- Савмак, а вдруг тавры, засевшие на Старшем Брате, не поверят, что мы хотим их обменять, и откажутся спускаться? - спросил Танай, скакавший с Уразмагом справа от Савмака.

  Ничего не ответив, Савмак остановил коня шагах в тридцати от входа в ущелье и, задрав голову, с минуту осматривал нависающие над ним крутые каменные склоны, поросшие наверху скрюченными приземистыми соснами и высокими дубами. Затем, нисколько не сомневаясь, что сверху за ними наблюдают притаившиеся в укрытиях горцы, он приставил ко рту ладони и прокричал что было сил, в надежде, что его услышат и Канит с Апафирсом:

  - Эге-ге-гей! Тавры!.. Мы приехали с миром! Покажитесь!

  И почти сразу на высоком уступе скалы, нависающей над северным краем ущелья, возникли три тёмные фигуры в лохматых звериных шкурах, с короткими копьями в руках и торчащими из-за спин над патлатыми головами концами узких, длинных, ничуть не похожих на скифские луков.

  - Я - Савмак, сын вождя напитов Скилака, согласен на обмен! Покажите ваших пленников!

  Один из тавров, обернувшись, махнул рукой, и после недолгого ожидания, сидевшие с задранными головами на конях у подножья утёса молодые напиты увидели Канита и Апафирса. Придерживая за связанные сзади руки, тавры подвели их к самому краю обрыва. Пленники предстали перед соплеменниками в самом жалком виде: без шапок, кафтанов, рубах и скификов - из одежды тавры милостиво оставили на них одни штаны, да и то, ободрав с них все металлические украшения.

  - Канит! Апафирс! Держитесь! Мы вас выручим! - крикнул ободряюще Савмак. Оба подростка подавленно молчали, изо всех сил стараясь сохранить на невольно побелевших над головокружительной пропастью лицах невозмутимо-равнодушный вид.

  - Эй, тавры! - опять крикнул Савмак. - Пусть кто-нибудь из ваших поедет с нами и убедит своих спуститься с горы, а то нам они могут не поверить! Ну, что - найдётся среди вас один смелый?!

  Не сказав ни слова в ответ, тавры исчезли с вершины утёса вместе с Канитом и Апафирсом. Сотня скифов осталась ждать под горою в полном молчании. Через несколько минут, когда Савмак уже собирался развернуть коня, из-за выступа на входе в ущелье показался молодой тавр с узким, вытянутым, как у хорька, голым подбородком и длинными, прямыми, падающими на узкие плечи чёрными волосами. Его худощавый торс и тощие ноги прикрывали потёртые волчьи шкуры, а на ногах были низкие, перевязанные над щиколотками узкими ремешками башмаки из прочной оленьей шкуры. Судя по его тщедушному виду, тавры решили отправить к скифам самого слабого и незначительного из своих воинов, которого не жалко. Остановившись в нерешительности в тени под скалой, он настороженно оглядывал маленькими, круглыми, крысиными глазками исполосованные кровавыми порезами угрюмые лица скифов.

  - Это он отрезал голову Сайваху, - тихо сказал из-за спины Таная Уразмаг.

  - Надо выручать живых, - так же негромко ответил Савмак и поманил рукой оробевшего тавра. - Иди сюда! Не бойся, не тронем.

  Презрительно сплюнув сквозь зубы, молодой безоружный тавр не спеша спустился по каменистой осыпи к ждавшим его на краю зелёной травянистой равнины ровесникам-скифам.

  - Ашвин, посади его к себе на коня, - приказал Савмак одному из ближних всадников. Тот, окинув тавра с головы до ног недобрым взглядом, молча указал согнутой вдвое плетью на круп своего коротконогого мышастого мерина.

  Разворачивая коня, Савмак бросил взгляд наверх. Несколько десятков тавров, стоя на верхушках скал по обе стороны ущелья, молча наблюдали за их отъездом.

  - Ждите! Мы скоро вернёмся! - крикнул во весь голос Савмак не столько таврам, сколько скрытым где-то за камнями и деревьями Каниту и Апафирсу.

  Проехав вместе с державшимися рядом Танаем и Ашвином сквозь раздвинувшихся всадников в голову сотни, Савмак слегка коснулся плетью Ворона, пустив его сдержанным галопом к торчавшим на противоположном краю котловины Двум Братьям. На полпути он приказал Танаю отвезти Уразмага домой: пусть успокоит родных и оденется.

