Аргот попросил помощи у скифского царя Скилура, и тот не замедлил послать на Боспор 20-тысячное войско во главе со старшим сыном Марепсемисом, к которому присоединились и десять с лишним тысяч их боспорских соплеменников сатавков. С их прибытием к Ближней стене (в пределах видимости из Пантикапея) Аргот нанёс внезапный удар от Скифских ворот к воротам Ближней стены, овладел ими и впустил в сердце страны войско Марепсемиса. Будучи не в силах противостоять в открытом бою куда более многочисленной скифской коннице, Молобар поспешил переправить своё войско обратно за Пролив. Поддержавшие его противников малые города западного Боспора, населённые главным образом эллинами, были отданы мстительным Арготом на разграбление скифам. Однако пути на восточный берег для Аргота и Марепсемиса не было: во-первых, потому, что у них не было кораблей (не беда - можно дождаться зимы и переправиться на тот берег по ледяному мосту!), а во-вторых, потому, что мудрый Скилур запретил сыну переходить на тот берег, задумав разделить Боспорское царство надвое: после того, как они ослабнут в долгой взаимной борьбе, можно будет спокойно присоединить западную часть Боспора в той или иной форме к Скифскому царству.
И в этот момент, на исходе весны, в Фанагории вдруг объявился воскресший из небытия младший брат басилевса Перисада Левкон.
...Застигнутый возле Ослиного Фаллоса стремительно налетевшим вихрем, навклер Дион из двух зол выбрал меньшее: отказавшись от мысли искать в непроглядной темноте укрытие у таврских берегов, он положился на крепость своего судна, опытность команды и милость богов, которым всю ночь, между сдобренными отборной моряцкой руганью выкриками приказаний, обращал мысленно самые горячие мольбы и обещания щедрых даров и обильных жертвоприношений, если удастся добраться до берега живыми. И, похоже, мольбы навклера и его моряков, а может, его царственного попутчика (несколько самых ценных украшений из шкатулки Гереи в разгар шторма полетели в чёрные воды разбушевавшегося Эвксина), были услышаны.
Когда наступил долгожданный рассвет, ветер стих так же внезапно, как и налетел, буря унеслась вместе с чёрными дождевыми тучами дальше на запад, оставив потрёпанное, изломанное, полузатопленное, но живое судно раскачиваться, словно щепка, на волнах посреди безбрежной морской равнины. Поскольку вершины Таврских гор на севере не просматривались, Дион, посоветовавшись с кибернетом, сделал вывод, что за ночь буря уволокла их далеко на юго-запад, и южный берег должен быть ближе любого другого. И точно - вскоре над тонкой расплывчатой линией южного горизонта, куда держала курс на вёслах лишившаяся мачты и почти всей надпалубной оснастки "Амфитрита" (так назывался корабль Диона), показались неровные зеленовато-бурые очертания гор. Бичи надсмотрщиков в трюме чаще и энергичней защёлкали по голым спинам вёсельных рабов. Подплывши ближе, Дион и его повеселевшие моряки узнали побережье Пафлагонии. Поздним вечером корабль на последнем издыхании вполз в освещённую маяком гавань эллинского города Амастрида.
Левкон и Герея, оба измученные "посейдоновой" болезнью, с самого отплытия ни разу не покинули каюту навклера, решив, что если им суждено умереть, пусть смерть застигнет их в объятиях друг друга. Щедро наградив Диона за своё спасение толикой золота, которой с лихвой должно хватить на восстановление корабля, Левкон и закутанная с головы до пят в тёмную накидку Герея поспешили сойти на берег, как только борт "Амфитриты" коснулся причала.
Переночевав на расшатанном топчане в тесной грязной комнатке одного из портовых ксенонов (оба собирались всю ночь без устали предаваться любовным утехам, продолжая начатое ещё сутки назад в каюте "Амфитриты", но после первой же неистовой атаки усталость взяла своё, и они сами не заметили, как погрузились в глубокий сон), утром они отправились вместе с Дионом на местный теменос (лицо Гереи по-прежнему было прикрыто по самые глаза от сторонних глаз накидкой - таково было желание Левкона), где принесли щедрые дары всем богам и богиням, спасшим их от гибели в море, и обменялись у алтаря Геры супружескими клятвами.
