Пристегнув пустую чашу за ушко к поясу возле акинака, Марепсемис тяжело поднялся и повёл Лесподия через задние двери в сад, а оттуда, через пролом в каменной ограде - во двор соседней усадьбы. Доносившийся оттуда со вчерашнего дня визг пил и рубанков, тюканье топоров, стук молотков, были хорошо слышны и на стенах Феодосии. Теперь же Лесподий увидел посреди усыпанного белыми и жёлтыми щепками и стружками двора сбитый из толстых брёвен каркас будущего тарана, дымивший в дальнем углу горн походной кузни и несколько десятков занятых усердной работой мастеров в кожаных скифских одеждах и колпаках, среди которых было нетрудно заметить несколько человек с явно эллинскими профилями.
- Через несколько дней у меня будет десять таких таранов, и тогда я разобью ваши ворота и проломлю ваши стены, - продолжал пугать номарха Марепсемис. - Даже не надейтесь, что вам удастся за ними отсидеться! Но ты, Лесподий, ещё можешь спасти свой город от гибели... Пойдём отсюда, тут слишком шумно.
Вернувшись в соседнюю усадьбу, они сели на прежние места. Уставившись на феодосийского номарха своим давящим, как могильная земля, и отнюдь не хмельным взглядом, Марепсемис решил, что достаточно напугал его, и пора, наконец, переходить к делу.
- Когда мои воины ворвутся в город, пощады не будет никому: одних ждёт смерть, других - рабство. У вашего жалкого царя нет войска, чтобы помочь вам, - ему бы себя защитить! Единственное, что вас может спасти от гибели - добровольно отдаться под покровительство царя скифов, как это сделали жители Ольвии, Керкинитиды и Прекрасной Гавани. Убеди феодосийцев, пока не поздно, открыть ворота или сам открой для нас ночью со своими сторонниками одни из ворот, и тогда - клянусь Папаем! - ни один горожанин не пострадает. Я оставлю для охраны города скифский отряд, подчинив его лично тебе. Опираясь на него, ты станешь таким же полновластным правителем Феодосии, как Никерат в Ольвии и Формион в Херсонесе. Как и у любого скифского вождя, твоя зависимость от царя ограничится лишь уплатой небольшой дани, а во всём остальном, ты сможешь здесь править, как сам пожелаешь... Ну, что скажешь? Хочешь из бесправного слуги ничтожного Перисада сам стать царём? Или предпочтёшь бессмысленную гибель на руинах родного города?
Разглядывая замысловатый рисунок, вытканный на чепраке у себя между ногами, Лесподий погрузился в раздумья.
Вот почему Марепсемис сделал так, чтобы он приехал один! Такие предложения, понятное дело, делают без свидетелей. Конечно, стать полновластным тираном Феодосии, основателем династии феодосийских басилевсов, как некогда Спарток, было соблазнительно. Вот только можно ли верить тому, что скифы, ворвавшись в город, не откажутся от своих обещаний? Ведь Марепсемис даже не царь, а всего лишь брат царя! Да и сын его, Делиад, сейчас там, на Боспоре. А с другой стороны, если с Боспора в ближайшие дни не прибудет подмога, город ждёт верная гибель. Против таранов долго не продержаться. А если шторма надолго закроют море? В любом случае нужно постараться потянуть время, поторговаться. В конце концов, сдаться они всегда успеют.
Подняв глаза на ждавшего с затаённой надеждой его решения Марепсемиса, Лесподий сказал, что он готов сдать город, но лишь после того, как обговорит все условия с самим царём Палаком и получит от него клятвенные заверения, что его не обманут.
- Хорошо, я сообщу Палаку, - отведя погасший взгляд в сторону, пообещал Марепсемис с плохо скрываемым разочарованием.
"В конце концов, пока гонец доскачет до Палака, пока Палак приедет к Феодосии, может к тому времени Левкон успеет нам на помощь, - подумал Лесподий, вставая. Он больше всего надеялся на своего давнего друга и свояка Левкона. - Хорошо, что Делиад сейчас не в Феодосии".
