— Да, — Урсула сделала маленький глоточек шампанского, ощущая, как ей не хватает воздуха. — Вы всегда милы, — о, как же ее выводило из себя это лавандовое платье, не украшавшее женщину, а, напротив, уродуя. Покрой не показывал ничего, что желала бы подчеркнуть любая женщина.

— Вы тоже. Знаете, в госпитале никому не нравится, что ваш муж занимается еще и компанией, — Эмили говорило вкрадчиво, как тигрица, крадущаяся в зарослях камыша.

— Его это не волнует, — фыркнула Урсула.

— Да, но лекарства не помогают, а убивают. Есть уже случаи, — Урсула стиснула кулаки, подавляя порыв расцарапать собеседнице лицо.

— О, это выскажете леди Холстон или саму лорду! — она развернулась на каблучках и ушла.

Урсула предпочла постоять в уголке подальше ото всех, чтобы перевести дух и успокоить нервы. Зависть — самое гнусное чувство на свете. Само слово залито грязью, само слово не приносит ничего хорошего. Зависть может отравить жизнь и заставить посмотреть на другие вещи. Пока есть несчастливые люди, они постоянно будут завидовать остальным.

Артур и Урсула приехали домой далеко заполночь, дети давно спали, а город как раз собирался проснуться. Урсула накинулась на мужа, проглотив его внезапный протест. Ее руки с ловкостью куртизанки раздевали его, она дразнила, она распаляла, она поджигала. Артур тихо засмеялся, целуя ее за ухом; этот шепот, как тихий трепет старых страниц, напомнил ей о первых интимных открытиях. Мужчина представлялся ей странным существом, но потом потом она поняла, что его желания, его удовлетворения находились в ее хрупких руках. Только она была способна облегчить его сладкие страдания.

Глава 20

Какие бы боль и страдания ни приносила жизнь, мы все равно должны ее приветствовать. Солнце и Луна, день и ночь, мрак и свет, любовь и смерть — человек всегда между ними. Кто боится страданий, тот боится и радости.

Лу Саломе

Лето 1928.

— Чертовы газетчики! — Виктор швырнул газеты в дальний угол; так продолжалось уже несколько недель. Каждое утро за завтраком он приходил в бешенство от статей в разного рода газетах.

— Что опять случилось? — спокойно спросила Диана, сохраняя самообладание.

— Очередные сплетни, — проворчал он. — Чертовы конкуренты, это все их рук дело. В этом я уверен.

— Неужели у тебя могут быть конкуренты? — Диана откусила сэндвич с лососем, запивая любимым чаем.

— Представь себе, могут! — он ходил по гостиной, как тигр по клетке, мечась из одного угла в другой.

Диана вздохнула, зная, что его шквал возмущения и гнева ей не сдержать. Иногда ей удавалось его успокоить, но чаще всего чары и волшебные руки Дианы не действовали на Виктора.

Первое время слухи разного рода не доставляли хлопот, но позже они стали неприятными. Джейсон был уверен, что это все происки их конкурентов, которым нужно было отвоевать место под солнцем. Рынок безраздельно принадлежал лорду Холстону, и он с годами только распространял свое влияние. Первые такие статейки рассказывали, как некий рабочий, купив в красивой баночке настойку, умер через неделю. У другой больной не вылечился кашель, а еще у одного скрутило живот от боли. И количество сплетен росло. Поначалу в их фирменную аптеку приходило много человек, но с каждой новой пущенной сплетней, как самой страшной гадюкой, люди меньше доверяли «Лейтон и Ко». Это портило безупречную репутации компании, что очень расстраивало владельца. Диана безмолвно наблюдала за этим всем, зная, как важно ее мужу, чтобы его любили и уважали.

— Все наладиться, Виктор.

— Мне нужно ехать. Хорошего дня, дорогая, — он убежал стремглав, даже не поцеловав свою жену в губы.

Диана впервые почувствовала, как неудачи мужа отражаются на их личной жизни. В нем появилась частичка холодности, это съедало его, отравляло ему душу. Она пыталась каждый раз, когда он срывался на ней, осадить, показать, как он груб, но он, этого не замечал. Диана стала его бояться. Раздражительность по утрам при чтении газет превратилась в раздражительность в течение всего дня. Виктор похоже и не замечал, что причиняет боль любящим его людям. Да, его дела шли не лучшим образом, но это еще не означало полный крах.

