Не обращая внимания на скакавшую с радостным визгом на цепи под стеной сарая собаку, Полимед быстро пересёк небольшой, прямоугольный, мощёный серым булыжником дворик и вошёл в распахнутую настежь двустворчатую дверь посредине длинного двухэтажного дома, занимающего всю южную сторону усадьбы. В нижнем этаже дома находился андрон с традиционными девятью трапезными ложами и столиками вдоль стен, справа от него - кабинет и спальня хозяина, слева - кухня, кладовые, трапезная и спаленка рабов. Узкая и довольно крутая деревянная лестница, огороженная высоким перилом, поднималась вдоль правой от входа стены андрона в занимавший весь верхний этаж гинекей. По ней неторопливо сходила вниз пышнотелая, круглолицая женщина в коротком, до колен, неподпоясанном розовом хитоне, в лёгких, коричневых замшевых башмачках без задников, с распущенными по-домашнему по груди и спине густыми, волнистыми, светло-каштановыми волосами. То была 37-летняя супруга Полимеда Андокида.

  Полимед был женат на Андокиде вторым браком. От первой жены, умершей шесть лет назад, он имел двух замужних дочерей. Завести детей от Андокиды (Полимед очень хотел сына, наследника) за четыре года супружества всё никак не получалось: не желая портить фигуру беременностью и вновь мучиться родами, она втайне от мужа принимала противозачаточные снадобья. Кроме жены, в доме Полимеда жила его 15-летняя падчерица Аполлодора - дочь Андокиды от её первого мужа, которым был не кто иной, как единственный сын логографа Аполлония - Аполлоний Младший, умерший лет пять назад.

  - Так зачем тебя звали во дворец, милый? - приторно-ласковым голосом спросила Андокида с середины лестницы, едва Полимед успел войти в дом, продолжая медленно спускаться и не сводя вспыхнувших любопытством глаз с его ноши.

  - Басилевс оказал мне высокую честь: завтра я отправляюсь послом в Скифию с прощальными дарами Скилуру, - с гордостью объявил Полимед.

  - Вот как? Поздравляю, милый! - растянув большие ярко-красные губы в слащавой улыбке, отчего на её полных розовых щеках появились миловидные ямочки, Андокида, виляя широкими бёдрами, величаво подплыла к мужу, обняла его мягкими полными руками за шею и жарко поцеловала в уста. - Надеюсь, эта твоя поездка будет не долгой?

  Полимед снизал неопределённо плечами:

  - Полагаю, дней пять или шесть - не дольше.

  Этой ночью мы должны как следует потрудиться, милый. Быть может, милостью Геры нам наконец-то удастся зачать маленького... А в этом красивом ларце подарки скифскому царю?

  - Да.

  - Я хочу взглянуть.

  - Хорошо, пойдём.

  Они вошли вместе в небольшой кабинет Полимеда, смежный с его спальней на нижнем этаже. Купец бережно поставил ларец на свободный столик и снял с шеи шнурок с ключами.

  - Надо бы позвать и Аполлодору, - предложил Полимед. - Ей, наверное, тоже интересно.

  - Да ладно, покажешь ей позже! Ну, миленький, не томи...

  Легко повернув в замочной щели золотой ключик, Полимед откинул крышку ларца, достал и разложил на соседней кушетке все имевшиеся там предметы. Андокида брала их один за другим, подносила к квадратному, в локоть шириной, окну, через которое в кабинет лился со двора неяркий свет скрытого за Акрополем солнца, и долго разглядывала со всех сторон с жадным блеском в восхищённо округлившихся светлых глазах.

  - И это всё из чистого золота?

  - Конечно! Скифским царям полагается дарить только золотые вещи. Об этом ещё Геродот написал.

  - И не жалко Перисаду отдавать такие сокровища варварам?

  - Ещё как жалко! Но ничего не поделаешь - дружба могущественных скифских царей стоит дорого.

  - Просто слёзы наворачиваются, как подумаю, что скоро все эти прекрасные вещи навсегда исчезнут в скифской могиле, - вздохнула Андокида, вертя в руках изящную мегарскую чашу. Вдруг она обратила к мужу взволнованное внезапно пришедшей в голову блестящей идеей лицо. - Послушай, милый! Мы ведь можем хотя бы часть этих вещей спасти от уготованной им печальной участи. Давай положим в ларец нашу мегарскую чашу из позолоченной бронзы, а эту оставим у себя. Да и наш позолоченный ритон с головой волка выглядит ничуть не хуже этого оленя...

  - Андокида! Ты что - сдурела?! - воскликнул изумлённый Полимед. - Сейчас же выбрось эти нелепые мысли из головы!

