От этого крика боль в виске застучала сильнее, почти нестерпимо. Он в раздражении выключил звук. Теперь на экране рты орали беззвучно, беззвучно кипели страсти. Немая суета мельтешила на экране, немая.
Но боль в виске не утихала, она заползала выше, медленно и неумолимо, еще мгновение - и стальным обручем она сдавит ему череп. Он знал, что это неотвратимо, и знал почему.
Кадры на экране мельтешили, как будто их прогоняли с двойной скоростью. Беззвучно гремела музыка, извивались в немом танце фигуры, немыми взрывами дыбилась земля, неслись по автострадам машины, толпы тащили транспаранты. Толпы, толпы, толпы... Толпы муравьев облепили шарик. Муравьи мчат в машинах, суетятся на космодромах, строят дома. Муравьи кишат, любят, сходятся и расходятся, обжираются и голодают. Муравьи пишут книги, пляшут до упаду, придумывают себе имена и дела.
Муравьи мнят себя венцом творения!
Боль нарастала, но теперь он знал - скоро она отпустит. Он понял это только что и поразился - как не понял этого раньше: нужно сунуть горящую палку в этот муравейник, нужно разворошить, истоптать его, развеять в пыль - и боль уйдет, испарится, исчезнет навсегда.
Он протянул руку и резко провернул Ключ два раза.
За спиной кто-то тихо вскрикнул. Он резко обернулся и облегченно хохотнул: - А, это ты, Софи!
Ручная сова - живой талисман - смотрела на него немигающими желтыми глазами сквозь редкие прутья клетки.
Он пожал плечами и положил ладонь на Клавишу. Сейчас он легонько, совсем легонько надавит - и из шахты медленно тронется и поползет вверх, утробно урча, палка в сто мегатонн. А через три минуты двадцать две секунды она воткнется в муравейник. Неважно где - по эту сторону океана, по ту ли все равно. Через три минуты двадцать две секунды начнется последняя мировая война - "" конец муравейнику!
Сова захлопала крыльями, щелкнула клювом и сказала: - Одумайся, человек!
Он обернулся: - Что?
Сова повторила, глядя немигающим желтым глазом: - Одумайся!
- Заткнись! - чувствуя, что боль вот-вот замутит сознание, прохрипел он и, страшась не успеть, нажал Клавишу...
Врач третьей секции взглянул на табло - звонок шел из восемьсот двенадцатой палаты. Ткнув кнопку, он вызвал семнадцатый этаж: - Звонок из восемьсот двенадцатой. Если нужно, примените транквиллизатор.
Через десять минут звякнул вызов внутренней телесвязи. На экране появилось слегка озабоченное лицо надзирателя семнадцатого этажа: - Больной номер восемьсот двенадцать скончался.
- Ваш предварительный диагноз?
- Крайнее нервное истощение. Вы же знаете, где он служил. Плюс наркотики.
- Хорошо. Внесите сведения в компьютер.
- Слушаюсь...
...Он щелкнул переключателем на дверном косяке и сказал в переговорную мембрану: - Дежурный номер 813 прибыл.
Блеснув пластиком, бронированная дверь беззвучно отошла в сторону. Он шагнул внутрь, и дверь встала на место, слившись со стеной. Сидевший у пульта встал, буркнул "привет" и проговорил уставную фразу: - Семнадцать ноль-ноль. Дежурство сдал.
- Семнадцать ноль-ноль. Дежурство принял.
Он уселся поудобнее в вертящемся кресле, крутнулся влево-вправо, покосился на Софи, немигающе смотревшую из-за прутьев клетки, щелкнул тумблером командного устрoйства - мигнул огонек готовности. Проверять, собственно, незачем, но таков заученный порядок, помогающий скоротать хоть часть времени - впереди четыре часа дежурства, или, попросту говоря, скуки.
Закончив ненужную, но обязательную проверку, он откинулся в кресле.
Помигивали разноцветными огоньками индикаторы, медленно подрагивали стрелки на квадратных циферблатах- еле слышно жужжали сервомоторы, готовые принять команду. В овальной крышке пульта желтел вертикально воткнутый Ключ. Чуть правее - красная Клавиша.
