- Заходи, Алма, – по-доброму сказал профессор Эдвард.

Девочка медленно, но слишком уверенно для себя, зашла в комнату. Как обычно: посередине стоял стол, перед ним два кресла с высокими спинками, на одном сидела Лерил, другое пустовала, Эдвард Вольфрам, по обычаю гордо, сидел на своём месте за столом.

- Присаживайся, – как-то необъяснимо сказала Лерил. С одной стороны она злилась на поведение Алмы, одновременно сочувствуя и понимая его суть. Девочка послушно села, когда она услышала столкнувшиеся позади двери, её рука сама сдёрнула с пальцев кольцо.

- Зачем ты его сняла? – на самом деле заинтересованно спросила Лерил.

- Потому, что эта блондинка – не я.

- Раньше ты не предавала этому большого значения.

- Раньше я не знала, кем являюсь, и только сейчас поняла, какой королевой… нет, каким человеком, была моя мама. И если я хоть каплю, хоть по внешности, похожа на неё, то я не могу скрывать это, только из уважения и памяти к ней.

Повисла пауза, во время которой Вольфрам целиком погрузился в мысли. Девочка разглядывала собеседников, мисс Лерил только старалась сделать вид, что думает. Её глаза постоянно бегали от сложенным на коленях руках, к приятному и благородному лицу Эдварда Вольфрама.

- Вы, – тихо начала Алма, которой уже стало неудобно от тишины, – хотели что-то ещё?

- На самом деле да, – Эдвард встал, его лицо ничего не выражало, – ты должна всё равно носить кольцо. Это не наша прихоть или желание, но мы пытаемся уберечь тебя от чужих глаз.

- От чьих же? – тихо спросила Алма, теперь уже действительно не поняв его слов.

- Русалок, шелки, многих других обитателей моря.

- Что? Я думала, что русалки уже не живут здесь.

- Не живут, но приплывают сюда, – ответила Лерил.

- Когда?

- Например, на праздник, который мы устраиваем в конце каждого года.

- В конце этого декабря тоже?

- Ну, у этого же года будет конец. И дату мы уже определили, это будет 25 декабря. И я не думаю, что они захотят узнать, что нашлась пропавшая принцесса.

- Отлично, – с полным спокойствием и изобилием сарказма ответила Алма, – похоже, что дальше одиннадцати лет я не продвинусь. Потому, что группа народа, которым я должна была управлять, не захочет оставлять меня в живых.

- Алма, мисс Авроним не говорила о смерти, – подметил Эдвард.

- О, этом и говорить не надо, – холодно сказала девочка и посмотрела на директора, – в первый раз они ворвались во дворец и разнесли всё, что там только было, убили многих, я помню это. Теперь я помню всё.

- И ты хочешь так просто выйти и показаться им?

- Мне скрываться?

- Твоя мать умерла, оставшись в замке ради тебя, а теперь ты так просто отдаёшь себя народу? Тогда всё будет напрасно.

Об этом Алма не думала, но была рада такому вопросу Лерил, прозвучавшему раньше, чем девочка успела натворить глупостей.

- Но ведь Александр, Цеза… они уже видели меня такой.

- Мы их уже вызывали, разговаривали с ними.

- Они всё знают?!

- Конечно нет, – возразила Авроним, – они знаю короткую историю о девочке, которая не могла контролировать свои силы, и могла навредить другим, из-за этого пришлось создать тебе образ на двенадцать, иначе, за два года всё могло бы кончится плохо. А теперь ты уже научилась этому контролю, и, раз ты сдавала погружение и дистанцию, не только сдерживанию температуры, но и себя самой.

- Откуда вы знаете? А... ну да, всё логично, я же дочь Кальек Бейры. Но, почему я не могла превращаться в русалку сразу? Нет! Я конечно этому очень рада, ещё мне этого сразу не хватало, но всё же… почему?

- Ты начала превращаться, когда вспомнила то, что ты русалка.

- Понятно.

- Что-то не так? – напряжённо спросил директор Эдвард, потому, что тон Алмы не оставлял желать лучшего: злой, на границы срыва и одновременно холодный.

- Нет, всё хорошо, ведь по-другому и быть не может, – она натянуто улыбнулось, но вышло всё слишком естественно. Однако, Авроним и Вольфрам приподняли вопросительно брови не из-за тона.

