– Чем занимаешься?

– Каменотес. В похоронном бюро типа памятники тешу.

– А у меня квартира есть, – самодовольным тоном произнес Санек. – Тачки только не хватает. Так что я здесь из-за тачки…

– Смотрите, как человек! – Катя указала на красноватую скалу в конце ущелья. Она словно нависала над ним.

– В самом деле! – воскликнул я. – Похоже на профиль злого старика. А та пещера – в виде ромба, в центре скалы, видите? – как прищуренный глаз. – Знал бы я тогда, какие события будут связаны с этой пещерой! – Наше ущелье напоминает мне китайские горные пейзажи. А пейзажи у китайцев замечательные. Глаз невозможно оторвать, – взволнованно продолжал я. Всегда волнуюсь, когда говорю о том, что люблю. И всегда ругаю себя за восторженность. Вернее, не за восторженность – способность восторгаться я в себе ценю, – а за неспособность ее скрывать. – В умении писать пейзажи с китайцами и японцами никто в мире не сравниться. С какой изысканностью они написаны, с каким безупречным вкусом! – Катя смотрела на меня, не отрываясь, глубоким, загадочным взглядом. Я заметил презрительную улыбку Санька и замолк. Мне стало неловко за эту тираду. Никогда не стараюсь показывать свои знания, тем более с целью произвести впечатление. Я даже не понимаю, как можно уважать за знания. Человека можно уважать за многое, но только не за знания.

– Ну а вы, девчонки, как решились поехать? – спросил Санек. – Надеюсь, наш бригадир предупредил, что работа эта каторжная, крестьянская.

– Ну, ты скажешь тоже – каторжная! – с неудовольствием буркнул Костя.

– А я в деревне родилась, крестьянскую работу не боюсь! – засмеялась Катя.

– А сейчас где живешь? – расспрашивал Санек.

– Мы с Алисой из Таласа. Во Фрунзе в июле приехали. Поступать в пединститут. Не прошли, баллов не хватило, – весело рассказывала Катя.

– Я после школы тоже поступал. Провалился. Больше не пытался. Так вы в этом году школу закончили?

– Нет, в прошлом… Домой решили не возвращаться. По сравнению с Фрунзе Талас – деревня.

– И русских там совсем мало, – добавила Алиса. – А во Фрунзе их большинство.

– Сейчас денег заработаем, снимем комнату, – продолжала Катя. – Будем готовиться. Через год снова попробуем поступить.

– А сейчас где базируетесь? – спросил Костя.

– У моей тети, – сказала Алиса. – Только она уже намекать стала, что мы ей в тягость.

Санек закурил. Протянул пачку Кате.

– Будешь?

– Нет.

– Я вчера же видел, что ты куришь.

Костя, Антон и я с удивлением взглянули на Катю. Мы думали, что в бригаде курит лишь Санек. Она покраснела. Сказала тихо:

– Сейчас не хочу.

В небе уже сияли удивительно яркие звезды. Где-то ухал филин.

Костя вдруг произнес:

Открылась бездна звезд полна;

Звездам числа нет, бездне дна.

– Пушкин? – спросила Катя.

– Вроде он.

– Ломоносов, – поправил я. – Да, лучше о бесконечности вселенной не скажешь! Стихотворение называется: «Вечернее размышление о божием величестве при случае великого северного сияния».

И снова Катя одарила меня загадочным взглядом.

По профессии я преподаватель русского языка и литературы. Но по специальности уже больше года не работал. Нервная слишком работа. Трудился где придется. Несколько раз увольнялся. Из-за начальников. Один заставлял лгать, два оказались хамами…

– Подъем в семь, – сообщил Костя.– Хорошо работается до солнца… Да, надо на завтра выбрать дежурного. Обязанности дежурного: встать на полчаса раньше, разогреть завтрак, разбудить остальных: вечером приготовить ужин… Ладно, на завтра дежурным я себя назначаю. Своя рука владыка. Потом будем чередоваться.

– А обед? – спросила Катя.

– Обедать будем на горе, по-спартански. С собой будем съестные припасы брать. Завтра, впрочем, здесь пообедаем, завтра у нас неполный рабочий день.

Приготовление ужинов Алиса и Катя великодушно хотели взять на себя. Мы проявили мужское благородство, не согласились: уставать-то все будут одинаково.

