Плотно пообедав в компании хозяина и командира своей охраны Никия, Лесподий ушёл в соседнюю комнату, чтобы по давнишней привычке часок вздремнуть. Не снимая одетого поверх тёплой шерстяной туники толстого кожаного панциря, обшитого от пояса до колен узкими вертикальными серебряными полосами, он прилёг на кушетку и закрыл глаза. Но тревожные мысли, стучавшие в виски стальными молоточками, вот уже третий день не давали уснуть.

  Впервые за десять с лишним лет, что он был здесь номархом, ответственным за защиту города, хоры и скифской границы, Феодосии угрожало нашествие грозного врага. А ведь в его распоряжении было всего две сотни профессиональных воинов! (Больше в условиях мира и добрососедства со скифами и не требовалось).

  Когда четыре дня назад поздним вечером в Феодосию примчался одвуконь спешный гонец из Пантикапея с кратким письмом от архистратега Молобара, в котором тот, не объясняя причин, извещал о почти неизбежной войне со скифами и о том, что их внезапное нападение может произойти с часу на час, Лесподий по совету Хрисалиска, не теряя ни минуты, разослал своих телохранителей кричать по всем городским улицам тревогу и созывать граждан с оружием на агору. Одновременно конные вестники умчались от дома Хрисалиска к лагерю эфебов у ворот Северной стены и дозорному посту на Столовой горе. Присутствовавший при отправке гонцов Хрисалиск вспомнил о Дамоне; к счастью, пантикапейский гонец, заехавший к нему на постоялый двор, чтобы сменить загнанного коня, предупредил его о грозящей опасности.

  В равной мере удивлённые и напуганные внезапной ночной тревогой, горожане сбежались на освещённую десятками факелов агору меньше чем за час. Притащились, опираясь вместо привычных посохов на копья, даже убелённые сединами старики.

  Подождав, пока площадь наполнилась людьми, а под колоннами у входа в пританей собрались вокруг него и Хрисалиска все 33 городских демиурга, Лесподий, озарённый, словно бог войны Арес, яркими переливами огней на зеркальных пластинах доспеха, поднял к венчающему его великолепный шелом красному султану зажатый в правой руке свиток и в повисшей над агорой тотчас гулкой тишине напряжённым, вибрирующим голосом доложил о только что полученных из столицы новостях. На посыпавшиеся отовсюду недоуменные вопросы, что случилось, номарх ответил, что никаких подробностей архистратег Молобар не сообщил, по-видимому, из-за великой спешки. От гонца известно лишь, что сегодня в Пантикапей приехал посол нового царя скифов Палака Главк, сын небезызвестного Посидея.

  - Возможно, он и предупредил о готовящемся вторжении скифов на Боспор, - предположил Лесподий, - а наш город, как известно, первый на их пути. Может быть, в эту самую минуту они подкрадываются к нашей Северной стене. Первое, что мы должны сейчас решить, - будем ли мы оборонять нашу хору или затворимся в городе? - обратился он к собранию, так и не открытому с соблюдением всех правил и обрядов - не было времени!

  В ответ площадь взревела единодушным требованием защитить хору, не допустить врага к усадьбам, в которых немало граждан жило с семьями круглый год. Тогда Лесподий объявил, что все, кто старше 55 лет, остаются в городе охранять ворота и стены. Те, кто имеет верховых лошадей, должны вернуться домой, оседлать коней и как можно скорее скакать к Северным воротам. Все остальные строятся в колонну по шесть и сей же час выступают вместе с ним к Большим воротам и далее к Северной стене. Демиурги и жрецы остаются в городе, чтобы просить помощи и защиты у наших богов и организовать снабжение войска продовольствием и всем необходимым.

  Давно отвыкшие от оружия ополченцы (многие не брали его в руки с тех пор, как отслужили в юности два положенных года эфебами), поспешавшие за ускакавшим вперёд с сотней конных охранников Акрополя и царского дворца номархом, дистанцию в два десятка стадиев до Северной стены одолели чуть ли не бегом. К счастью, у Северной стены всё пока было спокойно. В открытые настежь ворота как раз въезжал обоз вынужденного бежать с семьёй, рабами и домашней скотиной в великой спешке с постоялого двора у развилки Дамона.