- «По-другому и быть не может»? – растерянно переспросил Эдвард.

- Да, всё так, профессор.

- Хорошо, Алма, – тихо и слегка обескуражено ответил он, – можешь идти.

- До свидания, директор Вольфрам, мисс Авроним, – она по-обычному слегка улыбнулась на прощание и без единого звука «выпорхнула» из комнаты с лицом, даже забывшим уже, что есть слово «улыбка».

Она вернулась в жилой корпус, и уже через пять минут сидела в главной комнате с Николасом, Александром, Цезой. Рассказывать о том, из-за чего она сперва убежала, потом разбила зеркало, девочка не стала, да никто и не спрашивал. Минуту посидев сначала молчании, они не с того, ни с сего засмеялись, а потом последовала дружеская и милая беседа, которая, даже своим обширным краем не задевая чьих-то чувств. Все по прежнему называли девочку Ангелиной или Лииной, но вела она себя уже более открыто и свободно, не было того зажатия и концентрации на роли.

После ухода Алмы, в кабинете воцарилась пауза. Эдвард Вольфрам описал круг по периметру цилиндрической комнаты, вдоль шкафов, потом сел в обычное кресло гостя, напротив Авроним.

- Что скажешь, Лерил? – тихо спросил он.

- Не думаю, что она похожа на бабушку. Я знаю её почти год, она не такая, как Жалис!

- Да, но у неё те же выражения.

- Только они, Эдвард, не больше, – убедительно выдохнула женщина и подняла взгляд на глаза Вольфрама, – я никогда не замечала за её поступками какой-то ненависти, по крайне мере не ко всем, как это позже начало проявляться у Жалис.

- И к кому же у неё проявлялась ненависть?

- Ненависть – это, конечно сильно сказано, злость – подойдёт больше. К Курту Стронцию, Радону и Рачне Висмутам, с остальными она общается достаточно хорошо.

- Да, – ответил директор и сгорбившись задумался о чём-то, – Я начинаю понимать, зачем Кальек Бейра, отправив дочь к своему брату, омолодила её, стёрла года, а главное – оставила память о том, что не касается короны.

- Зачем же? – непонимающе спросила Лерил, и ещё пристальнее вгляделась в лицо Вольфрама.

- Обычное предположение, но Бейра собиралась показать людям другого мира не Алампию Уэльсу, а Алму… какая у неё фамилия по отцу?

- Вашингктон – её настоящая фамилия.

- Я не слышал о такой. Однако, продолжу. Она собиралась воспитать в ней человека, а потом уже королеву, и поэтому самый важный, и в тоже время незначительный факт о том, что она королева, Кальек стирает из её головы не задумываясь. Главное в человеке – человечность, остальное появится.

- Это похоже на мышления Бейры, но меня не только это волнует в её такой судьбе.

- Что ещё?

- То, что она часто упоминает человека, которого не видел никто, но по её словам: его видели многие.

- О ком ты, Лерил?

- О её отце.

- Тогда – это не удивительно. Бейра не выставляла отношения и свадьбу на показ, никто, даже её брат и отец, не знали, на ком же она остановила выбор.

- Но, это точно один из магов, иначе бы Алма не являлась Делоу?

- Да, но невозможно определить, кто именно, их очень, много.

- Думаю, что это уже не наше дело, Эдвард.

Дальше они сидели молча. Вольфрам смотрел в окно, Авроним – на него. Ощутив некое удовольствие от этого молчания, в голове директора вспомнились слова Алмы, которые были сказаны однажды, только ему «Когда я одна, принимаю угнетения, как блаженство, и мне хорошо во всём, что остальные считают проклятием». Будто что-то вылавливая в серой тяжести, жёлтые глаза Вольфрама ещё сильнее всмотрелись в небо, и, казалось, пытались улучить то же чувство, что и Алма, но испытывать наслаждение от сиротства, одиночества, и крепких объятий тоски – великий дар. Девочка тем временем сидела в главной комнате с Николасом, Александром, Цезой. Не хотелось рассказывать из-за чего она сперва убежала, а потом разбила зеркало, но никто и не спрашивал. Минуту друзья просто сидели в молчании, затем не с того, ни с сего засмеялись, а потом последовала дружеская и милая беседа, даже своим обширным краем не задевая чьих-то чувств. Алма была, что они все оставили в покое эту тему.