- Полезно - черкнул очкарик еще крючков за циферкой "2" И тут же поставил троечку и глянул поверх очков поощряюще.
- И бывает огонь на уничтожение. Когда тебя должны просто выжечь, чтоб одни подметки остались...
- И те на расстоянии в тридцать метров - хмыкнул Гусь.
- Точно так. Вот это - самое худшее. Когда можно заметить, что огонь ведут вдумчиво, по правилам, с задержками на корректировку и чем дальше - тем гуще и точнее сыплют. Тут уже не отсидишься, потому что будут бить до результата.
- До подметок.
- Да. И здесь либо сидеть, пока не убьют, либо отходить, потому как - скорее всего - убьют. Умный командир это сразу понимает. Опытные зольдаты - и уж тем более офицеры - шестым чувством это ощущают, что за них всерьез взялись. Потому под любым предлогом - но вылезай из - под огня. Иначе - закопают оставшиеся вместо тебя ошметья. Снарядами.
- А шестое чувство как проявляется? - очень серьезно спросил заряжающий.
- У всех по-разному. Отец говорил, только не ржать, прохвосты - что у него крутило живот и затылок леденел.
- Понос - кивнул без смеха очкарик, стремительно чикая загогулины.
- Нет, не понос. Просто крутило - вертело в брюхе. А кого-то наоборот в жар кидает, другой зевать начинает, у того зубы прихватывает, кто ссытся каждые пять минут, словно у него краник сорвало, а кто и да, с поносом. Но чует человек, когда его собираются убить всерьез. По-разному выражается, но чуют люди.
- Ангел - хранитель намекает, что против снарядов не умеет...
- Сказано все точно, только тогда не было "сталинских органов" - добавил Гусь.
- Бывает еще на войне, что просто - не повезло. Удача - ветреная девчонка, не успеешь задрать ей юбку - так убежит, хлестнув тебя подолом по морде - философски заметил очкарик.
- Моему отцу отчекрыжили пальцы на ногах. "Окопная стопа". Но он считал, что ему повезло. А у Гуся старикан тоже считает, что дешево отделался, по сравнении с теми камарадами, которых барабанный огонь перемешал с землей - пожал плечами Поппендик.
- А твой папенька был на фронте? - спросил каким - то вялым и тусклым тоном своего неприятеля водитель.
- Конечно. Пошел добровольцем в первую неделю войны - немного удивленно ответил заряжающий.
- В штабе, само себе разумеется? Или на дальнобойных ворчунах?
- Нет, сначала техником, потом авиатором - не моргнув глазом, ответил очкарик, невозмутимо намазывая себе на подчерствевший кусок хлеба "масло для героев", как иронично назывался в вермахте маргарин.
- Ну, естественно... Не ранен?
- Обгорел один раз - вздохнул заряжающий и неторопливо откусил кусочек хлеба.
- Подбили? - настырно, словно пьяный, продолжил вопрошать Гусь.
- Нет, закоротило новомодное электрическое обогревание летного костюма и шлема. Пока посадил свой "Фоккер" - получил ожоги. А почему тебя это интересует? - внимательно посмотрел на странно ведущего себя водителя сын бонзы.
- Да так... Твой папаша из богатой семьи. Вот и вся удача. А мой старикан - из крестьян. Твой, понятно, идет в привилегированные войска, а мой в пехоту. Твоему обожгло электричеством задницу, а моему оторвало осколком нос и глаз вытек. Вот тебе и вся удача. У кого толще кошелек - тому и Фортуна - зло сказал водитель. И еще больше разозлился, увидев снисходительную тихую улыбку оппонента.
- Не скаль зубы. Мы и так видим, что у тебя супердуперпаста и вся косметика дорогущая, разумеется твой тыловой папаша может позволить тебе иметь все самое новое и полезное - и зубная паста с радием и пудра твоя французская тоже и мыло с радием, чертовы золотые фазаны... - понесло по ухабам разъярившегося на пустом месте Гуся.
Командир танка, наводчик и радист оторвались от скудного завтрака и удивленно вытаращились на взбесившегося водителя. Вчера он был совершенно нормален, а сегодня сорвался с нарезки.
- Да, три франка за грамм - спокойно заметил, блеснув стеклышками очков, заряжающий и с интересом исследователя уставился на бушующего сослуживца.
- Вот! Три франка! На такие деньги моя семья жила бы две недели! А еще у отца все время слезилась глазница выбитого глаза, текли вечные сопли и слюни из дырки от носа, на добротную маску из меди с эмалью денег не было, а дешевые из папье - маше размокали мигом... И он ходил дома без маски, а я и сейчас вздрагиваю, как мне его морда развороченная приснится! Три франка! Это ж куча марок! Я помню, какая была инфляция, миллиарды и миллионы марок! А мы на одной картошке жили, черти бы тебя драли с твоим радиевым мылом! Штаны - заплата на заплате!
- Зато тебе по приказу бесплатно выдают первитин, а мне - нет - спокойно, и все так же с заинтересованностью ученого исследователя глядя на водителя, напомнил очкарик.
- А, завидуешь? Все вы, жирные коты, ненавидите фюрера и немецкий народ! Он, наш фюрер, сделал нас равными, вот вас и корчит! Не хотите быть, как мы. Ничего, мы еще засунем вам в жопу ваше радиевое французское мыло, узнаете, каково это - считать каждый пфенниг и спать все время в холодрыге, словно под Москвой, потому как топить нечем! - взбешенный Гусь зло швырнул в сторону пустую кружку и стремительно пошел прочь.
- Что это на него накатило? - искренне удивился наводчик, от удивления пролив себе на штаны тепловатый кофе. Выругался, стряхивая мокрядь с промасленных портков.
Поппендик пожал плечами. Нищее голодное детство встало перед глазами и поневоле он поежился. Он не одобрил скандал в экипаже, как командир танка, но в глубине души сочувствовал водителю, прекрасно помнил как паршиво жилось соседям, даже тем у кого отцы вернулись с фронта более - менее целыми, а инвалидам было куда тяжелее. Империя рухнула, пособия калекам обесценились моментально, деньги превратились в бумажки, работы не было никакой, нищета, беспросветная нищета, унизительная и разрушающая, постоянный голод в урчащем животе. Гусь был постарше, он полной меркой отхватил. И да, самого фельдфебеля тоже раздражали барские привычки заряжающего.
- Вообще-то хорошему знакомому моего отца сделали пластическую операцию при помощи этих новомодных стеблей, лицо восстановили, не красавец получился, но терпимо, лошади не шарахались уже, дамочки от ужаса не писались и дети в обморок не падали - пожал плечами невозмутимый очкарик.
- Представляю, сколько стоила такая операция. Моему пришлось делать несколько раз коррекцию стопы - косточки вылезали из культей, так это стоило всех сбережений. И делал наш сельский коновал, а не столичный пластический хирург - хмуро отозвался Поппендик.
- Ладно, это прошедшие дела. Тебя не удивляет, что это так наш шофер взорвался? Я понимаю, что у него рудименты коммунистической классовой ненависти к богатым и успешным, но национал - социализм такое лечит - светским тоном осведомился заряжающий.
