Так о чём я?.. Ах, да. У твоего чудесного детектива очень грустный секретарь. Недолюбленный, понимаешь? Когда женщина в районе тридцати лет недолюблена, её так легко соблазнить, запутать, опутать… Лишить чести и совести…
Мне незачем выходить на крупную фигуру, чтобы сделать ответный ход, шурин. Ты соколом летаешь в небе, я же – голубем собираю крошки на земле… Маленький человек может сделать многое, даже не понимая, насколько многое. Через день два отчёта будут готовы. Угадай, шурин, какой из них попадёт в твои руки? Уж не тот ли, который, забыв покой и сон, готовил твой любимый зять? Угадал, Арнав! Именно тот. Ну, зачем тебе правда, очищающая мою любимую до хрустальной прозрачности? Зачем тебе моя любимая?!
… и ты бросишь мою Кхуши. А я не гордый, шурин, я подберу…
Анджали.
Оставшись незамеченной своим мужем и Кхуши, я вернулась в свою комнату. Растеряно села на кровать, привычным защитным жестом накрыв живот. Мысли суматошно скакали, пытаясь прорвать лавину чувств, подбирающихся ко мне. Сердце не справлялось, бешено билось в рваном ритме. Я помотала головой, пытаясь удержать подступающую истерику. Вцепилась ногтями в запястье, как сомнамбула глядя на живот.
- Удержись, удержись, – шептала сама себе, – ради малышки, удержись…
Перед глазами всплыло лицо мужа, говорящего Кхуши о любви. Своей любви не ко мне, жене, нет. К ней.
Не удержалась…
Истерика накрыла с головой, вспенилась захлёбывающимися рыданиями, сотрясая меня и мою веру в своё счастье до основания, разрушая с такой любовью и заботой оберегаемые стены моего маленького иллюзорного мирка. Оставляя лишь пыль сокрушённой картонной твердыни.
Я сползла с кровати на пол – так легче… Твёрдость пола оставалась единственной связующей с реальностью вещью. Всё остальное поглотила тьма, жадно поедая оставшиеся крупицы света, с наслаждением вслушиваясь в изрыгаемые мною проклятия предавшему. Мужу.
Уши словно забило ватой, и я не слышала собственный голос, повторяющий – за что, Богиня? За что?! Неужели любви было – мало? Неужели приношений было – недостаточно? Неужели посты держались – не правильно?
Почему? Почему?! Почему…
Я монотонно била раскрытой ладонью равнодушный пол, стараясь уничтожить расщепляющую сознание на «до» и «после» боль.
Истерика длилась, с удовлетворённым равнодушием совершая всё новые витки, забирая с каждым всё больше и больше сил, затапливая проливавшимися слезами, иссушая палящим предательством. Длилась, длилась, длилась…
Пока не забрала всё. И только после этого вынесла опустошённую душу на голый каменистый берег, лениво вышвырнув выпотрошенную оболочку Анджали Джа… Нет, Анджали Сингх Райзада...
Едва слышным шелестом песка осознание просачивалось под кожу, царапая сухой болью каждую клеточку тела. Спасения от неё не было. Не в этом мире…
… Малышка легонько толкнулась, и снова. Я подняла голову с холодного пола, прислушиваясь к беспокойству дочки. Поспешно села, обхватывая живот обеими руками.
- Тшш… Тише, принцесса, мама рядом… – легонько покачиваясь, я говорила глупости, ласковые и милые, с единственной целью – успокоить свою девочку. Материнский инстинкт оказался сильнее терзаний обманутой женщины. Еще с полчаса я укачивала свой живот, ласково напевая дочке тут же придумываемые песенки, только спустя некоторое время поняв, что я голодна, а малышка всегда недовольна мамиными постами.
Я с трудом поднялась на ноги, и доковыляла до ванной комнаты. В зеркале отражалась измученная женщина с посеревшей кожей.
- Так не пойдёт, – я говорила вслух, разбивая вязкую тишину, – моя дочь заслуживает здоровой мамы. Да, малышка? – я обратилась к животу, создавая видимость диалога, отгоняя призраки сумасшествия. Доча согласно пнула меня в живот маленькой пяточкой и я умилённо улыбнулась. Маленький солнечный зайчик жил во мне, а, значит, жила и я. Всё остальное – несущественно. Дочь долгое время была моей мечтой и теперь стала смыслом жизни.
