Я мгновенно вскакиваю с постели и бегу в ванную. Меня рвет, как только я опускаюсь к сиденью унитаза. Душ останавливается и Найл выходит, обернув полотенце вокруг бедер.

Он ничего не говорит, когда держит мои волосы в хвосте, чтобы я не испачкалась, и я склоняюсь над унитазом, пытаясь сбросить, но ничего не приходит.

— Попробуй ммм... бля, я не могу поверить, что говорю это. Заставь себя вырвать. Это поможет.

Я киваю и толкаю два пальца в глотку, как делаю это обычно, но в итоге выходит только жидкость.

— Рей, почему... блять, почему нет никакой еды?

Почему ты не заметил этого когда меня стошнило ранее? Иисус дал мне перерыв.

Я не отвечаю и откидываюсь на пятки, после того как заканчиваю. Я чувствую себя немного лучше, поэтому встаю с пола и снова полоскаю рот и чищу зубы.

— Рей?

— Что? — спрашиваю я, встретив его взгляд в зеркале.

— Ты одна из тех девочек, которые не едят, чтобы похудеть, — утверждает он, нахмурив брови.

— Нет.

— Да, это так.

— Если бы это была правда, то я была бы худой.

Он издает глубокий вздох.

— Ты не должна быть чертовски худой, чтобы иметь расстройство пищевого поведения!

Я закатываю глаза, хотя знаю, что он прав.

— Я устала. Я собираюсь спать.

— Прекрасно, — фыркает он, закрывая дверь, как только я выхожу из ванной.

Я забираюсь в кровать и натягиваю одеяло до подбородка, прежде чем беру телефон, чтобы проверить сообщения. У меня два пьяных смс от Джейка, взволнованное сообщение от Луи и Софи, и Снап с Ли-Энн и Аароном, которые надулись из-за того, что я ушла.

Найл возвращается из ванной, после чего надевает футболку и боксеры, но выходит через дверь. Он возвращается через две минуты с яблоком и фруктовым батончиком.

— Съешь это.

Я зажимаю нос.

— Не нужно нянчиться со мной. Я могу позаботиться о себе сама.

— Нет, ты не можешь! Я чувствовал твои тазовые кости. Это не хорошо, Рей.

Я беру яблоко и сажусь к изголовью кровати, когда он ползет, чтобы сесть рядом со мной. Он наблюдает за тем как я жую, и я корчу рожу, чтобы он не пялился.

Я следую за его взглядом, который направлен на мою правую руку.

— Так вот почему у тебя иногда красные следы или небольшие шрамы на правой руке? Потому что ты заставляешь себя сбрасывать? — спрашивает он.

— Зачем тебе знать все эти подробности?

Он пожимает плечами.

— Просто замечал.

— Это странно, — вру я. Тот факт, что он обратил на меня внимание, когда я не замечаю, заставляет что-то мягкое вспыхнуть внутри меня.

— Итак, как долго это продолжается?

— О чем ты говоришь?

— Хватит придуриваться, Рей. Я о твоем расстройстве пищевого поведения.

— Тьфу, кончай с этим дерьмом. Это психическое заболевание. Я на диете.

Он проводит рукой по волосам, расстроившись.

— Ты умрешь. И я не хочу, чтобы ты умерла. Я тебе это уже говорил.

— Я не умру, если потеряю несколько фунтов.

Он затыкается и берет свой телефон, что-то набирая.

— Что? — спрашиваю я, когда я вижу, как его лицо твердеет, в то время как он читает все, что написано на экране.

— Физические последствия голода часто необратимы и отражают очень высокий уровень смертей, связанных с нервной анорексией, — начинает он, после чего смотрит на меня сурово, и я откусываю яблоко, продолжая есть. — Последствия анорексии это: бесплодие, отключение основных систем организма, повреждения мозга... — его голос немного дрожит — инсульт и смерть. Черт возьми, Рей!

Я смотрю на него, пораженно.

— У меня было это в начале средней школы, и я все еще не умерла.

Он трет лоб ладонью, думая.

— Пожалуйста, просто позволь мне помочь тебе, ладно? Я просто хочу помочь. Меня не волнует, ненавидишь ли ты меня.

— Я не ненавижу тебя за желание помочь, я просто... Я не думаю, что это сработает. Я не хочу помощи.

— Есть разница между хочу и надо, Рей.

— Найл, — вздыхаю я, заканчивая последние кусочки яблока.