Вручив Диону на выходе из теменоса наскоро написанные письма для передачи их по возвращении на Боспор Хрисалиску и басилевсу Перисаду, Левкон попрощался, и уже час спустя византийский корабль, с раздутым попутным ветром красно-белым полосатым парусом, уносил его и Герею к Фракийскому Боспору...
Воспользовавшись представившимся случаем, Левкон, в ожидании прощения отца, решил осуществить свою давнюю мечту и посетить Элладу. Увесистый кошель с золотыми статерами, вручённый ему перед отплытием Хрисалиском, и прихваченные Гереей драгоценности позволяли им как минимум пару лет безбедно жить, переезжая по своему желанию из города в город. Задержавшись в ничем не примечательном Византии лишь для того, чтобы купить себе для услуг раба и рабыню и пересесть на другой корабль, Левкон и Герея (разумеется, они путешествовали под вымышленными именами) поплыли дальше.
Осмотрев по пути руины воспетого Гомером Илиона, они вскоре прибыли на остров Лесбос. Охваченная весенним цветением родина прославленной Сафо после долгого заточения в тесной корабельной каюте показалась обоим земным раем. Герея пожаловалась на усталость от моря и выразила желание передохнуть здесь подольше. Левкон, стремившийся угождать любимой во всём, разумеется, не возражал. В этом царстве вечной зелени, цветов и весны пламя сжигавшей их любви разгорелось с утроенной силой. Желание вновь ступать на шаткую палубу пропахшего зловонными запахами корабля и плыть неведомо куда у Гереи совершенно пропало. Да и Левкон сознавал, что куда безопаснее и вернее держать доставшееся ему сокровище подальше от завистливых людских глаз.
Не пожалев золота, Левкон купил небольшую заброшенную усадьбу на берегу живописной, унизанной острыми скалами бухты, скрытую в глубине густого сада. Там, в этом тихом уединённом уголке, вдалеке от людских муравейников с их мелкими заботами и никчёмными страстями, пролетели как миг пять счастливейших лет их жизни.
Починив свой корабль, Дион вернулся в Феодосию в середине лета, уже зная от встреченных в гаванях западнопонтийских эллинских городов херсонесских и боспорских коллег-навклеров о смерти Перисада IV и воцарении на Боспоре Перисада V. Первым делом он разыскал Хрисалиска и вручил ему оба письма от царевича Левкона - раз уж его отца, басилевса Перисада, больше нет, пусть Хрисалиск сам решает, что с ним делать.
Хрисалиск так и не уехал в принадлежащую Левкону усадьбу. Известие о вероятной гибели Гереи и Левкона, ставшее тяжким ударом и для Хрисалиска, хотя внешне он не подавал виду, не оставляя в глубине души надежды, что они спаслись, резанув острым серпом по сердцу, подкосило его 40-летнюю жену Досифею, вдруг поседевшую в одну ночь. Хрисалиск был вынужден скрепя сердце остаться в Феодосии (об этом же его умоляла со слезами и влюблённая в Лесподия Мелиада), поселившись с захворавшей женой и старшей дочерью в принадлежащем ему домике у портовой стены.
После смерти Перисада IV, когда реальная власть оказалась в руках Аргота, Филоксен мог больше не бояться обвинений, что царевич Левкон погиб из-за его проклятий, и тотчас изгнал со службы гекатонтарха Лесподия и двух его помощников - Фадия и Мосхиона. Опасаясь ещё худшего, они решили уплыть за море и поступить наёмниками в войско понтийского басилевса Митридата V, но узнав при прощании, что Мелиада беременна, Лесподий в последний момент решил остаться, женился на ней и, не имея своего дома, стал жить у тестя.
Внезапный приход Диона с известием, что Левкон и Герея спаслись, стал для всех для них величайшей радостью, но завершился великим горем: услыхав счастливую весть, Досифея вдруг схватилась за грудь и упала замертво - надорванное горем сердце не выдержало столь резкого перехода к счастью, переполнилось отхлынувшей от лица кровью и разорвалось.