На экране телевизора шли кадры какой-то хроники. Не вслушиваясь, он стал нажимать кнопки дистанционного переключения программ. Эта игра ему всегда нравилась: легкое нажатие кнопки, и жизнь начинает скакать галопом, превращаясь в нелепый калейдоскоп, в котором, подчиняясь легкому прикосновению, лихорадочно сменяют друг друга живые картинки. Кадры прыгают, кто-то что-то орет, кто-то стреляет в кого-то, кто-то чистит зубы, рыдает, хрипит в микрофон, колотит в барабан...
И тут на экран выплыло обыкновенное человеческое лицо. Это было так неожиданно - в этой вакханалии музыки, стрельбы, рекламы, колотивших по ушам и по нервам,- обыкновенное человеческое лицо.
Он вслушался в слова диктора за кадром: - ...дважды лауреат Нобелевской премии, член Национальной Академии наук США Лайнус Полинг...
Человек на экране заговорил, но он, не вслушиваясь, быстренько подсчитал - сколько стоит этот док. Две Нобелевские премии - это же не два цента. И почувствовав невольное уважение, он вгляделся в говорившего: ...война стала невозможной до той поры, пока человечество будет сохранять здравый смысл, до той поры, пока не произойдет какой-нибудь технической неполадки, способной привести к катастрофе...
Индикаторы помигивали, стрелки покачивались, еле слышно жужжали сервомоторы, Ключ прочно стоял в гнезде, Клавиша дремала, а человек на экране продолжал: - Ядерные арсеналы двух крупнейших держав обладают сегодня суммарной разрушительной силой в шестьдесят тысяч мегатонн. Изучая возможные последствия ядерной войны, ученые обычно предполагают, что будет использовано двенадцать тысяч мегатонн,..
- Сто мегатонн мои,- кивнул он экрану,- сто мегатонн, док!
- ...мощность всех взрывных устройств, примененных в ходе второй мировой войны, составляет шесть мегатонн.
- Слышишь, Софи? - обернулся он,- а у меня-то сто?
- ...иными словами, во время ядерного конфликта, если он случится, взрывная сила будет в две тысячи раз больше чем за весь период мировой войны. И вырвется она на свободу в течение одного-двух дней, а не. за пятилетие. Наша цивилизация перестанет существовать, если возникнет ядерная война, в этом нет сомнения. Согласно исследованиям последних лет, посвященным "ядерной зиме", те, кто сможет пережить огонь, прямую радиацию и разрушения первой фазы войны, все равно погибнут от холода, голода и эпидемий.
- Не пугай, док,-насмешливо откликнулся он,- зарабатывай лучше третью премию и считай денежки!
Легкое прикосновение - и на экран вывалился грандиозный бюст, по барабанным перепонкам ударил вопль, камера отъехала - в мечущихся снопах цветных прожекторов конвульсивно дергалась, едва не заглатывая микрофон, звезда сезона Суси.
- Вот это получше,- с удовлетворением подумал он, откинулся в кресле, похлопав по карманам, вытащил пачку сигарет. Сова тревожно вскрикнула, завозилась в клетке. Он щелкнул зажигалкой. По комнате поплыл сладковатый запах марихуаны...
...Снег лежал до Яковлева дня, а на осень мороз побил хлеб, и зимою был глад, осмина ржи стоила гривну... В следующем годе также глад: люто было, осмина ржи стоила две гривны, и ели люди лист липовый...- он замотал головой, пытаясь стряхнуть нелепый сон. Но это был не сон, и он это знал, но вскочил из-за стола, швырнул рейсфедер на доску, как будто надеясь, что резкий стук собьет странное состояние, наплывшее на него снова - ив который уже раз... Но рейсфедер только равнодушно звякнул, а у него в ушах продолжал звучать далекий детский голосок, вдруг сменявшийся сиплым старческим шепотом и снова выраставший до пронзительной высоты: ...и ели люди лист липовый, кору березовую, солому, мох, падали мертвые от глада, трупы валялись по улицам, на торгу, по путям и всюду... Наняли наемщиков возить мертвяков из города, от смрада нельзя было выйти из дому, печаль, беда на всех!..
Голосок умолк, как оборвался, а может, его заглушил странный непривычный шум, ворвавшийся в комнату,- заколотила в стекло ветка, жалобно заскрипели стволы, тонко свистя, завертелся ветер, ероша темную хвою, грозя разнести избушку по бревнышку, застонал Дикий бор...
"Какой бор? Откуда бор?" - закричало у него внутри, и он обессиленно осел на стул. Шум пропал, как не было.
