<p>
Магнус запрещает себе чувствовать. Особенно любить. Особенно смертного. Такая любовь жгучая и болезненная, невыносимая и быстротечная. Магнус запрещает себе любить смертного.
С бессмертными всё иначе, с ними проще и слабее. Но так же быстротечно и больно, потому что маги слишком игривы и непостоянны, а вампиры — холодные и жаждущие новой крови. Магнус запрещает себе любить кого-либо.
Когда Алек впервые переступает порог "Пандемониума" и видит хозяина заведения, он не ощущает абсолютно ничего. Магнус сидит в дальнем углу на диванчике в окружении полуголых девушек и парней. Его карие, впрочем, самые обыкновенные глаза бегают взглядом по танцполу, чуть щурясь от ярких неоновых лучей светомузыки. Рубашка с глубоким вырезом демонстрирует подкачанные грудь и торс, длинную шею с красивым кадыком, густо увешанную цепочками и кулонами. Он с шикарной и немного небрежной укладкой, которая выглядит так, будто он только что трахал кого-то. Или кто-то трахал его — это же Магнус Бейн — Верховный Развратник Бруклина. Его руки расслабленно лежат на коленях мулатки-фейри и качка-оборотня, сидящих по обе стороны от него. Пальцы с черным маникюром и блестящими кольцами нежно поглаживают тонкие коленные чашечки девушки и жестко впиваются в такие же, только округлее, парня. От этого создается впечатление, будто руки Магнуса живут своей собственной жизнью, причём каждая своей, демонстрируя двуликость их владельца. И когда он видит нефилима с голубыми глазами и соблазнительной руной уклонения на шее, он чуть подается вперёд, представляя, какой соленый вкус останется у него на языке, если он оближет этот знак.
Если бы Алека в этот момент спросили, что он видит, и указали на Магнуса, он бы ответил, что конфету. Самую обычную, но в вычурной яркой обертке, сорвав которую, ты не найдешь чего-то особенного внутри. Впрочем, ему с детства нравились обычные карамельки, так что не ему судить о вкусах.
Вкус у Магнуса вишневый, как и его рубашка, которую Алек сорвал с него минуту назад, рассыпав по полу кучу мелких пуговиц. Они стучали, словно дождь по крышам ранней весной, и Лайтвуду понравился этот звук, он обещал себе повторить однажды. Если Магнус разрешит...
Магнус запрещает себе любить кого-либо и чувствовать что-либо. Он разрешает Алеку скрашивать своё бессмертие и нескончаемую скуку. Магнус разрешает нефилиму врываться к себе в лофт после полуночи, когда тот возвращается с очередного рейда. Он разрешает ему сбрасывать грязную, пропитанную демонической кровью одежду прямо на пол в гостиной и идти голышом и без стеснения в его душевую. Магнус разрешает Алеку стоять там ровно пять минут под горячими струями воды, а затем выливать на ладони сразу половину банки геля для душа. Голубоватая субстанция пахнет свежестью, мускусно-терпкими нотками и истинным мужчиной. Бейн с помощью магии регулярно ворует баночку этой душистой прелести из ближайшего супермаркета. Самому Магнусу по душе сладкая корица со слабыми отголосками ванили и горсткой бронзера, чтобы кожа потом блестела и заманчиво переливалась. После Магнус разрешает Алеку выходить мокрым, наплевав на полотенце и оставляя за собой мелкие лужицы-следы, и валить себя на кровать, поставив на четвереньки. Лайтвуд всегда выбирает только эту позу, жестко хватая его за бедра и оставляя не успевающие сходить синяки от пальцев. Пальцы, к слову, у него сухие, горячие и чуть шероховатые от тетивы лука и стрел. Наутро, когда Алек уходит, Бейн рассматривает россыпь свежих отпечатков у тазобедренных косточек. Чуть выше, на груди и шее таким же хаосом созвездий краснеют засосы. После первых двух ночей вместе Магнус выглядит как шлюха — дешевая, распутная, покрытая метками. "Только клейма не хватает на заднице..." — хмыкает он себе под нос и уже вечером разрешает Алеку вонзить зубы в правую ягодицу.
