Быстро поднявшись с братом Эминаком и тысячником сайев Камбисом на стену, Марепсемис приказал Камбису вести сайев по верху стены к расположенным на другом конце воротам, открыть их и не отходить от них ни на шаг, пока не сойдёт туман. Племенным воинам, полезшим на стену вслед за сайями, Марепсемис, опасаясь засады, приказал удерживать этот участок стены, запретив спускаться с неё на ту сторону, пока не развеется туман.

  Вскоре утреннему солнцу удалось прорвать над морем завесу облаков, и туман стал быстро редеть. Марепсемис, ждавший этого часа с братом и сынами на одной из башен, послал половину своих телохранителей в табор за конями. Взорам царевичей, вождей и тысяч тесно стоявших на башнях и куртинах воинов постепенно открывались купы жёлтых полуоблетевших садовых деревьев, яркие пятна черепичных крыш над греческими усадьбами, бесконечные длинные ряды жёлто-салатовых, увядших с первыми холодами виноградников. Внизу до самого города, видневшегося вдали скоплением опоясанных серой зубчатой стеной красно-оранжевых крыш над укрытым тонкой белой пеленой заливом, не видно было ни одной живой души: только чайки да вороны пролетали иногда низко над садами, оглашая недвижный воздух зловещими криками.

  К тому времени, когда полсотни телохранителей-сайев пригнали к стене две сотни коней для царевичей и своих товарищей, туман осел тонким белым облаком у самой земли - коням по колени, клубясь над беззвучно скользящей под стеною рекой и растворяясь в густом неподвижном камышовом лесу на болоте.

  Марепсемис приказал трём подручным вождям вернуться с воинами в табор, свернуть шатры и ехать правым берегом реки под стеной к воротам, захватив с собой и лестницы, которые вскоре им понадобятся при штурме города.

  Спустившись по шаткой лестнице к подножью стены, Марепсемис грузно уселся на покрытую роскошным, широким, отороченным длинной золотой бахромой чепраком спину своего золотисто-рыжего мерина и поскакал с братом, сынами и двумя охранными сотнями (своей и эминаковой) вдоль стены в сторону всё ещё скрытого в белом мареве моря.

  Подъехав к распахнутым настежь воротам, Марепсемис увидел, что приветствовавшие его и Эминака радостными победными криками сайи уже успели перекинуть через речное русло брошенный бежавшими в панике греками за воротами мост. Две с половиной тысячи напитов во главе с вождём Скилаком, посланные вчера Марепсемисом перекрыть единственный выезд из Феодосии, въехав в открытые сайями ворота, выстроились колонной на уходящей между высокими каменными оградами греческих усадеб в сторону города дороге. Приветствовав вместе с Камбисом в воротах Марепсемиса и Эминака, Скилак попросил дозволения, пока царевичи будут ждать возле ворот остальное войско, отправиться с напитами в разведку к городу. Марепсемис дозволил.

  Бегло оглядывая примыкавшие к дороге усадьбы (увы, но взять там было нечего - греки вывезли всё подчистую!), напиты двинулись к Феодосии. Отправив Ариабата вперёд во главе дозорной сотни, Савмаку вождь велел держаться рядом с собой. Жаждавший первым оказаться у стен Феодосии, Савмак неохотно повиновался, досадуя, что отец не даёт ему шанса проявить себя и обзавестись вражеским скальпом.

  Изгибавшаяся широкой дугой вдоль тихо плещущегося о покрытый галькой берег невидимого моря дорога, вскоре вывела напитов из расчерченного высокими заборами лабиринта пригородных усадеб на широкое пустое пространство, тянувшееся между городской стеной и крайними клерами и служившее пастбищем для домашней живности горожан. Отсюда до западных ворот Феодосии было не больше полутора сотен шагов. Савмак, как и все напиты, принялся с жадным интересом рассматривать открывшуюся перед глазами высокую зубчатую стену, густо усеянную вражескими воинами в похожих на морские раковины блестящих металлических шлемах, и видневшиеся за нею в дальней возвышенной части города яркие чешуйчатые крыши и стройные белые колонны храмов. Это был первый греческий город, который он в своей жизни видел, - много больший, чем Тавана и даже скифский Неаполь!

  Скилак запретил своим удальцам приближаться к городу и тратить понапрасну стрелы, пугая на стенах греков, - скоро они понадобятся во время штурма.

