И это почти никогда не департаменты обороны или большие институты. Вам нужны зависимость и доверие. Эти особенности не могут быть в одном человеке или у миллионов.

Питер Тиль: Существует три точки зрения на то, кто определяет будущее: комбинация «сверху вниз» и «снизу вверх», творцы общественного мнения и сообщества. Давайте поработаем с идеей Майкла про сообщества. Представьте, что это всего лишь маленькая группа людей, работающих в технологической сфере, которая продвигает свои идеи.

Обри ди Грей: Я думаю, что довод про сообщества правильный. Майкл прав в том, что один человек ничего не изменит. Тут очень много зависит от инфраструктуры. В биологии работы обходятся в порядочную сумму денег. Разработка алгоритмов тоже может быть довольно дорогостоящей. Люди должны встраивать себя в сеть денежных потоков, неважно, идет ли речь о финансировании из средств предпринимателей, филантропов или общественности. Но действительно радикальные технологии, которые обсуждались на этом занятии, настолько ранние, что помощь филантропов будет, вероятно, играть ключевую роль еще некоторое время. Это может быстро измениться, если эти технологии сильно продвинутся, и больше людей увидят в них коммерческую живучесть. Когда общественное мнение поменяется, люди, которые захотят, чтобы их избрали, будут финансировать те вещи, которые хочет общественность, и мы увидим, что эти вещи начнут финансироваться больше.

Соня Аррисон: В каком-то смысле, желание видеть только один источник прогресса ошибочно. Прогресс может появиться, и обычно так и происходит, из многих сфер. Вещи взаимосвязаны. Идеи вырастают друг из друга, и часто идеи, которые казались непригодными, позднее могут сработать.

Вопрос из аудитории: Мы знаем, что в прошлом происходил прогресс. Но довольно редко этот прогресс выглядел так, как люди предполагали вначале. Так откуда вы знаете, что ваши заявления о том, как прогресс будет осуществляться в будущем, верны? Что вы думаете о расхожем мнении, что “большинство дискуссий о будущем — это или фантазии или хрень”?

Майкл Вассар: Люди привыкли прогнозировать будущее довольно определенным образом. Представьте, что вы ищете нефть. Это подразумевает довольно конкретный прогноз: в таком-то месте находится столько-то нефти, которая кончится через столько-то лет. Основная масса людей перестала это делать. Недавняя научная фантастика собирается сделать немного больше, чем научная фантастика прошлого.

Обычно было трудно предсказать далекое будущее. Возможно, относительно легко предсказать, что будет к концу 2020х годов, основываясь на предыдущем опыте. Но необычайно тяжело делать какие-то утверждения про 2040 год.

До эры кино и масс-медиа люди умели предсказывать будущее гораздо лучше. Они использовали логику и анализ трендов, а не то, что круто выглядит на большом экране. Современные прогнозы будущего больше нацелены на то, чтобы выглядеть вероятными, чем на то, чтобы делать обоснованные и точные прогнозы.

Смотрите на вещи, как у Нила Стивенсона в «Лавине» – там кое-где хорошая абстракция, кое-где сатира. Много деталей, которые, вероятно не будут такими в конце 2020х. Но мы можем воспринимать их как настолько же обоснованные, как и курцвеловские описания возможного будущего технологий.

Соня Аррисон: Этот вопрос в конечном итоге говорит “Окей, куча людей в прошлом ошиблась насчет будущего, поэтому зачем нам сейчас вообще говорить об этом?” Это нонсенс. Да, люди будут ошибаться. Но мы не говорим о догадках из серии “пальцем в небо”. Мы говорим о том, что есть сейчас и отталкиваемся от этого. Это не научная фантастика. Генная технология и терапия уже существуют.

Да, мы можем создать жизнеспособный код, как это продемонстрировал Крейг Вентер. Вопрос в том, сколько времени это займет, и насколько быстро мы сможем продвигаться вперед. Это вопросы, на которые трудно ответить. Но это не значит, что об этом не надо думать. Мы обязаны думать об этом. Тот факт, что у людей разные точки зрения, никак не обесценивает проект.

Вопрос из аудитории: Будущее будет научной или инженерной проблемой?

Обри ди Грей: Если так ставить вопрос – то мы ровно посередине. В медицине и вычислениях, например, мы видим переход от подходов, основанных на исследованиях и науке, к инженерному подходу.

Майкл Вассар: Наука имеет большее значение, чем инженерия.

Но говорить проще о последней. То есть некто должен использовать инженерию, чтобы отстранить 99.9% людей, которые не имеют представления о том, что происходит. Но затем этот некто должен погрузиться в науку вместе с оставшимися 0.1%. Вот откуда придут успехи.

Соня Аррисон: Еще есть проблема агрегирования знаний. Одному человеку трудно или невозможно знать все. И получается, что люди не знают, чем занимаются другие, поэтому иногда они работают над одним и тем же или чем-нибудь избыточным. С помощью компьютеров можно лучше организовать знания, относятся ли они к науке или инженерии.

Вопрос из аудитории: В области железа закон Мура, похоже, сохранит актуальность. Но в области программного обеспечения, процесс разработки и сотрудничества, кажется, будет улучшаться только линейно. Это проблема поиска средств ускорения или мы имеем дело с каким-то скрытым пределом в этой области?

Майкл Вассар: Линейный рост возможностей поможет вам преодолеть основные барьеры. Существует круг обратной связи. Линейный рост может быть достаточным, чтобы контролировать процесс, ускорить его и получить положительную обратную связь, чтобы увидеть изменения, которые приведут к экспоненциальному росту. И затем вы возвращаетесь к линейному росту. Это справедливо, вероятно, для всей психологии и искусственного интеллекта (который, по сути, есть психологическая инженерия).

Питер Тиль: Мы знаем, что на практике планирование времени очень важно.

Поэтому в то самое время, когда мы не знаем точно, когда воплотятся революционные технологии будущего, планирование времени играет очень большую роль. Это все научная фантастика, которая только лишь похожа на правду, и, может быть, не имеет смысла работать над этим сейчас. Это будет похоже на китайцев, которые пытались запустить ракету в 11 веке. Никто не работал и не мог бы работать над сверхзвуковыми полетами в средние века.

Обри ди Грей: Не думаю, что аспект времени настолько критичен. На пути к конечной цели всегда должны быть промежуточные точки. В 11 веке цель могла бы быть полететь на Луну. Но технологии тогда позволяли только, скажем, оторваться на один фут от земли. То есть, в то время вы могли бы получить ученую степень, если бы разработали систему, которая позволила бы вам оторваться от земли на 10 футов.