- Онто шак де, ласто бен те фи энде лайр! – прошептала она на глубоком вдохе, но слышала то, как её голос усиляется, и уже звучит по всему миру. И на последнем слове, она подняла руки, кисти, сжатые в кулаки, и упала на одно колено вниз, ударяя ими по льду так, что руки загудели, покрылись болью и поцарапались о замёршую воду, но важно было другое.
Мощный фонтан воды разломал метровой толщины лёд, и вырвался наружу. По всей реке по здесь, то там выплёвывалась вода, всё трещало, и скользящая поверхность тряслась. Девочка быстро отпрянула в сторону, что бы не быть сбитой, а лёд тем временем начал свой дрейф, и Алма прыгнула на другой скользкий осколок огромной толщины. «Пора расправлять крылья!» подумала она, но только она с хлопком выскочили на воздух, их у самого основания прострелила боль, какая-то судорога, как тогда, когда чёрный маг схватил её, но сейчас это было другое. Девочка повернулась и заметила, как в лёдяную, мёртвую воду падает какой-то маг, а в боковое зрение попал край бича, который обхватил начало крыльев. Выбора не было, только забыть про крылья и бежать. Она перепрыгнула на большую по площади льдину, которая осталась целой и ещё не оторвалась от берега. Но как раз этот миг она с треском отпала от мёрзлой почвы, и подпрыгнула одной стороной вверх, как качели на балансировке. Алма покатилась вниз по крутому, образовавшемуся склону! Почувствовала удар рукой, потом, уже почти у самой воды, на ногу налетела другая льдина, бушующий монолог воды был прервал криком, она впервые на своей памяти так завизжала от боли, но в тот же миг рот наполнила вода, и леденящее кровь течение подхватило её, только она хотела вдохнуть воду, как ударилась снова, на этот раз головой, и уже ничего больше не делала.
====== Кохиль ======
- Боже, как холодно, – выдохнула наконец-то Алма, когда лёгкие освободились от воды.
Было действительно слишком холодно, для того, что бы лежать на спине, на песчаном берегу, когда каждая его песчинка вытягивает из тебя тепло. Она передёрнулась, когда мурашки пробежали по всему телу, зубы начали быстро стучать, и тихо, потому, что Алма старалась их удержать. Однако, когда она снова вздрогнула от холода, ощутила новую боль, которая прострелила в трёх местах на её теле. Болела голова после удара, но это ещё было ничего, затем кисть руки, и хуже всего нога. С каждым новым ветром становилось всё холоднее, она уже еле сдерживала дрожь по всему телу, что бы снова не пришла боль, от которой по щекам катились густые слёзы. Снова одиночество. На сколько километров от Торниэла её унесла река? От таких мыслей стало ещё хуже, и она решила открыть до этого времени закрытые глаза. Увидела заточённое в прутья низкорослых деревьев небо, такое грязной, серое, будто только что плакавшее. Она снова вдали, снова одна, такого неба не было там, где живут эльфы, потому, что она никогда не видела и не слышала о таких низких, кривых деревьях. «Ну да ладно! Не буду же я здесь лежать, пока меня не найдут!» мысленно просчитав до трёх она вскочила, и сразу глухо вскрикнула от боли, девочка сидела на песке, смотря на свою ногу: кривая, в крови и одной зелёной гематоме! «Как я её сломать-то умудрилась!?» закричала она на себя, и сразу потянула здоровую руку к карману в спортивных штанах (на левой руке не было перелома, просто синяк и сильный ушиб). Алма сразу же порадовалась, что тогда сообразила приделать к спортивным леггинсам пару карманов, сейчас, в левом из них, лежали адны. Она трясущимися руками высыпала себе на ладонь одну грифельную палочку, но подумала, что это будет пустая трата драгоценных обезболивающих, как скоро она найдёт эльфов или людей – неизвестно, а действие адн ограничено временем, и тогда разумнее было бы применить заклинание моментального скрытия.
- Еэленетси! – Алма положила руку на воздух, над ногой. Прошла кривизна от сломанной кости, кровь впиталась, гематома сошла и с ноги и с руки.
