— Разве ты слепа, дитя?

Иллира решила, что этот незнакомец в видавших виды доспехах цвета бронзы и с проницательными темными глазами вполне заслужил проклятие С'данзо. У него поубавится высокомерия, когда он почувствует на себе его силу. Иллира обратила свои мысли в древние формулы, потом порылась в памяти, выискивая ритуальные слова, которые должны были слить ее желание с Видением.

Незнакомец подскочил к Иллире, — хотя она ни словом не высказала своего намерения, — и столкнул ее с камня. При этом его ладонь плотно запечатала рот женщины.

— Дура! — воскликнул незнакомец, швырнув Иллиру на землю. — Слепая дура! Сколько раз Санктуарий был по мелочным поводам проклят мелочными дураками, не способными узнать святость даже тогда, когда они встречались с ней лицом к лицу?

Иллира встала и отряхнула юбку от пыли. Незнакомец был слишком искренним в своем возмущении и слишком уверенным, чтобы прямо бросать ему вызов.

— Кто ты такой, чтобы бранить меня? — пробормотала она, глядя в землю. — Кто тебе поручил охранять Санктуарий? Ты просто один из чужаков, которые пришли подзаработать на постройке стены. Это мой дом, и я пошлю его ко всем чертям, если захочу того.

— Ты еще глупее, чем я думал, Иллира.

— Ну ладно, я не хочу, чтобы этот город шел ко всем чертям. Я хотела бы увидеть такой Санктуарий, в котором на улицах растут цветы, а честным людям не нужно прятаться по домам после захода солнца. Я хотела бы видеть такой Санктуарий, в котором мужчины любят своих жен, женщины любят детей, а у детей есть возможность расти не впроголодь. Да кто же не хочет увидеть Санктуарий таким? Но Санктуарий есть Санктуарий, и этого не изменить.

Иллира подняла глаза и бросила на своего собеседника сердитый взгляд, надеясь заставить его получше подумать, прежде чем говорить ей что-нибудь еще в этом же духе.

— Если ты сможешь заставить себя заботиться об этом городе, он может перемениться к лучшему. И может, даже станет таким, каким тебе хотелось бы его видеть.

— Хотела бы я дожить до этого! Кстати, а ты кто такой?

— Зови меня Пастухом.

Иллира наклонила голову и посмотрела на незнакомца повнимательнее. Кем бы он ни был, но домашнюю скотину он явно встречал исключительно в виде жаркого. Скорее уж этот тип похож на странствующего воина. Иллира отметила про себя, что незнакомец оставил на дорожке стреноженную лошадь, и то, что на дорожке сейчас не было прохожих. Не очень-то разумно спорить с человеком, если он носит на поясе и приторачивает к седлу с десяток разновидностей смерти.

— Хорошо, я благословляю Санктуарий…

— Сядь на камень.

Иллира уселась на ближайший камень и откашлялась, прочищая горло.

— Я благословляю Санктуарий! — повторила она. Порыв ветра швырнул ей в лицо пригоршню пыли. Эта пыль и бьющее в глаза солнце снова не позволяли ей хорошо видеть незнакомца. — Пусть его обитатели живут в мире. Пусть его правительство правит мудро. Пусть его стены будут крепкими, а кастрюли — полными. Ну как, этого хватит? — спросила С'данзо, искоса взглянув против солнца.

— Ты забыла о любви.

— Да, правильно. Пусть мужья любят своих жен, женщины любят детей, а дети… дети пусть любят, кого захотят.

— Пусть будет так, — заключил непохожий на пастуха Пастух. — Пусть все растет и зеленеет, ну и так далее. Хочешь выпить?

Он отвязал бурдюк для вина и протянул его Иллире. Иллира взяла бурдюк. У нее промелькнула мысль, что незнакомец хочет поставить ее в затруднительное положение. Немногие из горожанок могли поймать ртом вытекающую из бурдюка струю и не облиться при этом с ног до головы. Иллира могла. Она умела пить из меха — и научилась этому не из чужих видений. Это была одна из немногих вещей, которым ее научил отец. Вино было довольно неплохим — правда, чувствовался чересчур сильный привкус дубильных веществ — и явно нездешним. Иллира поймала ртом последние капли и вернула бурдюк хозяину, улыбнувшись, словно сытая кошка.

— Спасибо, — поблагодарила она и с немалым удовольствием заметила, что ей удалось удивить незнакомца своим искусством.