- И это правильно. Неправильно было создавать себе кумира из мужчины, – мне показалось, что это произнесла не я, а моя мама. Я будто наяву услышала её голос и оглянулась, твёрдо зная, что это невозможно, но, как ребёнок, веря в чудо. Привычная обстановка ванной комнаты. Слишком мало меня и слишком много его в окружающих вещах. Слишком…
Малышка снова пнула меня, и я очнулась.
- Уже иду, моя сладкая, – улыбнулась комочку внутри себя, собираясь спуститься вниз и пообедать, – вот увидишь, всё наладиться, – пообещала я дочке, открывая дверь ванной, и жмурясь от ярко вспыхнувшего солнечного луча, ворвавшегося сквозь неплотное зашторенное окно.
– Я справлюсь… Я обещаю.
Кхуши.
Я только вышла из ванной, закончив причёску на ещё немного влажных волосах, как в комнату, тихо постучав, вошёл Ом пракаш.
- Невестка, Анджали просит спуститься в гостиную.
- Хорошо, спасибо, – я одёрнула чуть приподнявшееся сари, и, рассеянно осмотревшись, вышла из комнаты.
- Кхуши! – Анджали приподнялась с дивана, и приветливо махнула мне, отставив корзину с цветами, из которых делала гирлянды. Я подошла к сестре, возвращая улыбку.
- Тебе помочь, Анджали? На самом деле, я занималась лентами на террасе, – я не заметила, что она на этих словах побелела как полотно и продолжала, старательно делая голос весёлым, – но солнце напекло голову и я вернулась принять прохладный душ. – Поглощённая собственными переживаниями, я не сразу заметила, что Анджали сидит, как изваяние с наполненными болью глазами, и, только когда она неуверенным движением подняла руку к виску, я обратила внимание на её состояние.
- Анджали! Что с вами? – я вскочила с дивана, и присела перед ней, сжимая холодные руки, – Может быть, вызвать врача?
- Нет, Кхуши, нет, всё хорошо… – пролепетала Анджали, и опустила свою руку мне на голову, ласково погладив. – Нелегко тебе пришлось? – непонятно спросила она, и закашлялась.
- Подожди! – я вскочила, торопливо направляясь на кухню за водой. По пути, увидев Ом пракаша, попросила заварить чая и подать в гостиную.
- Держи, – насильно всунула стакан с водой Анджали и придержала дрожащую руку, пока она мелкими глотками не выпила весь стакан.
- Кхуши, – она немного помолчала, внимательно глядя на меня, и продолжила, – мы обязательно с тобой поговорим, хорошо? Но не сейчас. Сейчас я не готова.
Я не понимала, что имеет в виду сестра, и только открыла рот, чтобы уточнить – о чём она, как услышала негромкий голос нани, и суетливое тётино «привет, привет, пока, пока». Они, судя по всему, только что вернулись, и направлялись в гостиную. Я вскочила, освобождая место около Анджали, и растеряно застыла, не зная, как себя вести.
Нани, привычным жестом поправив покрывающую голову дупату, одарила меня доброжелательной улыбкой и тёплыми словами, заставив мои глаза защипать от подступившей солёной влаги:
- Присаживайся, дочка.
Тётя только хмыкнула в ответ на мое приветствие и раздражённо залезла на кресло с ногами, попутно подхватив один из лежащих на столике журналов.
- Бабушка, тётя, Кхуши, – голос Анджали прозвучал властно, требуя внимания к тому, что она скажет, – я приняла решение, – её рука, чуть дрогнув, скользнула на живот, – до дня рождения Паяль я хочу пожить в Лакхнау. Малышке нужен свежий воздух. А Шиш-Махал находиться практически за городом, и там большой парк, и… я… – голос дрогнул, но возникло ощущение, что это заметила только я, – я уезжаю завтра с утра.
Никогда бы не подумала, что две женщины могут поднять такой гвалт. Тётя и бабушка задавали кучу вопросов, параллельно давая кучу советов и отговаривая Андажли от поездки. Однако та твёрдо стояла на своём, убеждая, что с ней всё будет в порядке. Но нани ни в какую не хотела отпускать Анджали одну. Поэтому, спустя ещё полчаса споров, было решено, что и нани, и тётя поедут вместе с ней.
- А как же Шьям? – всё ещё взволнованно спросила Манорама.
- Он тоже поедет со мной, – неожиданно жёстким тоном сказала Анджали, бросив на меня мимолётный взгляд, – я буду очень убедительна, – пресекла она нани, пытающуюся спросить о его работе.