Магнус разрешает брать себя. Он разрешает Алеку неожиданно, быстро и без прелюдии. Он разрешает сразу два и без смазки — болезненно и сухо, но не менее сладко. Магнус разрешает Алеку одним толчком и без предупреждения, не давая привыкнуть и подстроиться. Он разрешает глубоко и резко, до звёздочек перед глазами и шума в ушах. Магнус разрешает Алеку хрипло, влажно и внутрь, чтобы потом белые капли текли по ногам. И он не разрешает себе любить кого-либо, как и излечивать утром ноющее от боли тело.
Магнус разрешает себе лечить только Алека, когда тот иногда вваливается к нему с раной, вспоротой до костей, и ядом демона в крови. Магнус разрешает синим искрам падать густым потоком, не жалея сил. А когда нефилиму становится лучше, и дальше справляется Иратце, Магнус разрешает себе опуститься на колени. Он разрешает Алеку зарываться в волосы, портить укладку и чуть больно тянуть за цветные пряди. Он разрешает толкаться навстречу и до упора, когда дышать становится невозможно, а на глаза наворачиваются слезы. Магнус разрешает себе чуть отстраняться в последний момент, чтобы горьковатые капли попадали на губы, и слизывать их — горячо, порочно, как нравится Алеку.
Магнус не разрешает себе любить кого-либо и ощущать что-либо. Он не разрешает лезть себе в душу и видеть себя без марафета. Когда он не успевает снять макияж и украшения до возвращения Алека, тот просто сдергивает с него все эти побрякушки вместе с одеждой, после чего хватает пальцами за шею сзади и толкает в душевую, откручивая кран, не сильно заботясь о температуре воды и уж тем более о том, что мыло щиплет глаза. Лайтвуд просто трет его лицо и тело, смывая эти осточертелые блёстки, которые он так ненавидит, убирая с кожи любой косметический запах, оставляя Магнуса настоящим, без нарисованной маски. Бейн только Алеку разрешает видеть себя таким: сначала с блядскими потёками туши и подводки на щеках, а потом чистого и беззащитного, почти невинного. Магнус разрешает ему видеть себя всего — голого, открытого, с узкими кошачьими зрачками внутри желто-зеленых радужек.
Магнус не любит, когда кто-то нарушает его личное пространство. Да, раньше он часто приводил в свой лофт кого-то на ночь, в этой квартире протрахана каждая горизонтальная поверхность и даже стены, но в спальне никто ни разу так и не побывал, кроме самого Бейна, Черча и Председателя Мяо. И ещё Алека. Магнус разрешил ему, впрочем, нефилим и не спрашивал, он просто пришёл однажды вечером, сообщив, что жутко устал после рейда, после чего принял душ и уверенно переступил порог спальни, словно бывал здесь сотни раз. Бейн не успел возразить, просто удивленно наблюдал, как божественно красивый обнаженный нефилим забрался под одеяло и улегся на красные шелковые простыни. Алек тогда не менее удивленно посмотрел на него, приглашающе (?!), будто это его, а не Магнуса, спальня и кровать, приподнял одеяло, сонно спросив: "Ты разве не собираешься спать?" Бейн разрешил себе послушно забраться следом, а крепким покрытым рунами рукам сгрести себя в охапку и подмять под теплый бок. Магнус никогда раньше не разрешал кому-то засыпать рядом с собой.
Магнус любит шумные вечеринки, но не устраивает их дома, для этого у него есть "Пандемониум". Дома же есть два кота, один из которых не разрешает прикасаться к себе даже хозяину. Магнус не знает, зачем всё ещё держит у себя этот комок шерсти, но и выгнать Черча невозможно, да и небезопасно. Мохнатая увесистая тушка постоянно шипит, сверкает гневным взглядом и предостерегающе херачит когтями подушку под собой, если кто-то пытается вторгнуться в зону её комфорта. Странно, но когда Алек приходит в лофт впервые и восторженно выдыхает что-то вроде нелепого "киса", а потом подхватывает кошака на руки, отчего Магнус испуганно охает, не успев предупредить и уже представляя расцарапанное лицо нефилима, Черч разрешает Лайтвуду тискать себя. Председатель Мяо тут же забывает о корме и вертится под ногами у Алека, обращая на себя внимание. Магнус с особым трепетом относится к Великому Мяо, поэтому не разрешает кому-либо прикасаться к своему любвеобильному питомцу. Алеку откровенно плевать, он подхватывает Председателя второй рукой и садится на диван, удобно устроив котов на коленях и продолжая их гладить.
