Вернувшись в оборудованный для него дом, Вендт вновь приступил к экспериментам. Ему предстояло принять еще четырех подопытных субъектов.
Следующим по порядку был заведомый двойной агент, имевший в ЦРУ кличку EXPLOSIVE. В документах управления он описывается как «профессиональный русский агент» и «закаленный человек, способный лгать последовательно, но не очень эффективно». Для членов команды ARTICHOKE он не был новым объектом, ибо несколькими месяцами ранее ему вводили под гипнозом смеси наркотиков под предлогом «медико-психологического» обследования. В то время группу сопровождал гипнотизер-профессионал, который передавал команды переводчику через усовершенствованную систему связи; тот, в свою очередь, мог, по-видимому, подавлять волю человека под псевдонимом EXPLOSIVE. Позднее группа сообщала директору ЦРУ, что EXPLOSIVE передал «весьма ценную информацию», а затем забыл о допросе в результате внушенной под гипнозом амнезии. С тех пор EXPLOSIVE находился в заключении. Теперь его предоставили в распоряжение профессора Вендта, который должен был ввести ему свою смесь из секонала, декседрина и марихуаны.
В этот раз Вендт дал ему все три наркотика единовременно, растворив их в стакане пива. В выпитом во время обеда пиве он принял затем секонал, а в послеобеденной кружке пива — вновь все три ингредиента. Никакие положительные результаты не были отмечены. Закончив эксперимент после полуночи, Вендт отметил: «Данный опыт продемонстрировал, что люди, с которыми мы имеем дело здесь, отличаются от американских студентов».
В течение следующей недели сотрудники ЦРУ доставили Вендту еще троих, но и здесь успех был весьма скромным. По словам Томсона, общее отношение к Вендту стало «совсем враждебным». Его компетентность ставилась под сомнение как сотрудниками ЦРУ, так и сотрудниками морской разведки. Профессор объяснил, что одному подопытному он ввел слишком сильную дозу; другому — слишком слабую. Хотя он утверждал, что его наркотики безвкусны, подопытные замечали посторонний привкус в напитках. Пока одного из подопытных допрашивали на русском языке в соседнем помещении (причем никто не потрудился заняться переводом), Вендт в течение получаса проигрывал на пианино одну и ту же мелодию. Во время допроса последнего испытуемого Вендт и его ассистентка выпили пива и слегка захмелели. Во время эксперимента он настолько отвлекся, что признался: «Мысленно я здесь не присутствую». Его ассистентка начала смеяться. Как вспоминает Томсон, ее присутствие было подобно открытой ране; это ощущение особенно обострилось, когда во Франкфурт прибыла жена Вендта, и профессор пригрозил, что бросится с церковной колокольни.
Вендта уже нет в живых, и он не может дать свою версию происшедших событий, однако источники ЦРУ и морской разведки дают совпадающие оценки его поведения. Морзе Аллен, руководитель группы ARTICHOKE, чувствовал себя жертвой «мошенника» и описывает поездку как «напрасную трату времени и денег». Человек, обычно умевший скрывать свои чувства, Аллен бледнел от ярости, когда ассистентка отмеряла наркотики кончиком ножа. В своем заключительном докладе он рекомендовал, чтобы в дальнейшем разработчики наркотиков не допускались к участию в полевых испытаниях. Далее он писал: «Это, разумеется, не означает, что команда ARTICHOKE отвергает экспериментальную работу, однако это позволит избежать споров, недоразумений и жалоб, имевших место в недавней ситуации». Согласно тому же «здравому смыслу» он предлагал в качестве абсолютного правила не допускать женщин к участию в операциях ARTICHOKE (в связи с возможной опасностью и в связи с возможными «бытовыми неудобствами, вызванными присутствием женщин»).
Морзе Аллен и его товарищи по программе ARTICHOKE вернулись в Штаты, сохранив убежденность в возможности найти способы, позволяющие контролировать поведение человека, однако у сотрудников морской разведки появились сомнения. Основной разработчик полностью разочаровал и их. Д-р Томсон заявил, что больше никогда не сможет работать с Вендтом. Руководители ВМС вскоре вызвали Вендта и объявили о том, что прекращают финансировать его исследования, что ожидают возврата неистраченных средств. Хотя они и пытались продолжить работы по программе CHATTER с другим составом исследователей, эта программа так и не смогла восстановиться после фиаско с Вендтом. К концу следующего, 1953 г. война в Корее закончилась, и ВМС полностью отказались от проекта CHATTER.