Мы затушили пламя. Девушки пожелали нам спокойной ночи и забрались в свою палатку. Я долго не мог уснуть. Все вспоминал те два Катиных взгляда.

3

Проснулся я от приятного воркованья. Костя хлопотал возле очага. Вершины гор были уже оранжево-розовыми. Он показал на двух птиц, похожих на голубей, но мельче и изящнее. Они сидели на яблоне.

– Горлинки. Здесь и дикие голуби есть. Видел одного.

Антон тоже встал. Остальных пришлось будить. После завтрака Костя достал из кармана сложенный вчетверо договор и бережно развернул.

– Некоторые моменты хочу напомнить… «Трудовое соглашение №44… Бригада сборщиков в лице поименованных ниже обязуется проработать в Киргизской конторе «Лекраспром» на сборе эфедры горной хвощевой с 8 августа по 15 ноября 1981 года в качестве сезонных сборщиков…» Так… «Участок Ыссык-Су»… Так, дальше… «Обязуется… Соблюдать трудовую дисциплину, выполнять и перевыполнять… Бережно относиться к имуществу конторы… Срезанную зфедру бригада сдает… « Так, так… «Всего 18 тонн…»

– Не накосим мы столько, – прервал Санек.

– Почему же? По три тонны на брата. За три-то с лишним месяца? Ну, а если не выполним план, никто же нас не расстреляет. Оплата сдельная, только меньше бабок получим.

– Чур, каждый за себя. Сколько накосил, столько получил.

– Так всегда и делают… Про оплату. «Заготовитель обязуется оплатить по цене 300 руб. за каждую тонну эфедры горной, упакованной в…» Так, это понятно… А, вот: «В случае обнаружения на приемных пунктах в сдаваемой затаренной эфедре примесей: камней, древесины или других видов растений виновные сборщики несут материальную и… – он поднял палец, – …уголовную ответственность». Когда будем чикинду сдавать, каждый десятый мешок вспорют, проверят. На наличие посторонних предметов. Был же случай: один умник для веса камни в середину мешков положил.

– И что? Его судили? – спросила Катя.

– Да нет. Замдиректора, Иван Фокеевич, покричал только. Зам – мужик неплохой. Ну и на работу больше не брали, конечно.

– Дай-ка взглянуть, – сказал Санек.

– У тебя же есть копия договора. Всем же дали.

– Ты думаешь, я его читал? – Санек пробежал глазами договор. Хмыкнул. – Мартышихин Антон. Подходит. В школе Мартышкой звали? Так? – Антон нехотя кивнул. – Каратеев Олег.– Санек перевел глаза на меня. – Татарин, что ли?

– Русский, – ответил я сухо. Бесцеремонность всегда меня коробит.

– Это дворянская фамилия. Сосед Тургенева по поместью был Каратеев, – вступила в разговор Алиса.

– Верно, Алиса, – с удивлением подтвердил я. – Как ты это узнала?

– У нас дома книга есть о жизни Тургенева. Это мой любимый писатель.

Катя взглянула на меня с живым любопытством.

– Так значит, ты дворянин, Олег?

– Только на четверть. Дед со стороны отца был дворянином.

– А это чувствуется, – серьезно сказала вдруг Катя.

– Вот еще что, – произнес Костя, засовывая договор обратно в карман. – Документы, деньги в палатке не оставляйте. Носите с собой.

Он выдал всем по напильнику, дешевому перочинному ножику, цыганской игле, брезентовой рукавице, бинту и отрезку бельевой веревки. Заставил каждого отмотать себе клубок от мотка шпагата.

– На горе объясню.

– Это завскладом так раздобрился? – спросил Санек.

– Он только веревку и шпагат дал.

– Выходит, мы тебе должны. Сколько?

– Потом сочтемся, – отмахнулся Костя.

– Какой у нас заботливый бригадир, – с улыбкой сказала Катя.

– Молодчик! Реально, – поддержал ее Санек. – Весной у нас не такой бригадир был. Тому все по фиг было.

– Ну я же сказал, что инвентарем обеспечу.

Полезли на гору, к кустам эфедры. Они росли зеленым островком прямо на осыпи.

– А вот это эфедра полевая. – Костя показал на несколько низких кустиков. – Не путать с горной. Полевую не принимают, в ней алкалоидов мало. Она толще. На ощупь жестче. Сизоватая, видите?