Высшее руководство ЦРУ настойчиво стремилось выяснить вопрос о правдивости Носенко. Поскольку в состоянии неопределенности оставались многие контрразведывательные операции, Ричард Хелмс, вначале в качестве заместителя директора, а затем директора ЦРУ, разрешил оперативникам подвергнуть Носенко допросу с использованием метода, которому он сам очень доверял. Этот метод не был разработан в рамках программы по «промыванию мозгов» («сыворотка правдивости», программа электросудорожной терапии при изменении паттерна). Хелмс провел Носенко через проверенный советский метод, заключающийся в изоляции заключенного с последующим сенсорным ограничением; после этого заключенный бывает, как правило, сломлен. Более трех лет, точнее говоря, 1277 дней, оперативники ЦРУ держали Носенко в одиночном заключении. Все выглядело так, будто они использовали в качестве руководства к действию исследование Хинкля-Вольфа, а в качестве образца опирались на случай с кардиналом Миндсенти. Оперативники наблюдали за Носенко днем и ночью, не оставляя его без наблюдения ни на одно мгновение. В его камере постоянно горела лампа. Ему не разрешали читать даже этикетки на тюбиках от зубной пасты. Когда он попытался отвлечься и изготовить комплект шахмат из хлопкового волокна, имевшегося в камере, охранники обнаружили это и вымели все волокна. В камере Носенко не было окна; в конечном итоге он был помещен в стальную камеру размером 12×12 м.
Носенко сломался. Он галлюцинировал. Он разговаривал со своими тюремщиками, которые допрашивали его в течение 292 дней, причем часто в то время, когда он был привязан к детектору лжи. Если он говорил правду, ему не верили. В то время как советская и китайская стороны показали, что они могут заставить человека сделать любое признание, сотрудники ЦРУ, проводя допросы, не имели, по-видимому, ясного представления, какого признания они бы хотели добиться от Носенко. Когда все было позади и по истечении трех с половиной лет незаконного задержания Хелмс отдал приказ об освобождении Носенко, некоторые руководители ЦРУ по-прежнему полагали, что он оставался агентом КГБ. И нерешенным остался большой вопрос: кем же был Носенко в действительности? По этой проблеме среди сотрудников ЦРУ нет единого мнения.
Со случаем Носенко программа «промывания мозгов» совершила полный оборот.
Встревоженные тактикой коммунистов, руководители ЦРУ исследовали всю проблему, приступили к реализации своего проекта и воспользовались новейшими технологиями, чтобы внести улучшения. Получив по истечении десяти лет исследований ужасающие результаты, руководители ЦРУ не создали сколько-нибудь надежных методов. И когда наступил критический момент, они обратились к грубым методам разведки советской системы.
Глава 9
Экология человека
Задолго до того, как Гарольд Вольф и Лоренс Хинкль завершили в 1956 г. свои исследования по «промыванию мозгов» для Аллена Даллеса, Вольф попытался расширить свою роль в исследованиях и операциях ЦРУ. Он предложил руководству ЦРУ сотрудничество своих коллег по Корнельскому университету, где он преподавал неврологию и психиатрию в медицинском колледже. В своих предложениях Вольф разъяснял руководству, что для понимания поведения человека (а также возможностей манипулирования его поведением со стороны правительства) необходимо изучать человека в связи с окружающими его условиями. Введя термин «экология человека», он вовлек в сферу ее изучения такие дисциплины, как психология, медицина, социология, антропология. В академическом мире начала 50-х гг. такой комплексный подход представлял собой новшество, новым было и слово «экология», но он нашел понимание у руководства ЦРУ. Подобно Вольфу, оно значительно опережало тенденции, существовавшие в бихевиористике.
Вольф наметил некоторые проблемы по исследованию экологии человека и предложил партнерские отношения с ЦРУ по применению этих знаний в практической деятельности. В то время изучение данных вопросов представлялось перспективным, и Вольф был полон энтузиазма, предпринимая всевозможные усилия по овладению новыми знаниями и их практической реализации. Поняв характер функционирования разума, он собирался, по его словам, «объяснить ЦРУ способы, с помощью которых можно было бы заставить человека думать, чувствовать и вести себя в соответствии с желаниями других людей, и, наоборот, способы, позволяющие человеку избежать такого влияния».
