Если во время еды изрядно проголодавшимся в долгой дороге гостям было не до разговоров, то теперь трапезная под навесом наполнилась гулом пьяных голосов. Делиад, смакуя маленькими глотками вино, напряжённо прислушивался к разговору на центральных ложах, внутренне трепеща от страха, что Хрисалиск, Лесподий или Оронтон захотят взглянуть, какими же дарами почтил Перисад мёртвого скифского царя. На его счастье, там сперва спорили, насколько правдиво похоронные обычаи скифских царей описаны у Геродота, затем обсуждали свойства характера будущего скифского царя Палака, и чего ждать от него соседям, а вскоре почти всех участников попойки стала одолевать необоримая сонливость: должно быть, все здорово-таки умаялись в дороге. Притворился сонным и Делиад. Пивший почти одну тёплую воду Хрисалиск, один сохранивший к концу пира ясность сознания, приказал рабам осторожно разнести упившихся гостей по их комнатам.

  Ламах, привычной сторожевой походкой наматывавший круги по периметру Малого двора, застыл на месте, когда из прохода рабы стали выводить под руки еле передвигавших ноги и что-то пытавшихся бормотать заплетающимися языками сатавков. Последним занесли Полимеда, бесчувственно повисшего на плечах у двух крепких рабов. Мысленно похвалив Делиада за смелость и ловкость рук, Ламах вошёл следом за ними в комнату, проследил с порога, как рабы в полутьме осторожно положили купца, как был в одежде, на низкое деревянное ложе у дальней от входа стены (один из них бросил на коврик возле ложа его башмаки) и, вобрав головы в плечи под его тяжёлым взглядом, поспешили выскочить вон. Едва коснувшись головой подушки, Полимед громко захрапел. Убедившись, что купец не способен встать и закрыться на дверной засов, декеарх, метнув вороватый взгляд на темневший у изголовья кровати сундук, осторожно прикрыл дверь.

  Погасив в фонтане последние освещавшие Малый двор четыре факела, епископ Патар запер закончивших на сегодня работу рабов до рассвета в их спальне около топки бальнеума и сам лёг отдыхать со своей женой Лострой в принадлежавшей им комнатке возле кухни, по соседству со спальнями рабынь.

  Присев на корточки в тёмном углу, из которого хорошо просматривался весь дворик и дверь полимедовой комнаты, Ламах стал ждать появления Делиада. Вскоре в доме стихли последние звуки, и усадьба Хрисалиска погрузилась в сонную тишину, нарушаемую только доносившимся из гостевых комнат храпом да тихим журчанием воды в фонтане.

  По движению ковша Большой Медведицы в чёрном ночном небе Ламах определил, что минуло уже не меньше двух часов, а Делиад всё не появлялся. Может он и сам напился вместе с остальными, чтоб не вызвать подозрений, сонного вина и дрыхнет теперь в своей спальне, предоставив сделать всю опасную работу своему декеарху?

  Ламах уже собирался подняться к нему и забрать свой плащ с подменной посудой, когда увидел, как из прохода, соединяющего передний и задний дворы, выскользнула закутанная в паллий с капюшоном фигура, оглядела пустой дворик и стала осторожно красться вдоль западной стены к комнате Полимеда. Ламах бесшумно двинулся туда же с другой стороны.

  - Всё спокойно. Кроме нас, тут никого, - шепнул он бледному от волнения юноше, когда они сошлись у нужной двери. - Давай, заходи.

  - Пошли вместе.

  - Ладно, я первый...

  Приоткрыв тихонько дверь, Ламах прислушался к доносившемуся из темноты шумному сопению, периодически перебиваемому громкими всхрапами, и ужом скользнул за дверь. Следом поспешил войти Делиад, и Ламах тотчас задвинул за ним засов. С минуту они простояли неподвижно у двери, привыкая к царившей здесь темноте. Серебристый свет луны, только что приподнявшей над противоположной крышей свой округлый, слегка приплюснутый с левой стороны лик, проникал в комнату через маленькое оконце над дверью, падая тусклым прямоугольным пятном на середину комнаты. Наконец Ламах, беззвучно передвигая обутые в мягкие скифики ноги, двинулся к кровати. Делиад с гулко колотящимся в груди сердцем остался у двери.

