Он падает возле меня. Он всегда был рядом, когда я нуждался в нем. Мы всегда поддерживали друг друга. Это наш кодекс.

Я проскальзываю рукой под его футболку, кладу ладонь ему на грудь, так, как мы привыкли делать это, чувствуя сердцебиение друг друга, как этот дурацкий клочок человечности, которую мы давали друг другу там, в подвале.

Мы не знали, как обычно вести себя там. Все тесно и близко, и странно сексуально, даже тогда, когда не должно быть таким. Прикосновение к нему причиняет мне адскую боль, но это ради Эбби.

— Скажи мне о планах. Я хочу знать, каковы они сейчас. Если ты поменял их.

— Я знаю, что ты делаешь, — говорит Стоун. — Отвлекаешь меня, но это не сработает.

Но, на самом деле, это работает.

Некоторые дети, когда расстроены, получают вкусное угощение или особенную игрушку, или любящие руки родителей. Друг у друга были только мы, разговаривающие о том, что мы сделаем с главным виновником, если доберемся до него. Мы знали, что наши похитители работали на кого-то. Лежать вместе, обсуждая, как бы мы пытали и убивали его, было как плюшевый медведь для нормального ребенка.

— Колдер по-прежнему хочет выколоть ему глаза?

— Нет, он поменял свое мнение, пока ты сидел. Он хочет выпотрошить его.

— Кто выковыривает глаза губернатора?

— Никто. Мы решили, что хотим, чтобы он видел все, что мы с ним сделаем. Мы заставим его смотреть фильмы, которые они снимали с нами, пока будем издеваться над ним. Еще Нейт сказал, что он слишком быстро умрет, если мы выколем ему глаза с очень большим энтузиазмом.

Я киваю, зная, что он использовал бы именно это слово — с энтузиазмом. Это слово Нейта.

— Ты по-прежнему отрезаешь ему яйца?

Он наконец-то смягчается.

— И запихиваю их ему в рот.

— Это что-то новенькое, — говорю я. Я могу только представлять, как они сидят, обсуждая это, может быть за пиццей и двадцатиоднолетним виски «Макаллан».

Когда мы впервые ворвались в это место, то нашли его спрятанным в отсеке в стене, и семеро из нас напились им. Он имел вкус свободы. Все еще имеет, когда мы пьем его.

— Ты по-прежнему убиваешь его, — говорит Стоун. — Это неизменно. Ты заслужил это право.

Я чувствую, как его сердцебиение замедляется. Он успокаивается. Хорошо. Стоун всегда был одним из тех парней, которым нужно подготовить себя к убийству, он не может убить хладнокровно. Не так, как Колдер.

— Он умрет героем, конечно, — рубит Стоун.

Наши похитители были отображены в средствах массовой информации невинными жертвами случайной расправы, и затем они получили любовь и хорошие похороны, и никто никогда не знал, что они сделали с нами.

«Кровавая бойня в мирном обществе», гласил один заголовок. Как будто наши похитители были жертвами или что-то в этом роде.

Мы были глупы — предполагали, что когда их тела будут найдены, то станет очевидным, кем они были до этого.

Но кто-то добрался туда раньше, очистил место, забрал все записи, убрал все доказательства того, что мы когда-либо были там. Может быть, губернатор или его приспешники.

Хотя, на тот момент он не был губернатором. Просто неким извращенцем-бизнесменом, которого мы знали только в лицо.

У нас никогда не было возможности найти его после того, как мы сбежали из этого ада, затем он появился на телевидении, когда баллотировался. Я чуть не обделался, когда увидел его по телевизору в первый раз.

Стоун чешет нос дулом пистолета.

— Проблема в особняке губернатора. Мы знали, что ты будешь на свободе рано или поздно, но, в то же время, мы пытались разработать стратегию вторжения. Это место — гребаная крепость.

— Это просто старый особняк, — говорю я.

— Нет, серьезно. Это крепость. Охрана. Металлодетекторы. Мы пытались прорваться через его людей. Пытались подкупить их, но никто не уступил. Пытались проникнуть уже два раза, просто чтобы осмотреться на месте.

