- Что происходит, когда ты собрался девку трахнуть, а у тебя не встал?

Корбан не умеет останавливаться: такова его природа. Раскрепощение, наркотики и красотки - "live fast, die young" в чистом, дистиллированном виде. В конечном счете, это привело его к тому, к чему привело - закономерный финал. Впрочем, Корбан не в обиде: как часть Семьи, на недостаток выпивки, спидов и секса жаловаться не приходится, а все остальное его не волнует.

- Что? - спрашиваю я.

Ответ очевиден, но Корбану нравится, когда его слушают.

- Тебе реклама средства для потенции по роже хлещет, - ухмыляется он, - а если стоит, как у молодого - гондоны, смазку или удлинитель члена предложит. И это проблема, знаешь ли: живешь всю жизнь за брандмауэром, так как сраные коммивояжеры каждую секунду пытаются тебя поиметь.

Я пожимаю плечами, ставлю стакан на исцарапанную временем стойку бара, поднимаю глаза к транспондерам, обманывающим чувства клейким слоем дополненной реальности, быстро выгружаю блоком все новости за последний час и снова включаю брэндмауэр.

- Ты разве не видишь проблемы? - Корбан озадачен моей реакцией, - Наш мир превратился в информационную свалку! Во вселенной, где у материальных вещей больше нет никакой ценности, продать можно лишь информацию, и контекстные роботы тебе в очко заглянут, чтоб по сокращениям ануса понять, какая потребительская мыслишка прямо сейчас в твоей черепушке мечется...

Я в ответ лишь снова разочарующе пожимаю плечами.

- Не забывай, малыш: для Тэйгана человеческое сознание - такой же мусор, как контекстная реклама.

Доктор Верховен как всегда точна в суждениях.

- Это так, - соглашаюсь я, прихлебывая натуральный шотландский скотч.

- Знаете, с этим трудно... смириться, - включается в беседу лорд Гилрой.

- Отчего же? - отзываюсь я, глядя на неоновый свет сквозь кубики синтетического льда в стакане, - Сознание человека - редкое и рудиментарное явление. Тупик. Все развитые цивилизации либо отказываются от сознания, либо не имели его изначально. И это закономерно: для эволюции важен лишь интеллект.

- Мне всегда казалось, что сознание - неотделимая часть интеллекта, - лорд Гилрой старается выразить мысль максимально отвлеченно, но я знаю: ему претят мои слова.

- Это распространенная ошибка, типовое когнитивное искажение. Человек от природы не готов признать систему разума, отличную от собственной. Однако если смотреть отвлеченно, в высшей умственной деятельности сознание излишне.

- Тогда как вы это делаете? - лорд Гилрой почти готов смириться.

Отвечает доктор Верховен:

- Это "китайская комната". У Тэйгана есть алгоритмы ситуативных реакций, выработанные анализом большого объема статистических данных. Он собирает информацию об объективных параметрах окружающей среды, после чего перебирает возможные реакции, основываясь на статистике. При этом понимать, что именно он делает, совершенно необязательно, так как его интересует не семантика, а изменение тех самых объективных параметров окружающей среды.

- Но это же не разум. Это имитация.

- Почему? - доктор Верховен снисходительна, - Это вопрос чистой философии: если заменить потерянную ногу протезом, то будет ли ходьба на нем ходьбой или имитацией ходьбы?

- Это больше похоже на софистику, - возражает лорд Гилрой.

- Отнюдь, - доктор и не думает уступать, - проблематика "китайской комнаты", в конечном счете, упирается не в синергетику "разума", а исключительно в восприятие наблюдателя. В теории, нас интересует, разумен ли, в нашем понимании, испытуемый, дающий вразумительные, на наш взгляд, ответы. Однако фактически значение имеет лишь то, готовы ли мы признать его разумным на основании этих ответов.

- То есть это - некая форма теста Тьюринга? - предполагает Гилрой.

- Можно сказать и так, - соглашается Верховен, - если отвлечься от философии, окажется, что значение имеет лишь то, готов ли наблюдатель признать разумом систему, проходящую тест при условии, что ему неизвестно, знает ли она на самом деле семантику ответов.

