Танк Шарлая, хоть и без башни - а если гусеницу починить - будет на ходу. И Игнатьевская машина такая же - стрелять не может после боя с Тигром, но ехать вполне. Мехвод контужен сильно, руки трясутся, но вести танк сможет. На нее посадили и положили всех раненых и отправили в тыл. Пятерых убитых танкистов и шесть десантников положили в тихий тупичок там, где их не побеспокоит никто.

Подмога прибыла уже когда стемнело. Настала ночь пока сгрузили и распределили привезенные снаряды, бочки с горючим и заправлялись найденным на складе станционном топливом (у немцев танки были с бензиновыми двигателями, а вот дизельных грузовиков много было, особенно тяжелых и также среди чешских, те же "Татры" все были на дизелях и в армии немецкой их хватало. А если не было на захваченных складах соляры, то ее бодяжили по уже известным рецептам, составленным еще во время разгрома авиабазы люфтваффе в станице Тацинской).

И, оставив на станции Бондарева топыриться и отсвечивать, отдуваясь за всех, то есть изображать из одного себя всю танковую группу, пошли широким охватом по дуге огибая Коломыю, выходя в тыл тем, кто оборонял мост. И слышали, как старательно за всех отдувается лейтенант, бахая из пушки и стрекоча пулеметами с разных мест, все время перемещаясь и ведя огонь. Вот так, издалека слушая и не зная, что там один неполный экипаж решил бы и сам Бочковский, что несколько танков бдят, а остальные экипажи отдыхают, денек-то тяжелый выдался. Немцы решили так же.

И очень сильно ошиблись, когда на Прутский мост выкатились тридцатьчетверки. устроив залихватский тарарам. Опять канониры не угадали с угрожаемым направлением и опять не бдели расчеты у орудий, потому и тут сопротивление раздавили быстро. Кто-то из охраны моста успел запалить бикфордов шнур, но огонек в темноте слишком заметен оказался и полезший его оборвать стрелок - радист почти справился, но поскользнулся на скользком железе фермы моста. Впрочем успел то ли телом, то ли руками крепко цапануть горящий шнур и, улетев в ледяную воду, вырвал его напрочь. Мост остался цел. А грохот танков с обеих сторон города был куда как понятным посылом. В Коломые, наконец, началась паника.

Если бы сейчас отвечал Бочковский на вопрос обгоревшего майора о разнице между тыловиками и фронтовиками - то обязательно бы отметил этот важный фактор - легкость возникновения паники у беззаветно любивших себя работников тыла.

Не раз сам видел, как чертовы немцы из боевых частей, уже вроде бы совсем разгромленные, понесшие колоссальные потери, обескровленные - но не потерявшие головы, сами собирались в разные группы, не соответствующие никаким штатам, собранные с бору по сосенке, но - боеспособные. Словно то чудище, сшитое из кусков трупов профессором Франкенштейном, читывал еще в курсантах затрепанную книжечку. И продолжали немцы воевать в новом составе - по-прежнему умело и цепко. Фронтовиков трудно напугать. Устойчивы, заразы, морально. Иное дело - вся эта тыловая шушера. Они очень переживали за ценность своей конкретной личной шкурки. И ради своего спасения готовы были побросать все что угодно. Не все, конечно, были такими, попадались и суровые старые вояки, но в массе своей публика за фронтом была именно склонной к панике. А это - самое страшное оружие.

Каждый человек сам по себе разумен, но в толпе стремительно глупеет и если не окажется рядом жесткого командира, знающего и беспощадного, умеющего пресечь панику резким криком, железным кулаком и меткой стрельбой по самым очумевшим - то ужас перед внезапно появившимся из ниоткуда врагом распространяется со скоростью лесного пожара. У страха глаза велики - и даже одиночный танк мигом становится целой танковой армией. И куча вроде бы зольдат в мундирах становится перепуганным, обезумевшим овечьим стадом. Если человек не перепуган, он сможет найти выход даже в самом страшном положении. И совсем наоборот, когда он в ужасе, да еще и не один. Толпа усиливает чувства, аккумулирует их, выдает фонтаном - неважно, злость, радость или ужас.

