Я отвлёкся от своих мыслей, отвечая на вопрос нани относительно приготовленного подарка, и, поучаствовав очередной парой фраз в беседе, ход которой весьма неплохо удерживал Иша, снова погрузился в свои мысли, поглядывая на румяное личико сестры, с которого не сходила улыбка, и на спокойное и уверенное лицо доктора, который, тем не менее, не сводил с неё откровенно влюблённых глаз.
Итак, Шьям. Я почти закончил изучать отчёт, представленный мне мистером Шетти. Я был готов к тому, что могут вскрыться небольшие махинации зятя, уже убедившись в его гнилой натуре, но то, что нарыл детектив, тянуло на долгий и долгий срок. Пользуясь своим статусом адвоката, он проворачивал запутанные махинации, обманывая своих клиентов, выманивал деньги за липовые договорённости с судьями, подкупал свидетелей, а иногда и просто запугивал, чтобы они дали нужные показания, – и это лишь верхушка айсберга. Детектив сработал чётко, представив не только анализ его деятельности, но и собрав достаточное количество улик и свидетельских показаний. Как раз до запротоколированных бесед со свидетелями я сейчас и добрался, внимательно изучая их благонадёжность.
Скоро, очень скоро Шьям Джа станет прошлым семьи Райзада. Предложенный мной выбор он не сможет проигнорировать. Либо он даёт развод сестре и уезжает из Индии навсегда, либо я даю отмашку на возбуждение уголовного дела. Да, в данном случае пострадает наша репутация, да, это может ударить по доходности компании. Но я выплыву, мы сможем это пережить. Счастье сестры – настоящее, не иллюзорное, и спокойствие моей семьи стоили такого риска.
Звонок в дверь прервал мои размышления, и семья поднялась с дивана, собираясь приветствовать виновницу торжества. Я немного отстал от Анджали, дожидаясь торопившуюся к двери Кхуши, и, перехватив её руку, вместе с ней подошёл к весело гомонящим, уже обнимающим похорошевшую Паяль, родственникам.
Кхуши.
Гости потихоньку заполнили гостиную, сгруппировавшись небольшими компаниями, оживлённо переговаривались, угощаясь напитками, фруктами и сладостями. Арнав и Акаш с Паяль составляли центральную группу, к которой время от времени подходили остальные гости – поздравить в очередной раз сестру или выразить восхищение убранством дома.
Я же контролировала достаточность закусок и напитков, направляя слуг наполнять опустошающиеся с невиданной скоростью столики. При этом я всё время поглядывала в сторону входной двери. Сердце ёкало каждый раз, когда дверь приоткрывалась, пропуская, увы, очередных гостей. Арнав сказал, что отправил за родителями и тётей машину, и я всем сердцем ждала и боялась их появления. Боялась, что суровое сердце тёти так и не дрогнет, несмотря на слова Паяль о том, что они простили меня. Было очень сложно поверить…
Через час я была уже издёргана метущимися чувствами и возложенными на меня обязанностями по контролю за праздничными мероприятиями. Когда агент танцоров передал, что девушки готовы к выступлению, я отозвала Арнава и попросила его объявить гостям о необходимости пройти в огороженную часть гостиной, где располагалась сцена и были расставлены стулья, чередующиеся столиками с напитками. Мне понравилась эта идея на аукционе, и я с радостью наблюдала, как потянувшиеся в ту зону гости рассаживаются группами по интересам, с удовольствием прихватывая со столов охлажденные безалкогольные коктейли.
Тук-тук, тук-тук… – суматошно билось сердце. Я осталась практически одна в центральной части гостиной, когда заиграла музыка и вспыхнули огни, освещая красиво украшенную сцену, где начинала свой завораживающий танец умелая танцовщица под нежную мелодию «Вечность любви». Я заслушалась, вплетая биение сердца в рваный ритм барабанов, поддерживаемый негромкими хлопками получавшей удовольствие публики.
Тихий скрип двери был подобен грохоту грома, заглушившему все посторонние звуки, и, поворачиваясь, я уже знала, кого увижу.
Тётя вошла первой, открывая дверь нараспашку, чтобы папа смог въехать на инвалидном кресле. Следом за ним шла мама. Слёзы уже застилали глаза, и я неверными шагами пошла навстречу, надеясь… всем сердцем и душой надеясь на прощение. Шаг, ещё шаг. Я не видела почти ничего из-за дрожащей пелены в глазах. Почему так тихо? Почему так плохо вижу? Чуть не запнувшись о папины ноги, я рухнула на колени, наконец-то догадавшись сморгнуть слёзы.
