Он был совсем близко – возможно, сидел недвижимо в глубоком кожаном кресле напротив кровати и смотрел на меня, раздумывая, как теперь лучше со мной поступить. Спокойно, не торопясь и не поддаваясь панике или сиюминутному порыву придушить меня прямо тут, смотрел, как на редкого лесного зверька, случайно попавшегося в его силки. Он мог держать меня в своем плену, но этого ему было мало. Я могла представить себе его замешательство и досаду, его попытки просчитать меня, поиски лучших вариантов. Их не было, и именно поэтому ничего не происходило – час за часом Андре оставался для меня только шорохом, дуновением ветра в неподвижном воздухе комнаты, тихим вздохом, от которого я покрывалась холодным потом.

Сколько у меня еще есть времени?

Сначала было страшно, что я не могла думать спокойно. Андре схватил меня, скрутил мне руки за спиной и накрыл мой рот ладонью, чтобы я не кричала. Еще несколько часов назад все это было бы игрой, но теперь происходило по-настоящему. Я лежала на кровати, как была – в домашних штанах в клеточку и в майке. Связанные руки невыносимо болели, ноги напрягали меньше. Положение тела поменять никак не удавалось – распластанная, в повязке на глазах я потеряла ориентацию во времени и пространстве. Кляпа не было, но он и не был нужен. Кто нас тут услышал бы? Только мой кот, но его Андре мог не опасаться.

Сколько времени прошло? Несколько часов? В первый час меня просто трясло в лихорадке от страха, и я ничего не могла поделать с этим, но, оказывается, даже от страха можно устать. Мне казалось, что я чувствую тепло от тела Андре, но потом я вдруг пугалась того, что он давно ушел, а я лежу тут одна, и буду лежать так, пока… пока… Нет, я запрещала себе думать об этом «пока». Иногда я шумно вдыхала носом и тогда чувствовала тонкий запах китайского ментолового масла, которым Андре обычно смазывал мне руку, чтобы татуировка заживала быстрее. Татуировка уже давно была в порядке, но Андре явно нравилось заботиться обо мне, и мне это тоже нравилось, поэтому я никак не препятствовала этим порывам, только иногда злилась, что мой жених относится к моему телу как к фетишу. Я говорила, что я все же человек, а не его кукла, и тогда Андре принимался смеяться. Я обижалась, а он целовал меня в нос и заверял, что ни на минуту не забывает, что мое тело – это сосуд с душой и разумом.

Теперь я понимала, что он говорил правду. Он всегда помнил об этом, и теперь его больше интересовало то, что было в моей голове: мои мысли, моя память и все, что я знаю. Тело лежало усталое, опустошенное, не нужное. Я и боялась, и надеялась, что Андре не ушел, не бросил меня здесь одну.

Я уже не кричала, не билась и не просила развязать мне руки или открыть глаза, я знала – он не сделает этого. Андре поймал меня с поличным, я перешла черту, и все изменилось. Он вдруг стал так спокоен, задумчив и тих, словно чернокнижник перед жертвоприношением. Он не спрашивал меня, что именно я искала в интернете и чем это мне стал так интересен недавно почивший хакер, Дик Вайтер. Андре спрашивал меня, почему я ему не верю. Его не интересовало то, что мой бывший парень Сережа мертв. Андре спрашивал, любила ли я его хотя бы один день? Я молчала и плакала, слезы текли из-под темной ткани повязки, которой Андре завязал мне глаза. Плотная, анатомически изогнутая маска не давала мне подглядеть, и наконец, после всех наших игр и прелюдий, моя беспомощность и отчаяние стали настоящими, аутентичными. Я была напугана до смерти, я боялась смерти, я боялась Андре.

В какой-то момент, когда я потеряла счет времени и почти задремала – чудовищно, но усталость брала свое, – Андре подсел ко мне на кровать, к которой я была привязана, и погладил меня по волосам. Я дернулась всем телом, но только для того, чтобы вскрикнуть от боли в связанных руках. Потом мы долго молчали. Я сдалась первой.

– Отпусти меня, – попросила я срывающимся шепотом, и тогда Андре издал такой звук, словно захлебнулся воздухом. Больше ничего. Возможно, он и правда ушел.

Красавец и чудовище в одном лице. Мой Андре, мой прекрасный принц – он действовал на меня, как наркотик, завораживая своим серьезным лицом, удивительным магнетическим взглядом, непринужденной походкой человека, не ведающим, что такое боль. Высокий, молодой мужчина с прекрасной осанкой, сияющий здоровьем, полный жажды жизни, он всегда смотрел так, что, казалось, прожжет насквозь. Он знал, чего хочет, – он хотел меня, и я таяла от одной этой мысли. Кто бы не растаял?! Он воплощал в себе всё, что только можно искать в мужчине, обладал всем, о чем я только мечтала. Даже сейчас какая-то часть меня отчаянно цеплялась за сюжет старой сказки, и я говорила себе, что, может быть, если бы я поцеловала его всего один еще раз… Может быть, нужно было дать ему объяснить…

Мой прекрасный убийца. Теперь я понимала: он убил Сережу. Может быть, и Дика Вайтера тоже он убил. Если не сам, то как минимум знал об этом убийстве, имел к нему отношение, может быть, заказал его. Как это делается? Как можно вот так сидеть за каким-нибудь небольшим столиком в маленьком парижском кафе и размещать заказ – сначала на чашечку кофе, потом на человека. Ах да, Андре не пьет кофе.

Он и меня убьет. Ему просто нужно время. Ему нужно решить, как…

В одном я не сомневалась – он и в самом деле любил меня. Иначе нельзя было объяснить того, как долго он раздумывал и ничего не предпринимал. Всю эту бесконечную ночь Андре просто сидел, смотрел на меня и думал. О чем? Может быть, о том, чтобы все-таки оставить меня в живых? Он любил меня. Больше того, он желал мною владеть, и поэтому теперь ему сложно было просто так взять и стереть меня из своей жизни и из своей памяти. С Сережей было куда легче, его он ненавидел. Я вдруг вспомнила тот вечер, когда мы стояли в библиотеке в доме его матери, и глаза Андре горели неприкрытой ненавистью.

«Меня убивает сама мысль о том, что кто-то был с тобой, кроме меня».

Он хотел его убить, это не было просто желанием, это стало планом действий. Я не могла сказать точно, как именно все случилось и что произошло, но могла предположить. Теории – всё, что я могла себе позволить. Сережа увидел Дика Вайтера. Когда? Как? Я попыталась восстановить тот день поминутно. Руки невыносимо саднили, мешая думать, но я отодвигала боль на задний план, задвигала ее в верхний ящик комода, закрывала комнату с болью, выбрасывала ключ в воду огромного озера. Такая своеобразная медитация давала мне небольшую передышку.