И капитан отлично задействовал это, всякий раз стараясь именно вызвать панику у врага. Паническое бегство это полный разгром, удесятеряющий потери, а совсем не планомерное отступление.

Отступление - нормальная военная практика, даже легендарный фельдмаршал Суворов - отступал бывало, хоть и ненавидел само слово "ретирада". И отступая, можно нанести врагу серьезнейший урон и заставить себя уважать. Толковали в училище про "отступление львов", когда дивизия генерала Неверовского, состоявшая из новобранцев - рекрутов, но с толковыми командирами, отходя на соединение с основной армией, отбила все атаки кавалерии корпуса маршала Мюрата вроде даже не сбиваясь с шага.

Правда, преподаватель отметил, что фанфарон французский мог бы и добиться успеха, если бы вспомнил, что у него была и конная артиллерия. Но - не вспомнил, а налетавших всадников строй пехоты встречал залпами и штыками в нос. И шел дальше. Унося с собой раненых и не теряя присутствия духа.

И совсем иная картина была у мюратовских служак на переправе через Березину, когда толпы воющих от ужаса обезумевших людей ломанулись на мосты и те стали разваливаться под такой тяжестью, да еще и Наполеон приказал поджечь настилы, чтобы русские на плечах бегущих не проскочили. Десятки тысяч погибших, пропавших без вести и полный разгром - вот что такое паника в армии. Черта лысого удастся даже потери посчитать, некому и некогда это делать. И такое характерно для любого времени и для любой армии - самые страшные потери - от паники. Словно злое волшебство - ужас превращает войсковые подразделения из обученных воинов в жалких беззащитных овец. И все, бегущих могут спасти только быстрые ноги, сопротивляться они уже не могут, страх отнимает и силы и мужество.

Из Коломыи гитлеровцы бежали кто как мог, бросая все, что можно бросить и даже, что бросать нельзя, но жизнь дороже! Как и раньше - переписать трофеи было сложно. На первый взгляд даже: двенадцать эшелонов воинских грузов, в том числе и везший 15 "Тигров", из которых 13 оказались целехонькими, почти полсотни паровозов исправных, громадный автопарк, сотни разных автомобилей, почти полтыщи из которых были готовы к использованию сразу же, десяток военных складов, аэродром со всеми службами, железнодорожная станция со всем добром в виде мастерских и депо - и сам город.

Опыт таких действий пропагандировался в РККА и чем дальше, тем больше последователей было у рейдеров. И Бочковский был одним из наиболее известных и удачливых. Действия дерзких танкистов приносили вермахту чудовищные убытки, даже просто считая материальные потери в чистом виде - без учета потерянной территории, оборонительных позиций, которые приходилось бросать, не использовав - Иваны уже ворочали и крушили тыл и прерванное снабжение вынуждало немцев все чаще терять свою технику по такой причине, как отсутствие горючего и снарядов. И отступали асы-панцерманны пешим строем... Вместе с артиллеристами без пушек и летчиками без самолетов. А их стальные громады оставались загромождать дороги мертвыми стальными гробами и бессмысленными и бесполезными уже механизмами.

Немудрено, что в скором времени капитану показали немецкую листовку, где за голову "бандита Бочковского" предлагали 25 000 рейхсмарок, неважно - за живого или мертвого. Не оккупационных - а именно полновесных рейхсмарок.

Сослуживцы потом его долго подначивали и ерничали на эту тему, больно уж листовочка эта была состряпана в паническом духе старого американского шерифа затурканного до истерики пришлыми головорезами. Нашелся знаток к тому же, который растолковал нюанс в написанном. Обычно подобного типа объявления давали на Диком Западе САСШ и живой бандит, доставленный в руки правосудия ценился выше, чем его вонючая мертвая голова, привезенная в мешке. За голову давали денег меньше, как за менее хлопотный способ выполнения заказа.