«Такие выразительные дополнения для подчеркивания мысли встречаются в енизеде, но там их никогда не ставят в конце фразы… Да, похоже, я действительно могу кое-что приобрести от этого визита!»
Мелилот пришел в состояние радостного возбуждения и кивком подозвал девочку, чтобы та налила еще вина.
Но Кликитагх отказался и прикрыл свою кружку широкой ладонью.
— Устал. Я спать. Должны идти мы.
И, словно получил позволение Жарвины, встал, взял перевязь с мечом, висевшую на спинке его стула, и протянул руку, чтобы помочь женщине подняться.
Жарвина не обратила на протянутую руку ни малейшего внимания.
Внезапный гнев окрасил щеки Кликитагха в более насыщенный оттенок красного цвета. Он сердито начал:
— Ты не…
— Мне нужно обсудить с Мелилотом кое-какие дела, — оборвала его Жарвина. — Кто-нибудь из мальчишек покажет тебе комнату для гостей. Я приду попозже.
Мелилот испугался, что Кликитагх затеет ссору, — а ссора с Жарвиной могла с такой же легкостью закончиться дракой, как ущемление самолюбия самого заносчивого головореза этого города, — и с усилием поднял свое грузное тело со стула.
— Так оно и есть, сударь, — подтвердил он. — Но я вас уверяю, что постараюсь сделать этот разговор как можно короче. — Мелилот заколебался, пытаясь оценить глубину и причины скверного настроения Кликитагха. — Если вы случайно опасаетесь, что я могу нарушить границы приличия и потребовать от дамы каких-либо интимных отношений, на которые сейчас имеете права лишь вы, то умоляю вас обратить внимание на явные признаки моей недееспособности в данной области.
Лицо Кликитагха осталось все таким же непроницаемым. Мелилот сообразил, что от испуга заговорил чрезмерно официальным и высокопарным стилем, совершенно непонятным для чужестранца. И поспешно поправился:
— Жарвина сказала все правильно. Комната для гостей в вашем распоряжении. Я бы хотел поговорить с вами, пока вы будете находиться в Санктуарии, о вашей родной стране, о ее языке и письменности. Для меня было бы большим удовольствием послушать ваши рассказы.
И было бы безнравственным отпустить вас в какую-нибудь кишащую блохами таверну вроде «Распутного Единорога». Потому я предлагаю вам остановиться у меня в доме до тех пор, пока вы не уладите здесь все ваши дела. Чувствуйте себя свободно, как…
Мелилот запнулся, не закончив фразы. Кликитагх нахмурился еще пуще прежнего. Рука чужака потянулась к рукояти меча — он отказался расстаться с оружием, хотя находиться в гостях и тащить за собой меч, когда усаживаешься за стол, — что может быть невежливее? Поверх его руки легла рука Жарвины, тонкая, но почти такая же сильная. С кислой улыбкой женщина сказала:
— Ты расстроил несчастного ублюдка. Не удивляйся. Я сейчас его отведу, утихомирю, а потом вернусь.
***
«Умиротворение» Кликитагха длилось так долго, что Мелилот начал подремывать — сказалось выпитое вино, — и уже подумывал о том, чтобы перенести эту беседу с Жарвиной на утро. На улице темнело. Приближалось наступление ночной тишины, после которого его гуси начнут реагировать на любой шум. Но тут Жарвина вернулась, — бесшумная, словно тень. Из одежды на ней была только собственная кожа. Женщина спокойно опустилась на стул. Мелилот отметил, что его догадка о шраме на груди оказалась верной.
— Уф! — воскликнула Жарвина, потрудившись все же понизить голос. — Если бы я знала, сколько беспокойства может причинять Кликитагх, я бы никогда не согласилась ему помочь. Слушай, может, ты все-таки проявишь немного сочувствия к бедняге?
— Лично я, — проворчал Мелилот, — нахожу, что самое простое в мире, — это стараться никого не жалеть. Чем он тебя околдовал? На моей памяти ты никогда не жалела никого, кроме себя, — ну и, может, еще Инаса Йорла.