Солнца не было видно за одной сплошной тучей, и Алма шла, не зная куда, и зачем. Места были совершенно не знакомы, она не узнавала растительности, и, если у эльфов были тонкие, изящные деревья, то здесь всё совсем по-другому. Потрескавшаяся кора у толстых стволов, то тут, то там валялись груды листвы. (С помощью магии она создала себе кожаную куртку, которая, если честно не особо получилась, и была явно не по размеру), когда она уже более-менее согрелась , решила, что лучше будет взлететь. Крылья быстро несли, но чем выше, тем холоднее, и она снова приземлилась. Двигаясь против течения реки, по её берегу, девочка дошла до густого колючего леса, целиком состоящего из ёлок. Какое сегодня было число она не знала, но могла предположить, что уже тридцать первое декабря. Нет, не так она надеялась встретить новый год, не на холоде, в глухом лесу и одиночестве, ей важно быть с кем-то рядом. А что сейчас? Одна. Хочется плакать и бесится, просто упасть и рыдать в голос, но этот вариант был не для неё. Однако, уже темнело. Сколько девочка прошла сегодня? Много, не меньше. Алма раздвинула колючие ветви густых ёлок. Когда она преодолела толстую стену-преграду, то увидела, внутри это нечто напоминающее коридор, кто-то уже ходил здесь, вырубил и срезал мешающиеся сучки и веточки с зелёным мехом. А пласты оставшихся иголок мешали снегу проникать сюда, девочке ужасно понравилось это место, тем, что оно было такое волшебное, казалось созданное эльфами. Но, только они не вырубали, а разговорами внушали деревьям расти так, как будет лучше. Через пять минут, Алма с трудом создала плотное полотно ткани, и долго сворачивала его, пока не набралась достаточная толщина, что бы не замёрзнуть, потом, ещё одна деталь – одеяло – достаточно сложное, но, тем не менее, у Алмы получилось создать и его. Проблемой оказалось другое, то что теперь её магические возможности стали ограничены, Глафнег рассказывал ей, что бывают такие места – мёртвые точки, где магическая энергия исчерпаема, и может закончиться, после чего возможна усталость, опустошение, чувство, при котором невозможно сконцентрироваться на каких либо мыслях. Что-то подобное сделала Алма с Глафнегом, когда загипнотизировала его глазами. Девочка быстро забралась в конструкцию, напоминающую кровать, гнездо и кресло одновременно, накрылась одеялом и легко, как бы поглаживая кислород, провела рукой над собой, воздух задрожал и растянулся по сфере, таким образом она была под защитой. Уже давно стемнело, но она никак не могла заснуть, и без того она не спала три ночи, а сейчас, уже новогодняя ночь, вот ей не спиться. Она всё думала, празднуют ли сейчас её дедушка и дядя? Как вообще закончилась сражение? От таких мыслей ей захотелось ещё сильнее закутаться в одеяло. Тут неизвестно откуда взялась песня, такая знакомая и родная, её пела Кальек Бейра, именно ей, Алме, и девочка помнила это. Песня была не слишком детская, но, если подумать, напрячь память, постараться вспомнить, то и она, сидящая после битвы, потерянная в лесу, никогда не была маленькой. Всё вокруг заставляло её как можно быстрее вырасти, и этим приказам подчинялось не тело, а сознание, оно само перескакивало через время, и эта слишком реальная боль была для неё. От отчаяния, потому, что мама сейчас не с ней, не может ничего сказать, дотронуться до руки Алмы, снова спеть эту песню, у девочки оставалось только воспользоваться этим моментом. Когда не надо быть сильной, и, можно не принимать безумных решений. Она подняла с земли часть густого настила иголок, и вдохнула этот запах сырости, и впервые она ощутила своё одиночество блаженством, и даже хотела стать землёй, не видя разницы в том, кто она сейчас, и кем она станет, когда будет почвой – и так, и так её будут топтать. Алма под одеялом подтянула к себе ноги, обняла их, начала себя жалеть, с приятным удовольствием, получаемым от этого. Последней каплей подтверждения блаженной минуты стало то, что уже чувствуя приближение сна, она тихо-тихо запела сама себе, ту самую мамину песню, понимая, что их голоса действительно очень похожи, девочка сладко воображала, что сейчас находится с мамой, и это она ей поёт, а сама Алма просто подпевает ей.