  Приближаясь к Старшему Брату, Савмак увидел, что народу там сильно поубавилось: женщины и девушки вернулись к привычным домашним хлопотам, - остались только конные воины вокруг горы да любопытные мальчишки на плешивой макушке Младшего Брата. Савмак ещё издали заметил среди серых островерхих башлыков у восточного подножья горы несколько плоских женских убрусов: Зорсина, Иресмея и Мирсина, выехав вместе с Сакдарисом немного вперёд, с тревогой и надеждой всматривались в лица приближавшихся с Савмаком от Ящерицы всадников.

  - Канит и Апафирс живы! - ещё шагов за тридцать прокричал радостную весть Савмак сквозь гулкий топот сотен копыт.

  Подскакав к двоюродному брату и женщинам вплотную, он резко остановил роняющего с удил на мускулистую грудь пену Ворона и пояснил:

  - Они в плену у тавров. Мы обменяем их на этих, - кивнул он в сторону отвесной верхушки Старшего Брата.

  - А это что за зверь с вами? Поймали пленника? - спросил Сакдарис, переведя взгляд на щуплого темнолицего юнца в облезлых волчьих лохмотьях, нагло пялившегося из-за плеча Ашвина на трёх красивых скифянок. Смущённая этим назойливым взглядом, Мирсина прикрыла лицо по самые глаза тонкой голубой накидкой, ниспадавшей ей на плечи из-под круглой темно-синей бархатной шапочки, отороченной черно-бурым горностаем, испугавшись, что змеиноглазый чужак наведёт порчу на её красоту.

  Оглянувшись, Савмак, нахмурив брови, велел тавру слезть с коня и подойти к нему, а всем остальным приказал немедля отъехать от горы на полёт стрелы.

  - Сынок, что ты задумал? - встревожилась Зорсина.

  - Так надо, мама. Не волнуйся, всё будет хорошо, - ответил Савмак и громко повторил свой приказ. - Всем отъехать на полёт стрелы! Быстро!

  Подождав, пока всадники отъехали шагов на сто, Савмак бросил взгляд на застывшего с задранной головой около его правой ноги тавра. Поглядев наверх, Савмак увидел, что отвесный верх горы, обсажен, будто вороньими гнёздами, косматыми головами тавров, удивлённо взиравшими на происходившие внизу непонятные манёвры.

  - Крикни своим, чтоб спускались без опаски. Поясни, что их обменяют на двух захваченных вами знатных напитов. Ну!

  Приставив ладони ко рту, юнец заверещал что-то пронзительным бабьим голосом. Тогда один из тавров, закутанный от плеч до колен в бурую медвежью шкуру и весь обросший такими же грязно-бурыми, длинными, нечёсаными космами, поднялся над восточным краем скалы в полный рост, опершись, как на посох, на короткое копьё, и хрипло прокричал по-скифски:

  - Пусть тавр поднимется сюда.

  Молодой тавр, повернув голову, вопрошающе зыркнул на Савмака.

  - Иди, - дозволил Савмак. - Скажи им, что если они не спустятся до вечера, всех их - и тебя вместе с ними! - ждёт лютая смерть.

  С проворством убегающего от барса горного козла тавр пустился вгору с уступа на уступ и через полминуты оказался на вершине. Минут через пять, показавшихся Савмаку пятью часами, всё тот же косматый тавр, - как видно, вожак попавших в западню разбойников, - вновь возник на том же месте на краю обрыва и крикнул Савмаку:

  - Эй, ты! Стой на месте! Мы спускаемся!

  И он первый полез в расщелину на южной стороне с копьём левой в руке. Следом за своим вожаком устремились вниз по ступенчатому склону Старшего Брата остальные тавры, которых Савмак насчитал полтора десятка. Увидев, что вооружённые копьями, топорами, дубинами и ножами дикари стремительно скатываются по южному и восточному склонам на неподвижно застывшего под самой горой Савмака, конные скифы во главе с Сакдарисом и Зорсиной ринулись к нему на подмогу.

  - Стойте! Назад! Не приближайтесь! - замахал на них обеими руками Савмак, испугавшийся, что тавры повернут назад.

  Молодые напиты неохотно остановили коней в полусотне шагов от подножья горы и с тревогой наблюдали, как полтора десятка зверовидных горцев, спрыгнув на землю, берут в тесное кольцо савмакова Ворона.