что делается у них в доме.
Е т т е р. Пойдемте по домам.
П л о т н и к. А послушным обещано, что они не потерпят никакого ущерба ни жизни своей, ни вере, ни собственности.
Е т т е р. То-то милостиво! На меня сейчас же тоска напала, как только герцог въехал в город. С той поры мне все сдается, будто небо черной кисеей затянуто и так низко нависло, что приходится нагибаться, чтоб его не задеть.
П л о т н и к. А солдаты его как тебе понравились? Не правда ли, это совсем не той породы раки, чем привычные прежде нам?
Е т т е р. Тьфу! Даже сердце щемит, как увидишь, что этакий отряд по улице идет. Один к одному, ровно свечи, все на одно лицо, и шаг одинаковый, сколько их ни будь. А когда на часах они стоят, и ты которого-нибудь мимо проходишь, так он словно всего тебя насквозь глазами пронзить хочет, да такой с виду окостенелый, мрачный, что тебе на всяком углу чудится палач. Так-то не по душе мне они! Наша милиция была все-таки народ веселый, они кое-что себе позволяли, стояли себе, расставив ноги, заломив шапку набекрень, жили и другим жить давали, а эти молодцы - что твои машины, - в каждой по черту сидит.
П л о т н и к. А коли такой-то да закричит: "Стой!", да приложится, как думаешь, остановится человек?
Е т т е р. Я бы в ту же минуту помер.
П л о т н и к. Пойдем же домой.
Е т т е р. Мало хорошего впереди. Прощай!
Зуст подходит.
З у с т. Друзья! Товарищи!
П л о т н и к. Тише! Пусти нас.
З у с т. А вы знаете?
Е т т е р. Чересчур много знаем.
З у с т. Правительница уехала.
Е т т е р. С нами крестная сила!
П л о т н и к. Ей мы еще держались.
З у с т. Так вдруг неслышно и уехала. Не смогла с герцогом ужиться; велела оповестить дворянство, что воротится обратно. Да никто не верит.
П л о т н и к. А дворянство - бог ему судья - допустило-таки надеть нам эту новую петлю на шею. Они бы могли это отвратить. Провалились наши привилегии!
Е т т е р. Ради господа бога и не заикайтесь о привилегиях! Я чутьем чую казни поутру; солнце не хочет выглянуть, смрадом туман напитан.
З у с т. И принц Оранский уехал.
П л о т н и к. Выходит, мы уж совсем брошены.
З у с т. Граф Эгмонт здесь еще.
Е т т е р. Слава богу! Да укрепят его все святые на благое дело! Только он может как-нибудь помочь.
Фанзен входит.
Ф а н з е н. Вижу ли наконец горсточку, что в щель не забились?
Е т т е р. Окажите нам одолжение, ступайте дальше!
Ф а н з е н. Вы не очень любезны.
Е т т е р. Не такое время, чтобы любезничать. У вас опять спина чешется? Или вы поправиться успели?
Ф а н з е н. Что ж воина спрашивать о ранах? Кабы я считался с каждым пинком, из меня бы в свое время ничего не вышло.
Е т т е р. Это может повернуться серьезнее.
Ф а н з е н. Вы чуете, что гроза готова разразиться, и, кажется, уже со страху у вас руки и ноги ослабели.
П л о т н и к. Вот тебе-то придется кое-где в другом месте поразмяться, ежели ты не уймешься.
Ф а н з е н. Мыши злосчастные! Хозяин завел новую кошку, сейчас у них и ушла душа в пятки! Правда, чуть-чуть по-другому. Но мы поведем свою линию дальше, как до сих пор, - уж вы будьте покойны.
П л о т н и к. Ты наглый негодяй.
Ф а н з е н. Экий ты простофиля! Ты только не мешай герцогу. Так глядит старый кот, словно вместо мыши черта сожрал, и сил теперь нет его переварить. И пускай его! Нужно ведь и ему есть, пить, спать, как прочим людям. Я его не боюсь, только бы мы зря не торопились. Это он сгоряча так берется; спустя время он тоже увидит, что куда лучше жить в столовой, возле доброго куска ветчины, а ночью спокойно спать, чем в овине изощряться ради жалкой мышки. Только не мешайте! Знаю я наместников.
П л о т н и к. И сходит же с рук человеку. Кабы я в жизни своей что такое сказал, минутки бы себя в безопасности не чувствовал.
Ф а н з е н. Будьте покойны. О вас, червяках, и бог на небе не ведает, так что же толковать о правителе.
Е т т е р. Богомерзкая морда!
Ф а н з е н. Знаю я иных, которым куда бы лучше было, кабы наместо геройства была у них в теле портняжная жилка.
П л о т н и к. Что вы этим хотите сказать?
Ф а н з е н. Хм! О графе я мыслю.
Е т т е р. Эгмонт! Уж ему-то чего бояться?
Ф а н з е н. Я гол как сокол и мог бы целый год прожить на то, что он спускает в один вечер. И все-таки он мог бы мне отдать целиком годовой свой доход за то, чтобы получить хоть на четверть часа мою голову.
Е т т е р. Правильно ты о себе понимаешь. Да у Эгмонта в каждом волоске больше ума, чем у тебя в мозгах!
Ф а н з е н. Рассказывайте! Только уж никак не тоньше. Господа первым делом дают себя обманывать. Он не должен был доверяться.
Е т т е р. Что он городит? Какой такой господин?
Ф а н з е н. Да ведь не портной же.
Е т т е р. Немытое рыло!
Ф а н з е н. Желал бы я ему в тело вашего куража хоть на часок, чтобы он его разобрал и до тех бы пор задирал и зудил, пока бы он из города выбраться захотел.
Е т т е р. Неразумное вы болтаете. Он надежнее, чем звезда в небе.
Ф а н з е н. А падучей звезды не видал? Сорвется - и конец.
П л о т н и к. Кто же на него что-нибудь замышляет?
Ф а н з е н. Кто замышляет? А ты помешать, что ли, хочешь? Что же, ты восстание подымешь, ежели они его заберут да засадят?
Е т т е р. Ах!
Ф а н з е н. Что же, вы ребрами своими за него рискнете?
З у с т. Эх!
Ф а н з е н (передразнивая их). Ах! Эх! Ох! Ну, изумляйтесь по всей азбуке. Так дело стоит, так и стоять будет. Спаси его, господи!
Е т т е р. Ужасаюсь я бесстыдству вашему. Ну чего бояться такому благородному, прямодушному человеку?
Ф а н з е н. Плут везде в барыше. Он на скамье подсудимых - судья перед ним в дураках; в судейском кресле он весело играет роль инквизитора перед преступником. У меня была копия такого протокола, где комиссар от двора кучу денег и похвал получил за то, что он одного честного малого, как того хотели, произвел в плуты.