  Полимед, запрокинув на подушке голову с приоткрытым в зарослях усов и бороды маленьким ртом, лежал на спине поверх одеяла в том же положении, в каком его оставили рабы. Подкравшись к изголовью, Ламах пару раз легонько толкнул его в плечо. Удостоверившись, что столичный лекарь не соврал, расхваливая своё зелье, и сон, сковавший тело купца, в самом деле крепок, как у покойника, декеарх нащупал возле его шеи толстый шнурок и вытянул из-под хитона небольшую связку ключей. Крепко зажав их в широкой мозолистой ладони, он осторожно просунул другую ладонь под затылок Полимеда, чуть приподнял его голову, отчего сопение купца внезапно оборвалось, и он промычал что-то невнятное. Сердце подпиравшего спиною дверь Делиада провалилось в пятки, и он сделал над собой огромное усилие, чтоб не задать стрекача, как застигнутый сторожем в чужом саду воришка. Ламах медленно снял шнурок с шеи Полимеда и уложил его голову обратно на набитую птичьими перьями подушку. Сонная песнь купца тотчас возобновилась, и Делиад с облегчением выдохнул.

  Ламах тем временем присел возле сундука и, немного повозившись в темноте с ключами, снял навесные замки. Откинув крышку, он нащупал в одном из отделений сундука царский ларец, бережно вынул его и поставил на пол возле сундука.

  Оглянувшись к двери, он жестом позвал к себе Делиада и, пока тот, опасливо косясь на кровать, пересекал на цыпочках комнату, нащупал под крышкой ларца узкую замочную щель, нашёл в связке самый маленький ключ и отомкнул ларец. Быстро, но аккуратно, ни разу не звякнув, декеарх вынул из ларца и разложил на полу все имевшиеся там предметы и, обратясь лицом к вставшему у него за спиной Делиаду, требовательно поднял над плечом левую ладонь. Тот торопливо вынул из под плаща увесистый свёрток и вложил его в руку Ламаху. Развернув его на полу, декеарх не спеша упрятал подменную посуду в ларец, а золотую царскую завернул в плащ и вернул свёрток Делиаду, который тотчас сунул его за пазуху под хитон и крепко прижал левым локтём к животу.

  Спокойно заперев ларец, Ламах поставил его в сундук на прежнее место, бесшумно опустил тяжёлую крышку и навесил замки. Затем, повернувшись к кровати, он вновь надел шнурок на шею крепко спящего купца и засунул ключи поглубже ему за пазуху. Распрямившись, он увидел, что Делиад уже ждёт его у двери. Ламах быстро пересёк комнату и, положив ладонь на тонкое плечо юноши, чуть слышно выдохнул ему в самое ухо:

  - Сначала я...

  Отодвинув засов, он чуть потянул на себя дверь, оглядел через образовавшуюся щель залитый тусклым лунным серебром дворик, затем приоткрыл дверь чуть пошире и выскользнул наружу.

  Убедившись, что во дворе никого нет, он выпустил Делиада и плотно притворил за ним дверь. Растянув тонкие губы в одобрительной улыбке, Ламах мягко пожал смелому юноше руку (другой, скрытой под паллием рукой тот, как и прежде, крепко прижимал к животу драгоценный свёрток).

  - Ну, иди. И не забудь вернуть мне плащ.

  Дождавшись, когда его сообщник, бесшумной тенью скользнув по стенам, скрылся в проходе между дворами, Ламах облегчённо выдохнул. Почувствовав внезапную сухость во рту, он пересёк дворик, присел на бортик фонтана и, наклонившись, зачерпнул в широкую ладонь прохладную влагу. Утолив жажду и ополоснув разгорячённое лицо, он метко плюнул в колышущийся на подёрнутой рябью чёрной воде жёлтый блин, встал и спокойно отправился спать в расположенную напротив комнатки привратника караулку.

  На другой день все участники пирушки, кроме Хрисалиска, вставшего, как всегда, с первыми солнечными лучами, проснулись очень поздно.

  С трудом разлепив заспанные глаза, Полимед удивлённо разглядывал незнакомую комнату, пытаясь сообразить, где он находится. Только когда его взгляд упёрся в дорожный сундук, закрытый двумя массивными замками, он сразу подумал о лежащем в нём ларце с царскими дарами и вспомнил всё остальное. Нащупав под левым боком связку ключей, он облегчённо выдохнул, сладко зевнул и потянулся. Сунув ноги в башмаки, Полимед прошлёпал к двери, распахнул её и зажмурился от ударившего прямо в глаза яркого солнца. Прикрывшись ладонью, купец глянул на весело плескавшихся у фонтана молодых сатавков, аккуратно прикрыл дверь и торопливо засеменил вдоль стены к отхожему месту. В узких дверях он едва не налетел на неспешно выходившего из нужника зверовидного декеарха, с ухмылкой пожелавшего ему своим грубоватым голосом удачно облегчиться.