Он протягивает мне батончик, не говоря ни слова, и я принимаю его, потому что, по правде говоря, я действительно немного голодна. Я проверяю количество калории на задней стороне упаковки. 80 ккал. Тьфу.

— Перестань считать калории.

— Тебе легко говорить, знаешь, — говорю я, разворачивая упаковку. — Я бы хотела быть такой, как ты. Иметь быстрый метаболизм и быть в состоянии, чтобы съесть все, что захочу, не беспокоясь о калориях и не чувствовать необходимость блевать каждый раз, после приема пищи. Я хочу этого, Найл, но не могу. Я просто не могу. Я пробовала. Люди не любят меня, когда у меня есть лишний вес.

— Ты не... Кто говорит дерьмо о твоем весе? Ты серьезно ставишь внешний вид выше своего внутреннего мира и здоровья тела, просто чтобы угодить другим людям?

Я смотрю на батончик.

— Нет. Я делаю это, чтобы чувствовать себя хорошо. И когда люди любят меня, я чувствую себя хорошо.

Найл закрывает глаза на мгновение.

— Ты хочешь, чтобы кто любил тебя? Кого ты пытаешься впечатлить?

— Каждого.

— Все не могут быть довольны.

Я закатываю глаза, откусывая.

— Знаешь, ты говоришь о позитивности тела, но ты никогда даже не смотрел в мою сторону за эти четыре года, пока я реально не начала терять вес.

— Что? — спрашивает он, потрясенно. — Я никогда даже не знал кто ты, потому что я был на год старше! Ты была тихая, и я просто... Смотри. Ничье мнение не должно быть важнее твоего собственного.

— Тебе легко говорить. Каждый тебя любит, так как у тебя идеальная жизнь.

— Моя жизнь далека от совершенства.

Я делаю еще один укус, и батончика уже нет. Я проглатываю его должным образом, прежде чем начать говорить.

— Давай, Найл. У тебя есть все. Деньги, много друзей, хорошая внешность, удивительные родители. Ты всем нравишься.

— Хорошо, прежде всего. За деньги нельзя купить счастье, ладно? Это фигня. Девяносто процентов людей, с которыми я знаком, не волнует, кто я как человек, и моя внешность не имеет никакого отношения ко мне.

Он останавливается, и я знаю, что он думает о том, должен ли он продолжать говорить или нет. Я выключаю свет, чтобы он не чувствовал себя уязвимым. В темноте всегда легче сказать правду.

— И мои родители. Они далеко не удивительны. Они ссорятся все время, везде. Они собираются разводиться, когда я выпущусь.

— Откуда ты знаешь?

— Я видел документы на развод в кабинете моего отца. Они еще не подписаны, но их подпишут.

Найл делает короткую паузу.

— И они никогда не были там, — говорит он, глядя на свои руки, лежащие на бедрах.

— Что ты имеешь в виду?

— Они всегда заняты. Едва бывают дома. Они всегда говорят, что придут посмотреть на мою игру, но ты знаешь сколько матчей они посетили за последние пять лет, с тех пор как я присоединился к команде?

Я качаю головой.

— Ни одного.

— Вот почему ты всегда ищешь кого-то?

Он кивает.

— Я всегда знаю, что они не придут, но я до сих пор ищу их, потому что возможно, только возможно, они могут придти.

Моя голова и сердце болит.

— Я сожалею.

— Все нормально. Я не нуждаюсь в твоей жалости. Я просто хотел доказать тебе, что моя жизнь не так идеальна, как ты думаешь. И не все любят меня.

— Это не соответствует действительности. Буквально все в школе любят и восхищаются тобой. Кроме учителей, но они не...

— Я не люблю себя, — прерывает он, поворачивая голову, чтобы посмотреть на меня. — И если я не могу любить себя, тогда я не могу принять, что другие любят меня. Поэтому, когда ты сказала мне, что любишь меня... Я не мог поверить в это, понимаешь? Странно думать об этом.

Я прикусываю губу, чтобы не начать плакать.

— Ты такой... — говорю я, думая, как сказать. — Ты прекрасный, Найл.

— Спасибо, — фыркает он.

— Нет, ну правда. Я говорю это не для того, чтобы заставить тебя чувствовать себя лучше. Все твои друзья заботятся о тебе так много, потому что ты смешной и милый... иногда, и ты очень заботлив о вещах, которые тебе нравятся, это просто... Ты действительно удивительный человек. Вот почему люди восхищаются тобой. Потому что тебя не волнует, что думают о тебе другие и ты сам по себе.