Незнакомец вскинул бурдюк над головой и развернулся таким образом, что чуть не задел Иллиру спиной. Сам он при этом оказался лицом к солнцу. Иллира не могла понять, с чего вдруг ему понадобилось так странно поворачиваться — ему же было неудобно! Вино струйкой пролетело мимо уха незнакомца и брызнуло на землю.

— Что ты делаешь?! — возмущенно воскликнула Иллира, поспешно подбирая юбку.

Но незнакомец снова сдавил бурдюк. На этот раз он украсил изрядным пятном полустершуюся надпись на камне, прежде чем приспособился и сумел сделать большой глоток. Для воина — а тем более для пастуха — такое неуклюжее обращение с бурдюком выглядело странным. Еще труднее было поверить в случайность, — особенно после того, как незнакомец взглянул на Иллиру и усмехнулся.

— Отсутствие практики, — прокомментировал он свою неудачу. Этому Иллира и вовсе не поверила.

— Я лучше пойду. Уже поздно. Я живу…

Иллира заколебалась: стоит ли говорить чужаку, где она живет. Впрочем, что-то подсказывало ей, что, даже если она и не назовет своего адреса, это не помешает незнакомцу при желании нанести визит им с Даброу. Женщина осторожно соскользнула с камня, избегая соприкосновения и с вином, и с незнакомцем, и сложила остатки своего обеда в корзинку. Ей казалось благоразумным побыстрее убраться подальше от этих камней. Незнакомец все еще продолжал усмехаться, когда каблучок Иллиры коснулся дорожки. Потом он расхохотался, и Иллира опрометью вылетела за ворота.

По правде говоря, было не так уж поздно — не намного позже середины дня, — а Иллира не собиралась возвращаться на Базар до захода солнца. День был приятным и теплым — такого теперь может не выдаться до следующей весны. Иллира решила еще погулять вдоль Главной Дороги и отправилась в путь — через внешний двор, мимо Губернаторской Аллеи.

Торговец Хакон бродил по своему обычному дневному маршруту, распевая: «Пирожное! Пирожное с ореховым кремом!» Несмотря на то, что Иллира недавно поела и в корзинке у нее было достаточно снеди, при этих его криках рот у нее наполнился слюной.

— Два пирожных… — начал торговец, увидев, как Иллира двинулась в его сторону. Потом он узнал женщину и закончил фразу уже тише:

— …за медную монету.

Иллира улыбнулась и протянула торговцу выщербленную монетку, полученную утром. Поскольку она купила два пирожных, второе Хакон завернул в клочок просвечивающего пергамента и сунул сверточек в складки шали Иллиры.

— Изумительно! — пробормотала Иллира, откусив кусочек сладкого пирожного, приправленного пряностями.

— Будет еще вкуснее, если с кем-нибудь поделиться.

Хакон имел в виду Даброу, но Иллире при этих словах представилось лицо Сайян. Иллира подумала: интересно, а кормилица хоть раз в жизни пробовала сладости, продающиеся только в приличных районах города? Маловероятно. Сайян утверждала, что выросла в Низовье, хотя Уэлгрин нашел ее в переулке Развалин. Иллира представила себе, какое выражение появится у Сайян, когда та откусит кусочек еще теплого пирожного, сделанного в форме морской раковины и начиненного ореховым кремом. Она свернула в другую сторону и поспешно направилась к Базару.

Кузня была пуста, но прежде чем Иллира успела забеспокоиться, она услышала плач Тревии и поспешила на этот звук.

— Я купила тебе пирожное, — с этими словами она и влетела в комнату, откинув занавеску.

Сайян улыбнулась, но улыбка почти затерялась среди ее безуспешных усилий успокоить младенца.

— Давай я подержу девочку. Пирожные нужно есть, пока они теплые — так вкуснее.

Иллира подхватила ребенка на руки и, даже не удивившись, обнаружила, что удобно пристроила девочку на сгибе руки. Она, оказывается, помнит, как укачивать ребенка, и пошевелила перед личиком девочки пальчиками. А поскольку пальцы Иллиры блестели от масла и крема, Тревия сочла их исключительно привлекательными. Она тут же потащила пальцы себе в рот и довольно зачмокала. Иллира почувствовала острый край зубок — видимо, они и были причиной плаксивого настроения малышки.