Диана все еще верила, что темные времена пройдут. Но это была маленькая буря, темные года будут позже. Все в их семье не ладилось. В те минуты, когда Виктор находился в офисе, его юная жена испытывала облегчение, она не слышала бурчание, как у старого деда, никто не бил предметы, дорогие ее сердцу. Порой ее одолевала грешная мысль: «Пусть совсем не возвращается!» Но еще больнее было при мысли, что у мужа есть любовница. Виктор почти не прикасался к ней, лишь иногда скупо и сухо исполняя супружеский долг. Лучше умереть, чем знать, что у него есть любовница. Она уже не думала о втором ребенке и снова стала после близости пить настойку: ребенок ничего не решит, а только все испортит. Пока ее муж не разберется сам в своей жизни, ничего не будет прежним.

— Я не знаю, что делать, — отчаянно произнесла Диана; Сайман смотрел на нее поверх своих круглых очков, сложив при этом руки на груди.

— Диана, он мужчина, — повторил снова Сайман; они спорили уже около часа; лишь изредка заходила Аманда, чтобы принести лимонада да вставить пару едких фраз.

— Я должна смотреть, как рушится наш брак, — это я должна делать?! — Сайман дал ей мятного чаю, чтобы невестка успокоилась.

— Нет, но ему нужно справиться со всем самому. Он должен сам побороть своих демонов, — Сайман облегчено вздохнул.

Сначала Диана решила бороться в одиночку. Она узнала, где находится офис компании Базели, и направилась туда. Ей хотелось воззвать к совести, к миру, она мечтала, чтоб две компании мирно сосуществовали и не топили друг друга. Но все произошло не по заранее написанному сценарию. Леди вошла в приемный холл, где ее встретила милая девушка, ненамеренная пропускать Диану. Однако обаяние подействовало, и Диана прошла в кабинет главы компании. Она вошла как королева, с гордо поднятой головой, облаченная в коралловое платье, открывающее коленки.

— Проходите, — услышала она голос во мраке. Из темноты кто-то вышел на свет, и Диана чуть не лишилась чувств.

— Ты?! — она говорила, еле скрывая дрожь в теле, боясь показать, как и прежде, слабость.

— Да, дорогая, неужели не ожидала? — он плеснул им в бокалы бренди, протягивая ей бокал. — Я узнал тебя по походке.

— Я вам не «дорогая», мистер Рене. Я — леди Холстон, — она постаралась придать своему голосу грозность, но, по всей видимости, у нее плохо получалось. Как любой зверь, Оливье ощущал страх перед ним.

— Все-таки стала его женой, — он криво усмехнулся, — не думал, что он на тебе женится.

— Виктор любит меня, — Диана теребила рубиновую брошь на платье.

— Непременно, но большего всего он любит свои заводы, — в этом была скрытая угроза, — которых я его лишу.

— Я буду любить и нищего Виктора! — горячо прошептала она.

— Конечно, — в мягком кошачьем тоне улавливалось что-то пугающее. — Диана, он потерпит крах. Я его уничтожу! — вены на шее Рене вздулись; Диана знала, что он может поступить с ней жестоко.

— Ты это не сделаешь. У нас много друзей! — громко сказала Диана, ловя возбужденный, ищущий взгляд Рене.

— Сделаю, — он замолчал, а потом прибавил: — Но у меня есть к тебе заманчивое предложение.

— Какое? — Диана задыхалась, в глубине души догадываясь.

— Ты станешь моей любовницей и будешь раскрывать мне все его секреты, — а, чего она ожидала от него. «Ты всегда знала, что он хочет тебя. Ничего не изменилось».

— Нет! — Диана прикрыла ладонью рот.

— Тогда я уничтожу его. Прошу: покиньте кабинет, — она вышла с покачнувшейся верой в успех мужа и свою помощь.

Домой Диана приехала в слезах. По дороге она плакала украдкой, чтобы ее слезы не видел ни водитель, ни кто-либо еще — ей не хотелось казаться слабой, не хотелось, чтобы хоть одна живая душа догадалась о том, что произошло в кабинете Рене.