В течение следующих двух десятилетий ВМС в большом объеме продолжали финансировать специальные исследования в области управления поведением. В это же время армия вкладывала значительные средства в работы, направленные на лишение боеспособности целых армий путем применения сильнодействующих наркотиков. Однако в области контроля над разумом ведущая роль принадлежала ЦРУ, которое последовательно продолжало проводить исследования на переднем крае науки; оно финансировало самую большую часть наиболее опасных экспериментов. Сотни ученых были привлечены к участию в проекте ARTICHOKE и в последующих программах.
Воспоминания психиатра-консультанта ЦРУ дают некоторое представление о том, что означало быть солдатом в битве за контроль над разумом. Этот психиатр, пожелавший сохранить анонимность, отмечает, что в рамках операций ЦРУ совершил от 120 до 150 перелетов в Европу за период с 1952 по 1966 г. Он пишет: «Замечательно быть психиатром и летать в Европу, вместо того чтобы из года в год наблюдать одних и тех же пациентов. Хотел бы я вернуться в те времена. Я никогда не чувствовал усталости». Далее он отмечает, что его работой была «идеальная психиатрическая практика, поскольку она исключала общение с пациентами, которое не предусматривалось». На вопрос о его отношении к введению наркотиков ничего не подозревающим иностранцам он резко отвечает: «Это зависит от того, на чьей вы стороне. Я никому не нанес вреда… Мы воевали».
В основном этот психиатр прекратил свои опыты (обработка по типу «А») во второй половине 50-х гг., но продолжал участвовать в оценке агентов и перебежчиков и работать с ними. Он должен был устанавливать, работает ли тот или иной человек на другое государство, а также давать рекомендации по способам их перевербовки. Он двигался в основном потоке деятельности ЦРУ как в проводимых операциях, так и в отношениях с собственными сотрудниками и в связях с общественностью — деятельности, направленной на манипулирование людьми. Надежные пути к решению таких задач часто сопряжены с жестокостью.
Как свидетельствовал в сенате США бывший директор ЦРУ Ричард Хелмс, «оперативник, участвующий в тайных операциях… приучен полагать, что нельзя рассчитывать на честность своего агента, на то, что он будет действовать в соответствии с вашими желаниями или передавать точные данные, если он не предан вам душой и телом».
Подобно всем секретным службам мира, ЦРУ стремилось оптимизировать методы владения людьми. Как мог оперативник быть уверенным в лояльности агента?
Западную Европу наводняли беженцы и перебежчики, и ЦРУ стремилось их использовать. Кто из них говорил правду? Кто был агентом противника или провокатором? Тайное вторжение англо-американцев в Албанию потерпело сокрушительное поражение. Возможно, кто-то их предал[33]? Кому могло ЦРУ доверять?
Одним из путей решения данного вопроса было использование физического давления, или пыток. Однако помимо этических соображений следует учитывать, что физическая грубость просто не приносит хороших результатов. Один работник контрразведки поясняет это следующим образом: «Если вы замахнулись на человека дубинкой, он выдаст вам только тактическую информацию». Однако он не сможет или не захочет играть на том сложном уровне, который желателен для ЦРУ. В одном из документов ЦРУ обосновывается отказ от пыток: «Такое бесчеловечное обращение не только не согласуется с традициями нашей страны; оно неэффективно в сравнении с различными методами психоанализа».
Вторым и наиболее популярным методом получения ответа является традиционный шпионаж. При наличии достаточного времени хороший разведчик может успешно выведать у человека его тайну. Он применит убеждение, искушение и всевозможные методы психологического воздействия — эмоциональные методы кнута и пряника. Успешно работающий оперативник пользуется теми же методами при вербовке агентов. В то время как большая часть населения имеет лишь слабое представление о манипуляциях такого рода, у оперативника-профессионала это способ зарабатывать себе на жизнь: обычно он действует вне системы ограничений, регулирующих личные отношения. Как цинично признается проработавший 20 лет и ушедший в отставку оперативник ЦРУ, «я никогда не задумывался о законности и морали. Я делал то, что срабатывало».