Поднявшись, Марепсемис проводил номарха до дверей. Сухо попрощавшись, он велел ждавшему за порогом сотнику Техесу проводить гостя до дороги. Отвязав привязанного возле входа в дом к опорному столбу коня, Лесподий запрыгнул в седло и поехал вслед за сотником марепсемисовых телохранителей со двора.
Вбежавший четверть часа спустя в андрон Эминак застал старшего брата сидящим с отрешённым видом в излюбленной позе под дальней стеной на чепраке и задумчиво цедящим вино из полупустой чаши.
- Ну что? Он согласился?! - крикнул Эминак с порога.
К этому времени Марепсемис решил, что не станет сообщать о своих переговорах с Лесподием Палаку. Ведь если Палак прискачет сюда и добьётся от Лесподия сдачи города, вся слава достанется ему, чего Марепсемису хотелось меньше всего.
- Отказался... Лесподий оказался дураком.
- Жаль.
- Когда захвачу Феодосию, велю содрать с него живого шкуру, сшить из неё подушку под зад и набить её волосами его жены, - молвил мечтательно Марепсемис. - Ладно, брат, садись. Давай выпьем во славу Ария за нашу будущую победу.
9
В то самое утро, когда Марепсемис неудачно штурмовал Феодосию при помощи лестниц, войска царя Палака приступили к засыпке рва перед воротами Длинной стены. Для этой цели было задействовано 14 тысяч воинов, из которых 10 тысяч, подъехав широкой лавой почти к самому рву по обе стороны дороги, устроили ураганный обстрел примыкающих к воротам башен и стен, не давая боспорцам высунуть кончик носа из-за зубцов, не говоря уж о том, чтобы прицельно отстреливаться. Под таким прикрытием 4 тысячи спешенных скифов принялись закидывать ров напротив ворот подобранными поблизости камнями, засыпать его песком, глиной и землёй (на совете у Палака было решено использовать только негорючие материалы). За неимением заступов и лопат, молодым воинам пришлось рыхлить землю и глину мечами и акинаками и насыпать её щитами и руками на шкуры забитых для пропитания войска коней и телят. Длинные вереницы носильщиков, разбившись на пары, сновали трудолюбивыми муравьями по дороге и обочинам ко рву и обратно, прикрываясь щитом в свободной от ноши руке от падавших навесом из-за стены боспорских стрел и мелких камней.
К удовольствию Палака, наблюдавшего за происходящим со своей обычной свитой, как и днём ранее, от придорожного постоялого двора, работа продвигалась споро. Позади царя и вождей выстроились на конях широкой полосой, словно перед битвой, все не занятые в деле воины: никто, кроме занятых готовкой слуг, не остался в таборе, всем было любопытно присутствовать при начале боевых действий.
Боспорцы оказались бессильны помешать работе скифов; стрелы и камни, которые они метали вслепую из-за стены, за всё время ранили, да и то легко, два десятка зазевавшихся носильщиков. Уже к полудню участок рва шириною в тридцать шагов между двумя привратными башнями был сровнен с землёй и хорошо утрамбован. Теперь оставалось только подкатить к воротам таран, выломать створки и хлынуть неудержимой конной массой, сметая всё на своём пути, словно прорвавшая запруду вода, на вражескую территорию.
Десяток неапольских греков усердно, не за страх, а за совесть и обещанную Палаком великую награду, вторые сутки трудились над большим тараном, обещая, что к завтрашнему утру он будет готов. Недостатка в строительных материалах не было: в балках и ложбинах, по берегам ручьёв, малых речек и озёр, которых немало имелось в степи к северу от большой дороги, росли старые и молодые вербы, осокори, грабы, осины, дикие оливы, встречались и дубы, а усадьба знатного сатавка под горой, была обсажена вдоль ограды высокими серебристыми тополями. Поселившись с дозволения Палака в этой усадьбе, неапольские мастера приступили к сооружению тарана на правом берегу ручья, перед дощатым мостком без перил, через который от ворот усадьбы уходила к селению у озера и далее до большака ровная, поросшая между серыми колеями низкой тёмно-зелёной травою дорога.
Тысячи любопытных скифов с утра до вечера топтались на конях вокруг строительной площадки, наблюдая за их слаженной работой. Несколько раз приезжал поглядеть, как продвигается дело и сам Палак с огромной свитой вождей и скептухов.