Жарвина вскинула кружку, словно собираясь швырнуть ею в Мелилота, но когда он невольно дернулся, с кривой усмешкой опустила руку. Кружка оказалась пустой. Жарвина огляделась по сторонам и заметила девочку, тихо дремавшую в углу. Должно быть, Жарвина вспомнила времена, когда ей самой приходилось прислуживать Мелилоту за столом, а потому решила заняться самообслуживанием. Она налила себе вина, осушила кружку, снова наполнила ее и вернулась на прежнее место.
— Ну ладно, — вздохнула женщина. — Пожалуй, лучше будет, если я расскажу тебе историю Кликитагха.
— Я бы предпочел услышать, как идут дела с…
— Дела подождут до завтра! — прервала Мелилота Жарвина. — Или даже до послезавтра.
— Этого я и боялся, — пробормотал хозяин скриптория. — Каждый раз, когда ты возвращаешься в Санктуарий, в первый день у тебя обязательно находятся неотложные дела… Кстати, если на этот раз у тебя хватит денег, чтобы заплатить Инасу Йорлу за удаление шрама со лба, — Мелилот слегка оживился, — у тебя больше не будет появляться такой настороженный взгляд каждый раз, как ты откидываешь со лба челку.
— Да, это правда. Завтра я собираюсь посетить Инаса Йорла, как делаю это всегда.
Жарвина смотрела не на Мелилота, а на несколько поблекший, но все еще великолепный расписной потолок. Лампы И огонь от догорающих в камине поленьев отбрасывали на потолок причудливые тени, как будто какой-то волшебник подслушивал их разговор, и теперь отвлекал внимание, чтобы подновить заклинание невидимости.
— Но на этот раз Инас Йорл нужен не только мне.
— Для… него? — Мелилот, потянувшийся в этот момент за собственной кружкой, был так поражен, что чуть не расплескал ее содержимое.
— Да, для него.
Воцарилось длительное молчание, прерываемое лишь потрескиванием поленьев.
Потом с улицы донесся шум: стук сапог по мостовой. Это был ночной патруль, который состоял из людей, усвоивших здешние богомерзкие критерии порядка. Патрульные выходили на дежурство не иначе как в двойном составе, настолько беззаконным и неуправляемым был город — плавильный котел последнего отребья. Гуси привыкли к шагам патрульных, и вожак стаи отметил их проход всего лишь недовольным шипением.
Мелилот задумчиво посмотрел, как по шторам пробежал и исчез отблеск фонаря, который несли с собой стражники, и сказал:
— А ты уверена, что он не наложил на тебя какое-нибудь заклинание? В прошлом году ты мне сказала, что это будет твой последний визит к Инасу Йорлу. По крайней мере, последний, вызванный личными причинами. Ты сказала, что перестанешь к нему ходить после того, как твоему лицу будет возвращен такой же вид, как… — Мелилот кашлянул, прикрыв рот пухлой рукой, — как прочим частям твоего тела.
— Может, я еще передумаю, — пробормотала Жарвина. — Иногда совсем неплохо иметь возможность отвадить нежелательного поклонника, просто проделав следующее, — женщина опустила брови и взглянула на Мелилота из-под двух изящно очерченных дуг. Взгляд Мелилота против его воли тут же оказался прикован к ужасным, мертвенно-бледным рубцам, покрывающим лоб Жарвины и делающим ее красивое лицо более отталкивающим, чем наихудшие изобретения ястребиных масок.
— Но с ним эта штучка не прошла, — догадался Мелилот.
— Да. Сперва я пробовала. На него не подействовало. Тогда Кликитагх заинтересовал меня, — Жарвина мастерски воспроизводила последний звук имени. Мелилот, к стыду своему, понял, что ему придется попрактиковаться раз десять вслух и наедине, прежде чем он решится обратиться непосредственно к чужестранцу.
— И что же было потом?
— Потом я обнаружила, что с человеком может случиться и кое-что похуже того, что мне пришлось перенести в детстве.
На мгновение лицо Жарвины омрачили давние воспоминания. Мелилот вздрогнул. Он знал, о чем думает Жарвина. Девочку многократно изнасиловали, потом избили кнутом и оставили умирать среди развалин ее родного села Роща — которое теперь называлось Забытой Рощей, — когда ей едва исполнилось девять лет… Неужели бывает что-то хуже?
Видимо, Жарвина встретила человека, которому, на ее взгляд, довелось страдать еще сильнее. Что же за чудовищные события омрачали прошлое Кликитагха?