- А Тейгану все это зачем? - Корбана этот диалог явно запутал.

- Это механизм приспособления к окружающей среде, - отвечаю я, снова прихлебывая полувековой "Гленфиддих", - если вынужден жить в муравейнике, будет лучше не выделяться среди муравьев.

- Ох и сравнения у тебя, - кажется, мои слова обидели Корбана.

Я не хочу отвечать. Одним глотком допиваю скотч, жестом прошу повторить и, пока лысеющий бармен тянется на дальнюю полку за позеленевшей бутылкой, поворачиваюсь и, упираясь локтями в стойку, окидываю взглядом заведение. Массивные, почерневшие от времени деревянные балки, стены из известняка, дубовые капители с имитирующими живое пламя фонарями. Винтажная мебель "под старину", коллажи из эмблем старых спортивных клубов в неглубоких нишах, вешалка с котелком, пальто и тростью у окна. Запах дерева, тонкий аромат солода и привкус горького табака - старая-добрая Англия. Ну, или как ее представляют в наш век.

Паб нашел Гилрой - у потомка шотландских землевладельцев нюх на такие места. Заведение не дорогое - очень дорогое, но Гилрой - часть Семьи и деньги в данном случае не играют роли.

- Ваш скотч, сэр!

- Благодарю, - через плечо киваю я.

В заведении удивительно многолюдно: на Калдарии завтра стартует Суперкубок и хозяин предусмотрительно выкупил лицензию, собрав под каменными сводами винтажного паба истинных ценителей хорошей игры. Народ потягивает "Гиннес", делает ставки и разогревает себя просмотром игр региональных чемпионатов - идиллия.

Внезапный укол сознания, входящий вызов. Вздохнув, открываю канал по войс-протоколу.

- Где она, ублюдок?!

Морщусь: чувство отвратительное, точно металлом по стеклу.

- Кто?

- Не прикидывайся, - рычит голос в канале, - моя дочь! Ты совратил ее, тварь!

- Как часто вы занимаетесь сексом? - спрашиваю я, пригубив скотч.

- Что? - собеседник, видимо, сбит с толку.

- Я задал простой вопрос - на него можно дать простой ответ. Это не сложно.

Инициатива перехвачена.

- Пару раз в месяц, - ему не нужно, но он отвечает: просто не понимает, что выбора нет.

- А я два-три раза в день, - спокойным, будничным голосом сообщаю я, - и, как правило, с разными партнершами. Я не запоминаю имен, так что больше конкретики.

Наверное, не стоит дерзить, но звонок столь неуместен, что взывает легкое раздражение: одна из тех вещей, что мне, увы, пока не подвластны.

- Мириам, - голос в канале становится каким-то глухим, - она сбежала... от мужа, от семьи.

- Рост пять футов восемь дюймов, - вспоминаю я, - блондинка, прямые волосы, голубые глаза, родинка над верхней губой, между лопаток - татуировка-штрих код?

- Да! - ревет разгневанный отец - Что ты сделал с ней, ублюдок?!

- Ничего, - отзываюсь я, вглядываясь в тусклый блеск кубиков льда на дне бокала, - просто убрал то, что сделал с ней ты. Химическая и программная коррекция поведения - легкая замена воспитанию и отличный способ сделать из ребенка безмозглую марионетку. Чтобы ты знал, - встаю и иду к освободившемуся столику в углу, - она всю жизнь ненавидела тебя за то, что ты сделал.

- Это... это не твое дело! - цедит сквозь зубы мой собеседник, - ты трус и подлец - немедленно приезжай: я сверну тебе шею!

- Не приеду, - садясь в глубокое, обшитое зеленым бархатом кресло, отказываюсь я.

- Почему?! - кажется, он готов задушить меня прямо через канал.

- Потому что я трус и подлец.

Звучит издевательски. Мой оппонент несколько секунд тяжело дышит на другом конце канала и внезапно связь обрывается. Пожимаю плечами: почти разочарован - внутренне был готов к долгой и безблагодатной беседе о смысле жизни с заочно ненавидящим меня человеком. Что ж, он сэкономил мне массу времени.