Овальная голова венчала по-женски покатые овальные плечи, упитанный овальный животик слегка колыхался при каждом движении, и пухлые овальные ручки и ножки гармонично завершали этот образ, придавая своему обладателю сходство с бейсбольным мячом.

Он и перекатывался как мячик, говорливый и беспокойный, фонтанирующий жестикуляцией и не оставляющий собеседнику ни малейшей возможности вставить ни полслова.

– Из полиции? Прелестно! – весенней птичкой щебетал он, направляясь в сторону Гурова. – Признаюсь, мы даже не ожидали. Кто бы мог подумать, что вы отреагируете так оперативно. Обычно ваша контора старается прикрывать своих. Понимаете – рука руку моет, – многозначительно глянув и интимно понизив тон, проговорил овальный господин. – А тут – кто бы мог подумать! Владислав Игоревич только сегодня утром подал жалобу, и вот вы уже здесь, у нас. Ах да! Я не представился. Азимов. Азимов Яков Михайлович. Я здесь старший. Старший по смене, скажем так. Да, детка? Ступай, работай.

Яков Михайлович ласково потрепал по щеке улыбчивую официантку, и та исчезла из поля зрения, догадавшись, что мешает разговору.

Гуров, поначалу несколько удивленный столь радостному гостеприимству в отношении сотрудника полиции, постепенно начинал понимать, в чем дело.

Очевидно, сбылись худшие предположения Орлова, и Полонский действительно подал жалобу по поводу своего испорченного праздника. А его самого, похоже, приняли здесь за человека, уполномоченного провести по этой жалобе проверку.

Что ж, тем лучше. Эта нежданно-негаданно свалившаяся на его голову «легенда» откроет многие двери, которые при других обстоятельствах наверняка остались бы для него закрытыми, и развяжет языки.

– Может быть, пройдем ко мне в кабинет? – между тем говорил Азимов. – Беседовать здесь будет неудобно. Пускай люди спокойно покушают, зачем портить пищеварение разговорами о делах.

Следуя приглашению Якова Михайловича, Гуров прошел в дверь, ведущую из обеденного зала во внутренние помещения. Оказавшись в полумраке коридора, освещенного лишь интимным мерцанием каких-то ночников, Гуров через несколько шагов вошел в еще одну дверь, гостеприимно распахнутую перед ним «старшим по смене». Теперь он находился в просторной комнате, богато и несколько претенциозно отделанной. Из традиционных принадлежностей кабинета здесь имелся только письменный стол с компьютером. Все остальное – и тяжелые портьеры с кистями, и огромный низкий диван с бесчисленным множеством подушек, и всевозможные зеркала и пуфики – ораздо больше напоминало женский будуар, чем помещение, предназначенное для решения деловых вопросов.

– Я здесь отдыхаю, – как бы оправдываясь, произнес Азимов, по-видимому догадавшись по выражению лица, о чем думал сейчас Гуров. – Вы не представляете, какая это нервная работа. С одной стороны, требовательные хозяева, с другой – капризные клиенты. Ты все время как между двух огней. У каждого свои причуды, каждый хочет личного внимания. И все требуют, требуют. Разрываешься, можно сказать, на части, а что взамен? Никакой благодарности. Впрочем, я отвлекся, простите. Присаживайтесь, пожалуйста, вот сюда, в это кресло. Так, значит, вы по жалобе? Хотите узнать подробности некорректного, скажем так, поведения коллег? Прелестно! Постараюсь помочь всем, чем смогу. Вас, простите, как звать-величать, если не секрет?

– Гуров Лев Иванович, – наконец-то прорвался полковник в этот нескончаемый поток слов.

Он снова хотел показать удостоверение, но Азимов протестующе поднял руку.

– Что вы, что вы! Это совершенно излишне! Доверие – вот главное, на чем должны строиться отношения между людьми, я всегда это говорил.

Вспомнив, что «детка» удостоверение видела и, несомненно, начальству все как следует доложила, Гуров не стал настаивать. Доверие так доверие.

– Так что же произошло здесь вчера? – коротко спросил он и поудобнее устроился в кресле, предвидя, что теперь не скоро у него будет новая возможность сказать что-то.