- Дочка, – негромкий, запинающийся, не проговаривающий звонкие звуки голос папы был, тем не менее, именно его голосом, наполненным невыразимой нежностью и любовью. Я так и стояла на коленях, неизвестно когда вцепившись в его руку, которую то осыпала поцелуями, то прижимала к влажной от хлынувших слёз щеке.
- Папа, папочка… – голос срывался, выдавливаясь сиплым шёпотом. Я замерла, почувствовав на своей голове благословляющую руку отца, и только тогда, неверяще, подняла на него свои глаза. И чуть не захлебнулась рыданием, не веря своему счастью, почувствовав море тепла и любви, одаривающих непутёвую дочь мягкой нежностью.
- Не… плачь. – Я услышала эти слова отчётливо, снова прижимаясь губами к мозолистой, но самой нежной на свете руке.
- Ну всё, ну всё… – подозрительно шмыгнула носом тётя, потянув меня за плечи, принуждая встать с колен. Я поспешно склонилась перед ней, ожидая благословления.
- Эх, Лунатичка… – тётя была на удивление немногословна, коснувшись моей головы благословляющим жестом, а после стискивая в крепких объятиях. – Иди уже, обними маму, – стесняясь проявления чувств, посторонилась она, подтолкнув меня, когда я застыла в нерешительности, испугавшись сделать последний шаг.
- Кхуши, дочка… – я несмело взглянула ей в лицо. И, как и у папы, как и у тёти, увидела в глазах– прощение. Прощение, и, несмотря ни на что, любовь. Мама быстро отёрла слёзы тыльной стороной ладони и раскрыла мне объятия. А я, чувствуя себя снова маленькой восьмилетней девочкой, только-только обретшей новую семью, также несмело обняла её в ответ, уже не пытаясь удержать глухие рыдания, разрывающие грудь. Повторяя сквозь слёзы только одно слово:
- Простите… простите… простите…
Мама обхватила меня крепко, прижимая меня к себе так долгожданно, так искренне, что все мои страхи улетучились – меня приняли, меня снова приняли в семью.
Шмыганье носом, раздавшееся со стороны тёти, больше походившее на прочистку воздухом водопроводных труб, нарушило тишину счастливого умиротворения, накрывшего коконом меня и родителей.
- Ну, хватить слёзы лить, Божешьтымой! – громко, скрывая дрожь в голосе, произнесла тётя. – У нас сегодня праздник, в конце концов. Успеем еще с нашей сумасшедшей наобщаться. Куда уж мы от нашей непутёвой денемся? Карма такая… – ворчливо закончила тётя, и, перекинув косу на другое плечо, решительно двинулась вперёд, к звукам музыки, прихватив с собой на буксире улыбнувшуюся через плечо маму.
- Папа, я сама тебя отвезу, ладно? – присела я на корточки перед своим отцом. Он кивнул! Несильно, но весьма ощутимо! Он действительно идёт на поправку. – Папочка, как же я рада за тебя! – снова поцеловала я его руку, обхватив её двумя руками. – Арнав сказал, что врачи дают благоприятный прогноз, со временем ты будешь полноценно разговаривать и сможешь ходить. – Я умолчала о том, что врачи отводили под это не более сорока процентов, твёрдо уверенная, что отец справится.
- Арнав… я рад… что… муж.
Я снова всхлипнула – у меня никак не получалось успокоиться. Я и не подозревала, что папа уже настолько хорошо говорит.
- Я тоже, папочка. Он очень-очень хороший, – я улыбнулась сквозь слёзы, не в силах оторваться от папы, который с мягкой улыбкой снова положил руку на мою голову и чуть двигал пальцами, пытаясь погладить меня.
- Кхуши… – голос Арнава вплёлся в идиллию, никак её не нарушая. – Дядя, приветствую вас. – Я посторонилась, давая возможность Арнаву поздороваться с папой.
- Сынок… здравствуй… – папа благословил склонившегося к его ногам Арнава.
- Дядя, – начал Арнав, почему-то виновато взглянув на меня, – я хотел извиниться перед вами за наш поспешный брак с Кхуши. Это целиком и полностью моя вина, не осуждайте её. И, если сможете простить, благословите нас. Это нужно ей, – он коснулся моей щеки, стирая мои слёзы, совершенно не стесняясь улыбающегося отца. – Как вы знаете, меня не интересуют ритуалы и верования, но Кхуши будет легче, если вы благословите нас.