— Долбанный Форт-Нокс со всеми этими лазерными заграждениями из проволоки.

— У тебя есть план здания?

— Мы обнаружили, что оно было реконструировано в семидесятые годы, но не смогли получить никакого доступа к этому. Нет никакого нормального документального следа.

— Мы найдем способ, как проникнуть туда, — говорю я, чувствуя себя одурманенным. Мои веки тяжелеют. Как долго я смогу не отключаться?

Голос с противоположного конца комнаты:

— Вы пробовали искать в библиотеке?

Стоун вздрагивает.

Эбби.

Мое сердце раздувается, услышав ее голос из того конца комнаты. Как давно она проснулась?

— Ты в порядке?

— Если это историческое место, то есть архитектурные записи, — говорит она. — Это особняк губернатора?

После колебания Стоун говорит:

— Конечно.

Он по-прежнему не смотрит на нее.

— Чертежи, вероятно, общедоступны. Они могут храниться в архиве вашей главной библиотеки, или, если у вас есть исторический центр. Вы можете много узнать о старых зданиях, если знать, где искать.

Она такая красивая и умная, и напуганная здесь.

— Детка.

— Многие из них были перестроены дюжину раз. Но если заглянуть в оригиналы, то вы будете удивлены, как много окон и дверей были скрыты. Там могут быть скрытые точки для входа.

Она тянет свои наручники. Мне интересно, как много из нашего разговора она слышала. Эбби закидывает удочку, я вижу это. Я даже не знаю, что это, но горжусь ею. Она такая чертовски сильная. Борец.

Стоун фыркает:

— Ты думаешь, что я могу пойти в библиотеку и проверить? Что? План правительственного здания, который показывает скрытые пути проникновения?

— Заткнись и слушай, — говорю я. — Она работала в библиотеке. Она знает.

Она встречается со мной глазами. Эбби сводит меня с ума, когда говорит такое.

— Это не будет зарегистрировано именно так. Абсолютно другой раздел. Вам бы следовало смотреть в исторических записях. Будет разделение по номерам участков, и вы не можете проверить это или даже скопировать. Если бы вы могли протащить маленькую камеру…

— Ты думаешь, у них есть записи по этому дому? — спрашивает Стоун.

— Определенно. Они могут храниться в секции библиотеки, которая закрыта для публики, но они там есть.

Я ухмыляюсь.

— О, мы проберемся туда. Не беспокойся, я доставлю нас туда.

Тревога плескается в ее взгляде.

— Ты имеешь в виду взлом?

— Это зависит от кое-чего. Ты собираешься помочь нам? — спрашиваю я.

Стоун бросает на меня мрачный взгляд. Может быть, нас обманывают. А может, и нет. Она поимела нас. Она чертовски удивительна.

— Может быть, — говорит она.

— Нет, не «может быть», ты помогаешь нам, — говорю я.

Стоун пялится на меня во все глаза.

— Она просто хочет свалить и сдать нас. Она думает, что может уйти.

Я поворачиваюсь к Эбби, и что-то вроде понимания возникает между нами.

Может, она попытается уйти. Может, и нет. Я больше ни черта не знаю. Все, что я знаю, — она моя.

— Она поможет.

— Она не часть этого.

Я тот, кто отбывал срок. Я был любимцем внизу, в той дыре. И никто не захочет быть таким любимцем.

— Я хочу, чтобы стала частью.

Конечно, ребята со мной, но с ней это по-другому, и внезапно, я хочу ее в деле, она нужна мне. Я смотрю в ее карие глаза, но обращаюсь к Стоуну:

— Она идет. Ты сказал, что он — мой. Что работа — моя. Это означает, что правила — мои.

31 глава

Грейсон

Мы находимся в главной комнате, внося последние штрихи в наш план.

Это забавно. Мы так давно хотели отомстить, но сейчас время расплаты приближается, а я не чувствую себя счастливым. Оглядываюсь на парней, с которыми мы так много прошли вместе, и за которых я бы отдал жизнь, и знаю, что никто из них не чувствует себя счастливым.

Эбби сидит в углу, читает. Я приглаживаю рукой выбившуюся из прически прядь ее волос, чувствуя себя от этого счастливым.