  - Будем надеяться, что тревога окажется ложной и в итоге всё обойдётся, - сказал ему и толпившимся у ворот растерянным и немного напуганным эфебам Лесподий.

  Дождавшись пехотинцев, Лесподий повёл их вдоль стены в сторону Столовой горы. Возле каждой второй башни он оставлял по сотне воинов с наказом самим выбрать себе гекатонтарха, пентаконтархов и декеархов, после чего три десятка воинов должны подняться на стену на усиление жиденькой цепочки дозорных эфебов, а остальные могут устраиваться на отдых у подножья своего участка стены.

  Однако этой ночью скифы так и не объявились, а утром, когда тревога отступила вместе с ночной тьмой, многие стали уверять, что на самом деле это была всего лишь устроенная Лесподием проверка боеготовности граждан, а скифы и не думают нападать.

  Проскакавшие на рассвете вдоль стены посыльные передали приказ номарха всем новоизбранным гекатонтархам собраться во дворе казармы эфебов. Казарма эта представляла собой нечто вроде постоялого двора, вытянутого вдоль стены прямоугольником от проезжих ворот в сторону моря. Единственные двустворчатые ворота, прорезанные посередине короткой западной стены (ближней к проезжим воротам), выводили на длинный, узкий двор, посыпанный слоем смешанного с ракушечным крошевом песка и окружённый деревянным навесом. Возле ворот находились поварня, пекарня, кладовые с запасами продуктов, а также трапезная на открытом воздухе, с рядами длинных столов и скамей под широким навесом. На противоположной стороне находилась конюшня на сотню лошадей и отхожее место. По длинным сторонам двора размещалось около сотни тесных клетушек, в каждой из которых стояли по углам четыре узких деревянных топчана, покрытых истёртыми до дыр овчинами (одеялами эфебам служили их шерстяные плащи).

  Когда гекатонтархи съехались в казарму (каждому из них Лесподий ещё ночью прислал верхового коня и двух конных вестовых), выяснилось, что всего у Северной стены находится, включая две с небольшим сотни желторотых эфебов и две сотни профессиональных вояк, 23 с половиной сотни воинов (в том числе четыре сотни всадников) - по сотне на каждый стадий стены. Счастье ещё, что закончился сезон мореплавания, а то бы их было на пять-шесть сотен меньше! Хмуро оглядев гекатонтархов (все они были известные и уважаемые в городе люди - хозяева мастерских, торговцы, судовладельцы, земледельцы), Лесподий заявил, что если скифы нагрянут в большом числе, удержать Северную стену с наличными силами будет трудно.

  - К тому же, - продолжил он, - существует угроза, что скифы могут пробраться пешим ходом на хору через лес в обход Столовой горы - может даже вместе с таврами! - и отрезать нас от города. При Скилуре скифы многому научились от поселившихся в Неаполе эллинов: это уже совсем не те дикари, что раньше. Как не жаль наших прекрасных усадеб, садов и виноградников, мы должны быть готовы к тому, что всё это придётся оставить - удержать и спасти город куда важнее! Поэтому предлагаю сейчас отпустить из войска владельцев клеров и их сыновей, чтобы они вывезли, пока не поздно, всё ценное, и в первую очередь скот и запасы продуктов, из своих усадеб в город.

  Возражений не последовало, и Лесподий отпустил гекатонтархов к их сотням выполнять приказ, а сам поднялся на Северную стену (две деревянные лестницы вели на неё прямо со двора казармы) и неспешно прошёлся по ней от погружённой в четырёх оргиях от берега в воды залива крайней восточной башни до того места, где она упиралась в крутой северный склон Столовой горы - первой в уходившей отсюда на запад до самого Херсонеса гряде Таврских гор. Выгнутая, как натянутый лук, в северную сторону стена в условиях длительного мира заметно обветшала, облупилась; многие зубцы расшатались и частично обвалились. К счастью, низинный левый берег протекавшей под стеной реки Истрианы был сильно заболочен, представляя собой широкое буро-зелёное озеро, поросшее камышами и осокой, напитанное осенними дождями, и подвести здесь к стене тараны было едва ли возможно.