  Через час к городу подошли с главными силами царевичи и расположились в ближайших к западным воротам и стене усадьбах.

  А напиты во главе со Скилаком и хабы с Госоном двинулись дальше, обтекая город по узким просёлочным дорогам, петлявшим меж разбросанных у подножья нависающих над городом лесистых склонов усадеб, пока передовая сотня Ариабата не выехала на обрывистый морской берег восточнее городской стены, исполнив наказ Марепсемиса окружить Феодосию так, чтоб по суше в неё даже мышь не прошмыгнула.

   8

  Не повстречав на пути ни одного человека (четырёх суток сатавкам хватило, чтобы бежать со всем своим скарбом и скотом за Длинную стену), вечером Палак встал табором на берегу небольшого круглого озера, из которого он не раз поил коня во время своих прежних поездок на Боспор. Примерно в фарсанге к востоку можно было разглядеть на холмистом горизонте тонкую серую полоску. То была Длинная стена - первая и самая серьёзная преграда на пути к Пантикапею.

  На западной стороне озера раскинулось по берегам впадающей в него в этом месте извилистой речонки большое селение сатавков из доброй сотни огороженных плетнями дворов. За селением скрытая в камышах, осоке и верболозе речонка круто заворачивала в обратную сторону, протекая с востока на запад под длинной, похожей на вал горой, возвышавшейся, застилая горизонт, примерно в тысяче шагов севернее озера. Сквозь пожелтевшую листву высоких пирамидальных тополей за речкой проглядывали белые стены и оранжевые крыши притаившейся под высоким, крутым горным склоном усадьбы знатного сатавка.

  Ещё перед выступлением из Ситархи Палак через тысячников и вождей строжайше запретил своим воинам жечь и повреждать дома сатавков, рассчитывая, что по окончании войны те станут подданными его расширившейся на восход до Пролива державы.

  Прискакавший от ворот Длинной стены вождь передовой тысячи сайев Лампсак доложил царю, что на каждой башне и на каждом участке стены от Меотиды до Эвксина видны между зубцами металлические шлемы и копья боспорских воинов: как и следовало ожидать, греки даром времени не теряли и встретили скифов во всеоружии.

  Палак отправил Дионисия к воротам договариваться о размене послов. Вернувшись в густых сумерках, Дионисий доложил ужинавшему в своём шатре в кругу вождей Палаку, что договорился с главой боспорского войска Молобаром, что обмен послов и их спутников состоится завтра после восхода солнца.

  Ночью землю опять окутал туман, но уже не такой густой, как под Ситархой. К тому же пушистые отары облаков на небе заметно поредели и заблестевшее новеньким золотым статером над Длинной стеною солнце довольно скоро его растопило.

  Совершив ежеутреннюю молитву и жертвоприношение барана Гойтосиру, и наскоро подкрепившись остатками вчерашнего обильного ужина, Палак, пожелавший лично присутствовать при обмене, а заодно рассмотреть поближе вражеские укрепления, поскакал неспешной рысью на восход в сопровождении вождей, тысячников, друзей и телохранителей - всего больше тысячи человек. В середине этой кавалькады катилась по изрытой копытами дороге кибитка боспорского посла и скакали десять его охранников-сатавков, которым перед выездом из табора вернули оружие. Но прежде с ними переговорил царь Палак, похвалившийся численностью и мощью своего войска и велевший передать вождю Оронтону и скептухам сатавков свой настоятельный совет покинуть обречённого Перисада и скорее перейти на сторону своих кровных родичей.

  Палак остановил коня около пустого постоялого двора - примерно в двухстах шагах от закрытых ворот и стены, с которой на приближавшихся скифов с опаской глазели сотни греков в сверкающих отполированным металлом шлемах.

  Дионисий с десятком сайев галопом поскакал к воротам, перед которыми не было привычного моста. Остановившись на краю рва, Дионисий коротко переговорил со стоявшими над воротами боспорскими вождями и поскакал обратно. Вернувшись к царю, он доложил, что боспорцы не откроют ворота и не перекинут мост, пока скифы не отъедут на пять стадий - здесь может остаться не больше сотни. Оставив возле себя Тинкаса с бунчуком, главных слуг, брата Лигдамиса, дядю Иненсимея, тысячников, вождей и полсотни телохранителей, стороживших за их спинами кибитку Полимеда и сатавков, Палак велел остальным отъехать назад на тысячу шагов.