Понятия, которые могут в настоящее время показаться наивными и безнадежными, не казались столь бесперспективными в разгар холодной войны. А профессиональная подготовка Вольфа придавала вес его идеям. Как и доктор Камерон, он был не только теоретиком. Он занимал пост президента Нью-Йоркской неврологической ассоциации, а в 1960 г. стал президентом Американской неврологической ассоциации. В течение нескольких лет он был главным редактором журнала «Архивы неврологии и психиатрии» Американской медицинской ассоциации. Как по служебному положению, так и в силу своей личности Вольф производил большое впечатление. Руководители ЦРУ почтительно прислушивались к его суждениям о том, как врачи и шпионы могли бы совместно трудиться, чтобы помочь миру, если уж не удастся спасти его.
Руководители ЦРУ также никогда не забывали о том, что Вольф сблизился с директором Алленом Даллесом в то время, когда он лечил травму головы, полученную сыном Даллеса. Специальная неврологическая практика Вольфа привела его к мысли, что заболевания мозга, как и мигрень, вызываются отсутствием гармонии между человеком и окружающими его условиями. По этому поводу он писал в ЦРУ: «Проблема, перед которой стоит врач, сходна с проблемой, перед которой оказывается следователь-коммунист». Оба стремятся вновь привести своего подопечного к гармонии с окружающими его условиями, будь то проблема головной боли или идеологических расхождений. Вольф полагал, что целебное воздействие любого нового метода допроса естественно перейдет в излечение пациента, и наоборот. Ему представлялось, что, согласно советской модели, он сможет помочь своим пациентам, переведя их в состояние изоляции, лишенное ориентации, при котором у человека легче создать новые поведенческие паттерны. Хотя изоляционные камеры русского типа не нашли практического применения в Корнеле, Вольф надеялся быстрее добиться того же эффекта путем ограничения сенсорных ощущений. Он сообщил ЦРУ, что камеры с ограничением сенсорных ощущений вполне обоснованно могут считаться составной частью курса излечения симптомов мигрени; они могут сделать пациента более восприимчивым к психотерапевтическим внушениям». Он предлагал содержать своих пациентов в условиях сенсорного ограничения до тех пор, пока они не «начнут проявлять возрастающее стремление говорить и завершить процедуру испытаний». Тогда, предположил он, врачи смогут «использовать материал из собственного опыта, чтобы создать психологические реакции внутри себя». Эта процедура имеет большое сходство со сталинскими методами. Нельзя сказать, удалось ли Вольфу использовать ее сколько-нибудь успешно в интересах пациентов Корнеля. Вольф предложил разработать методы использования распространенных культурных и социальных процессов в экологии человека при тайных операциях. Он понимал, что у каждой страны существуют собственные обычаи воспитания детей, военной подготовки и почти во всех областях взаимодействия людей. С точки зрения ЦРУ, заметил он, социологическую информацию такого рода можно применять главным образом для обучения людей. Он отличал методы мотивации от «специальных методов», которые, как он полагал, «были в большей степени сопряжены с разрушением, совращением, допросами». Он предлагал исследовать эти методы и просил у ЦРУ дать ему доступ ко всем материалам, имеющим отношение «к угрозам, принуждению, тюремному заключению, изоляции, утратам, унижению, пыткам, “промыванию мозгов”, “черной психиатрии”, гипнозу и сочетанию этих компонентов с химическими препаратами». Помимо простого исследования Вольф предложил использовать пациентов Корнельского университета в экспериментах по «промыванию мозгов» до тех пор, пока будет даваться гарантия, что никто не будет травмирован. К этому он добавил, что рекомендовал бы ЦРУ проводить эксперименты с возможным нанесением травм подопытным при условии их проведения в других местах. Очевидно, он понимал, что только большой объем данных, перемещающихся между ученым и шпионом, может способствовать появлению оптимальных методов исследований.
