В августе 1644 года Фуке и трое его спутников выехали из Гренобля в Париж. По дороге они остановились в Валансе, чтобы помочь местным властям справиться с беспорядками. Выслушав жалобы и пообещав расследовать нарушения, экипаж намеревался покинуть Валанс, но в пригороде Бург-сюр-ла-Валанс ему преградила путь толпа крестьянок и жен ремесленников. Разъяренные женщины напали на едущую без охраны карету и вытащили из нее пассажиров – Фуке и еще трех чиновников. Двоих сразу увели, – одного из них позже нашли убитым. Тот, что оставался с Фуке, выхватил было шпагу, но Фуке заставил спутника вложить оружие в ножны, чтобы не разъярить нападавших. Затем Фуке спокойно пошел навстречу летящим в него камням и проклятиям и заговорил с толпой. Он говорил без остановки, перекрикивая шум: спрашивал о претензиях, обещал выявить злоупотребления и наказать виновных. Первые ряды стали прислушиваться, их настроение переменилось. Образовав вокруг Фуке и его товарища защитную цепь, нападавшие увели их в соседний дом.
Вскоре вооруженный дворянский отряд отбил Фуке и его спутника и доставил в резиденцию епископа. Когда из Гренобля подоспели войска, Фуке с их помощью подавил беспорядки, но также и принял меры, чтобы успокоить население. Предполагаемых убийц другого спутника он передал местным властям для расследования [65].
Драматическое происшествие в Валансе дает некоторое представление о важных чертах характера Фуке. Одну из них можно охарактеризовать не просто как смелость и стойкость перед лицом превосходящей силы, но и хладнокровие, способность не терять головы «под огнем». Его красноречие сработало потому, что он смог мгновенно просчитать намерения нападающих. Нет, он не отрицал, что их претензии обоснованны. Скорее, он сочувствовал им и таким образом перенаправил их гнев с себя на систему, частью которой являлся.
Трагический инцидент привел к отзыву Фуке в столицу, однако не повредил его дальнейшей карьере. В 1646 году его снова назначили интендантом и послали в Каталонию: присоединиться к армии под командованием графа д’Аркура, разобраться с острой нехваткой продовольствия и расследовать обвинения в адрес некоторых высокопоставленных подчиненных графа. В 1647 году – новое назначение, на этот раз в Пикардию, где армия сражалась с испанцами, стоящими на равнине. Мазарини хотел, чтобы Гастону Орлеанскому[66], номинальному главнокомандующему французскими войсками, сообщили, что на его назначении настояла сама королева [67]. Во время командировки интенданта при осаде Ленца был смертельно ранен маршал Жан де Гассион[68]. Как высшее должностное лицо, представляющее короля, Фуке взял руководство подчиненными Гассиона на себя и обеспечил передачу командования и организацию зимних квартир в конце военного сезона. В Париже это восприняли очень хорошо [69].
В мае 1648 года Фуке был назначен интендантом в Généralité Парижа, теперь он отвечал за мирный – и эффективный – сбор налогов, а также за снабжение и дисциплину в королевских войсках, размещенных в окрестностях столицы. Но это назначение омрачилось первыми шагами к затяжной гражданской войне, известной как Фронда[70]. Началом ее в 1648 году послужило «восстание судей» Парижского парламента и аналогичных высоких судов против новых мер королевского правительства, которыми оно пыталось увеличить доход государства. В частности, планировалось создать на продажу дополнительные должности и ввести новые налоги, вся тяжесть которых ложилась на плечи беднейших и наименее привилегированных парижан. Выступая против этих налоговых инициатив, суды и судьи принимали на себя роль защитников народа от грабительской политики правительства.
У магистратов высокого суда, конечно, был в деле и свой интерес. Некоторые меры, принятые еще Ришелье и Людовиком XIII и развиваемые Мазарини и регентшей, не нашли поддержки у королевских чиновников, служивших становым хребтом королевского правительства. К 1640 году на королевской службе насчитывалось около 37 тысяч штатских, в основном на судейских или финансовых должностях. Эти должности подразделялись на ранги, от верхушки – членов парламента и королевских казначеев, до провинциальных магистратов и далее – местных сборщиков налогов и таможенников [71]. Практически все эти должностные лица покупали свои посты. Другими словами, должности воспринимались как собственность, в которую можно инвестировать, возвращая инвестиции из соответствующего посту жалованья (gages). Эту собственность, как и любую другую, можно было перепродавать и передавать.
В 1635 году Ришелье втянул Францию в Тридцатилетнюю войну против испанских и австрийских Габсбургов[72]. Война, вялая и затяжная, привела к тому, что королевское правительство оказалось в катастрофической финансовой ситуации. Практически все деньги, попадавшие в королевскую казну, шли на военные действия, поэтому чиновники жалованья либо не получали, либо получали в очень урезанном виде. Одновременно, чтобы пополнить казну, создавались и продавались всё новые должности. Рост предложения и доступности должностей и одновременно – перебои с выплатой жалованья обесценивали уже существующие должности. Снижались их инвестиционная привлекательность и цена при перепродаже. Таким образом, королевские чиновники одновременно теряли и в доходах – из-за невыплаты жалованья, и в стоимости капитала – из-за снижения инвестиционной привлекательности своих должностей.
Вдобавок чиновники вынужденно подписывались на разнообразные правительственные займы – из опасения, что, если этого не сделать, появится еще больше должностей или же правительство отменит специальное распоряжение (paulette), которым обладателю должности даже на смертном одре разрешалось завещать или передавать пост другому лицу. И в провинциях, и в Париже среди служащих – от заурядных сборщиков налогов до высших магистратов – росло недовольство политикой регентши и королевскими советниками. Упреки прежде всего адресовались Мазарини и суперинтендантам финансов, которые считались ответственными за эти схемы [73].
К ропоту состоятельных и привилегированных кругов добавлялось растущее озлобление и гнев простых людей, которые несли основное налоговое бремя. Размеры базовых налогов также неуклонно повышались. Это относилось к талье и дополнительным сборам, которые в сельской местности или деревушках взимали с фермеров и мелких ремесленников. Росли и разнообразные непрямые налоги, например на соль, с продаж, а также пошлины на перевозку товаров и еды из одного района в другой. Непрямые налоги удорожали еду, напитки и другие предметы первой необходимости для жителей больших и малых городов, что вызывало постоянные беспорядки.
Единичные крестьянские волнения и бунты в провинциальных городах случались еще при Ришелье, когда ярость, вызванная величиной налогов, достигала точки кипения. Местных мытарей нередко выпроваживали силой, а иногда и линчевали. В ответ Ришелье карал доведенных до крайности налогоплательщиков как за крамолу и измену. Входили войска, подавляли протест, а участников примерно наказывали – например, через повешение с конфискацией. Королева-мать и Мазарини придерживались этих же методов, но от беспорядков в сельской местности они помогали плохо. Год за годом налоговое бремя становилось тяжелей, волнения ширились. К концу 1640-х годов целые районы во Франции, включая отдельные города с пригородами, стали очагами восстаний и мятежей. Правительство явно теряло контроль над сельскими регионами. В Дофине Фуке убедился в этом непосредственно [74].