  - Ну почему - нелепые? Ты подумай - наша мегарская чаша и ритон выглядят совсем как золотые. Глупые варвары ни о чём не догадаются! Да и не всё ли им равно, что зарывать в землю - золото или бронзу? Ну же, Полимед, решайся!

  - Нет! - испуганно вскрикнул Полимед.

  - Ну почему, почему - нет? Ведь такое богатство пропадёт почём зря! Дорогой, давай сделаем так, как я сказала.

  - Нет, нет и нет! - Полимед, свирепо выпучив глаза, повысил голос до визга. - Только в безмозглую женскую голову могла прийти такая безумная затея! - он поспешно побросал разложенные на кушетке сосуды обратно в ларец, затем подскочил к жене и грубо вырвал из её рук мегарскую чашу.

  - Дай сюда, дура! - он торопливо швырнул тонко зазвеневшую чашу в ларец, захлопнул крышку и дрожащими от негодования руками запер на замок. Этого ему показалось мало, и он унёс ларец в соседнюю спальню, где стоял в углу его надёжный, окованный толстой медью дорожный сундук, и на глазах последовавшей за ним жены упрятал его там под двумя тяжёлыми навесными замками. После того, как доверенные ему басилевсом ценности оказались в безопасности, а связка ключей - у него за пазухой, Полимед вновь обратил к жене разгневанное, раскрасневшееся лицо.

  - Скифы вовсе не так глупы, чтобы не отличить золото от позолоченной бронзы!.. Тебе даже не пришло в голову, что если обман откроется, - а он непременно откроется! - твой муж будет навек опозорен, и мне ничего другого не останется, как только выпить яд!.. И мало того: дело может закончиться войной - да-да, войной! - с оскорблёнными скифами. И всё из-за одной глупой, жадной бабы!

  - Ты просто жалкий трус! Ничтожество - вот ты кто! Чтоб тебе там пропасть в твоей Скифии!

  Ответив на обидные слова мужа ещё более обидными, Андокида с пылающими от незаслуженных оскорблений щеками выбежала из кабинета, громко, на весь дом, хлопнув дверью, и, простучав башмаками по скрипучим лестничным ступеням, скрылась в гинекее. Полимед понял, что ужинать и спать сегодня ему придётся в одиночестве.

   3

  С трудом разлепив глаза, Полимед разглядел в полутьме сундук с висевшими сбоку на толстых бронзовых кольцах двумя большими железными замками, стоявший на своём обычном месте в углу справа от изголовья его кровати. Ещё не проснувшись, он машинально сунул руку под подушку, нащупал спрятанную там связку ключей, перевернулся на спину и с удовольствием потянулся с зажатыми в кулаке ключами, прогоняя остатки сна.

  Вход из кабинета в спальню был плотно завешен пологом из гнедой лошадиной шкуры. Свет в комнату проникал из примыкавшего к дому с северной стороны двора через узкое - даже ребёнку не пролезть! - оконце под самым потолком слева от кровати.

  Сев на ложе, Полимед надел на шею ремешок с ключами, повернул голову к окну и, увидев клочок лазурного неба, коротко ругнулся, сообразив, что рассвет давным-давно наступил. Обычно его будила в дорогу жена, всегда щедрая на любовные ласки перед его отъездом, но после вчерашней ссоры он, чтобы успокоить поднявшуюся в душе бурю, выпил за ужином пару канфаров вина "по-скифски", вот и не смог сам вовремя проснуться, а никто из слуг без приказа не отважился его разбудить.

  Поспешно накинув приготовленный с вечера в дорогу короткий серый шерстяной хитон, Полимед громко кликнул Итиса. В спальню тотчас вбежал молодой испуганный раб с коротко стриженными светлыми волосами, ещё за дверью безошибочно определивший по сердитому голосу хозяина, что тот, по-прежнему, сильно не в духе. Обувая хозяина в его любимые, лёгкие и прочные, дорожные скифики из коричневой воловьей кожи, раб сообщил, что кони давно запряжены, и Дром (давно проверенный конюх и возница, сопровождавший Полимеда во всех его сухопутных поездках) ждёт хозяина возле кибитки. Удовлетворённо кивнув, Полимед затянул на животе пряжку краснокожаного с богатой серебряной отделкой пояса, взял лежавшую на сундуке широкополый тёмно-коричневый петас и стоявший в том же углу толстый деревянный посох с бронзовой оковкой внизу и отполированным ладонью бронзовым двугорбым верблюдом на уровне плеча, и направился к выходу.