– О! – оживился Азимов. – Диверсия! Настоящая диверсия, иначе просто не скажешь. Так бесцеремонно, оголтело врываться! Это неслыханно! Солидный, уважаемый человек проводит семейное торжество, отмечает день рождения любимой дочери и вдруг – такое! Неслыханно! Впрочем, я по порядку. Мы праздновали, веселились, все были в совершенно очаровательных, оригинальных костюмах. Знаете, как на венецианском карнавале. Маски, плащи, все такое. Это Владислав Игоревич придумал, чтобы сделать приятное Инге, своей дочери. Она у него большая поклонница Италии и вообще девушка с отменным вкусом. Учится в дизайнерской школе, очень талантливый человек. И вот к таким людям ваши, с позволения сказать, коллеги бесцеремонно врываются в самый разгар праздника под предлогом, что здесь якобы скрывается какой-то уголовный авторитет. Но позвольте! У нас приличное заведение! Это оскорбление, в конце концов! Я уже не говорю про Владислава Игоревича, совершенно справедливо возмущенного этой выходкой, но даже я, я сам и то пришел в негодование. Приличные, культурные люди! С какой стати ваши, с позволения сказать, коллеги явились сюда искать какую-то уголовщину?

– Если я правильно понял, кого-то даже попытались задержать? – поспешил вклиниться Гуров в микроскопическую паузу, возникшую в прочувствованном монологе Азимова.

– О! Это самое невероятное! Не просто «кого-то», а племянника Владислава Игоревича, ни больше ни меньше! – с пафосом воскликнул «старший по смене». – Образованнейший, талантливейший мальчик, завораживающий, волшебный тенор, учится в Гнесинке, и вот – извольте. Оказывается, он-то и есть тот самый уголовный авторитет. Неслыханно!

– Но как так получилось, что пытались задержать именно его? Ведь внешность подозреваемого всегда известна.

– Вот уж не знаю! – возмущенно фыркнул Азимов. – Не знаю, как оно так получилось. Разве что ваши, с позволения сказать, коллеги сами толком не представляли, для чего явились сюда. Хотя постойте. Если мне не изменяет память, Женечка, кажется, был в маске. Ведь вчера все здесь были в масках. Да-да, теперь я вспомнил. Он был в маске, но это совершенно не меняет дела. В маске, без маски – какая разница? Главное – то, что вторжение это было незаконным и, уж простите за выражение, наглым.

– Вы сказали, что этого молодого человека зовут Евгений? А фамилию вы случайно не знаете?

– Как же! Разумеется, знаю. Я ведь говорил вам, это – племянник Владислава Игоревича, а он наш постоянный клиент, один из самых уважаемых. Он на короткой ноге с хозяевами, да и я сам прекрасно знаю эту семью. Приличные, культурные люди. Конечно, такие большие праздники Владислав Игоревич устраивает нечасто, но обедать заходит, да и так иногда, поговорить, обсудить какие-то вопросы с партнерами. Понимаете – бизнес-ланч?

– Да, конечно. Так как же фамилия этого парня?

– А вам зачем?

Быстрые глазки Якова Михайловича на секунду остановились и глянули настолько умно и пронзительно, что в этот момент Гуров готов был поклясться, что этот человек не только во всех мельчайших деталях знает все про семью Полонского, но и самолично выводил за руку Котова через потайной ход вчера вечером.

Несмотря на это неожиданное озарение, он сумел удержать себя в руках и, продолжая сохранять на лице равнодушно-нейтральное выражение, как ни в чем не бывало пустил в дело козырь, который давала ему «легенда».

– Думаю, имеет смысл поговорить с этим молодым человеком, ведь получается так, что он здесь – главный пострадавший. Именно его пытались задержать наши сотрудники, а с какой целью – непонятно. Возможно, он тоже захочет подать заявление или добавить что-то от себя.

– Вот-вот, – снова придав лицу обычное выражение, заговорил Азимов. – Именно! С какой целью? Вот главный вопрос, на который все мы хотели бы получить ответ. Если это интрига, направленная лично против господина Полонского, необходимо выяснить, кто скрывается за всем этим, и привлечь к ответственности. А что до Жени, то, что ж, поговорите с ним. Березин его фамилия. Евгений Березин – красиво звучит, не правда ли? Он вчера пел нам. Ведь когда эти ваши, с позволения сказать, коллеги ушли, мы, разумеется, продолжили праздник. Волшебный, неповторимый голос! И его – записать в уголовники! Неслыханно!