Мой непростой путь лежал через мост, который был перекинут через покрывшуюся коркой льда реку. Я всегда ходил в местах, где было поменьше народа, потому что в Рождественские каникулы все мои ровесники, желающие отобрать у меня шарф или толкнуть в снег, были на разных мероприятиях с большим количеством людей, посему я чувствовал себя более или менее спокойно и слегка рассеяно.
Однако, инстинкт самосохранения, к счастью, у меня выработался с малых лет, так что любую возможную опасность я чуял за несколько километров вперёд. Так и произошло в тот раз.
Мост был средним по длине, но довольно высоким, а река, что мёртвым полотном лежала под ним, была весьма глубока, и я прекрасно знал это, потому что были в моей жизни ситуации, когда мне приходилось в ней тонуть.
Подобно Мостам Любви где-то в далёкой Франции, на чугунных ставнях висели замочки, оставленные разными людьми в Новый год или в Валентинов день. Какое-то время они привлекали меня, завораживали и притягивали, заставляя останавливаться и часами разглядывать их, читать имена и свадебные пожелания. Так произошло и тогда.
Остановившись на мосту, я присел на корточки, и взял в руки один большой замок с нарисованным на нём гуашью сердцем. Его, скорее всего, оставили ещё в прошлом году, потому что с краёв он начал покрываться коричневой ржавчиной с красными оттенками, а клапан у основания уже слегка разболтался.
Долго любоваться им мне не пришлось, мой взгляд случайно упал вниз реки, на мальчика, который стоял на берегу, и пинал камни по льду.
Я встал с любопытством разглядывая его издалека. На нём был бордовый вязанный шарф, скорее всего сделанный его бабушкой или мамой, или сестрой, это не имело большого значения, и тёмный плащ, а волосы были странные, неестественно красного цвета, словно ненастоящие, которые неряшливо торчали в разные стороны.
Вид у него был совсем грустный, словно его только что кто-то сильно обидел. Я не смог увидеть его глаз, потому что он всегда смотрел вниз, продолжая пинать камни, которые с гулким шорохом прокатывались по поверхности льда вдаль и медленно тормозили недалеко от берега.
Я не торопясь шёл вперёд по мосту, продолжая наблюдать за странным мальчиком, стоящим у реки. Он так заинтересовал меня, что я не замечал ничего вокруг, поэтому умудрился врезаться в парочку влюблённых, идущую мне навстречу.
Спрыгнув с моста, я остановился, глядя в спину незнакомого мальчишки. Он вдруг шагнул вперёд, весьма уверенно двигаясь на льду. Он дошёл почти до середины реки, очевидно, пытаясь добраться до камня, который улетел дальше всех, и остановился, наклоняясь и беря его в руки.
В сердце что-то кольнуло, когда он развернулся ко мне. Только теперь я с трудом, но мог разглядеть его алые глаза, смотрящие на меня. Теперь вид у этого мальчика был не просто несчастный, но ещё и больной.
Глаза у него были грустные, как у брошенного щенка, так что я сразу почувствовал, как на моём лице проявилось ярко выраженное чувство жалости и сострадания.
Всё это время, пока мы смотрели друг на друга, я не мог понять, почему он такой грустный, но все мысли выветрились из моей головы в мгновение ока, как только мальчик ступил мне навстречу.
По округе разлетелся звук трескающегося льда, и через секунду алоглазый парнишка скрылся под водой, а вместе с ним вниз, прямо в пятки, отправилось моё сердце.
Словами не передать, как мне было страшно. Я рванулся к берегу, без труда вскакивая на лёд и тут же подползая к тому месту, где он и провалился. Мне понадобилось пара секунд, чтобы определить, где находится этот несчастный мальчик.
Я не знаю каким образом мне удалось схватить и вытащить его обратно, но я уверен, что-то помогло мне тогда, но я не знаю что это было, кроме как божья помощь.
Я не мог позволить ему умереть, ведь он выглядел ещё несчастнее, чем я. Возможно, мне стало жалко его, а может я увидел в нём себя. Не мог же я дать самому себе утонуть?
Точно помню, что едва он оказался на суше, сразу начал отплёвываться и кашлять, а я без сил упал на каменистый берег, раскинув руки в стороны. Вся его одежда была насквозь мокрая, а со светлых, красных волос капала вода. Промёрзшая земля отталкивала меня своим холодом, и вскоре я встал на ноги, отдышавшись.
— Ну и ну, — покачал я головой, с тоской глядя на мальчика моего возраста, которому только что спас жизнь.
Он выпрямился и посмотрел на меня. Я знал его всего семь-восемь минут, но искра, которая внезапно зажглась в алых глазах, она удивила меня, словно её не должно было быть вообще.
Я до сих пор не понимаю, что она означала, но кроме неё в его глазах я ясно видел благодарность. Но фраза, которую он сказал вместо привычного “спасибо” или что-то в этом роде, заставила меня усомниться в его нормальности.
— Скажи, — наконец отдышавшись, сказал он, глядя на меня. — Что лучше: лапша или рис?
Я стоял, как вкопанный, и смотрел на него так, словно он только что спустился с небес, или выбрался из Ада.
— Рис, — наконец ответил я, чем в ответ озадачил своего собеседника. — “Или лапша?..”
Готов поспорить, он не ожидал, что я отвечу. А я ответил. Да что уж, даже я не ожидал, что отвечу, но ответил.
Тот день я не забуду никогда, потому что именно тогда я нашёл своего первого и единственного лучшего друга. Вы, конечно, узнали этого странного мальчика с алыми глазами. Кодзато Энма был со странностями с самого первого дня нашего знакомства.
Вскоре мост заменили на новый, более широкий и крепкий, но я всё ещё помню те замки, а он — те камни, из-за которых мы встретились.
Ах да. С тех пор я так и не узнал что люблю больше — рис или лапшу.