- За стеной таится множество опасностей, - с комичной серьёзностью предупредил караульный под поощрительное хихиканье товарищей.

- Как? - холодно удивилась девушка, с неудовольствием понимая, что втягивается в ненужную словесную пикировку. - Такие храбрые воины и до сих пор не прогнали врагов от ворот города?

- Прогнали, конечно, - нисколько не смутился собеседник. - Но с гор часто спускаются свирепые варвары, которые похищают красивых девушек.

- Наверное, они так погнули твой шлем? - предположила путешественница. - Какая вмятина! Бедная твоя голова...

- Что? - встрепенулся эфеб, оборачиваясь к караульным. - Где?

Воспользовавшись замешательством, Ника проскочила мимо, и быстро пройдя несколько шагов, победно рассмеялась.

- Простите, мальчики, мне показалось.

Она нарочно выбрала уничижительное для вчерашних подростков слово, чтобы разозлить и избавиться от их неуклюжих заигрываний, и, судя по недовольному ворчанию, своей цели, кажется, добилась.

Девушка ожидала увидеть ров, но по каким-то причинам строители Канакерна не стали его копать. Неровный, покрытый редкими кустиками пустырь тянулся метров на восемьсот, подходя вплотную к стенам.

Лишний раз убедившись, что эфебы не решились покинуть пост, чтобы её преследовать, путешественница попыталась сориентироваться. По правую сторону горы, вернее предгорья, по левую - море, точнее полого спускавшиеся к воде холмы, а под ногами вымощенная крупными камнями дорога с цепочкой навьюченных высокими корзинами осликов на ней.

"А где ещё одна?" - с недоумением подумала Ника, вспоминая подробное описание маршрута от Северных ворот до театра, любезно предоставленное Бутикой Рукис. И тут же с облегчением заметила развилку. Маленький караван, который, судя по виду сопровождавших рабов, вёз в Канакерн древесный уголь, как раз миновал её.

В виду городских стен и хмурых стражников невольники низко поклонились свободной незнакомке, а та решила на всякий случай, уточнить:

- Скажите, какая дорога ведёт к театру?

Одетые в невообразимые лохмотья, с позеленевшими ошейниками, они недоуменно переглянулись. Потом тот, который казался моложе, тряхнув патлами спутанных волос, ответил с ужасающим акцентом:

- Прямо идти, госпожа. Мимо тот колон.

Девушка собиралась выяснить про колонну подробнее, но тут и сама заметила невысокий столбик, наполовину скрытый кустарником. Едва удержавшись, чтобы не сказать "спасибо", она прошла мимо, кивнув, явно не ожидавших даже этого, рабам.

Четыре грани колонны украшала выбитая надпись, сообщавшая о дате постройки дороги. При чём из текста следовало, что летосчисление ведётся с момента обретения Канакерном священной чаши Нутпена. Путешественница недоуменно хмыкнула. Она знала, что в Империи года считают с даты основания Радла. Но там сотни, если не тысячи городов и миллионы жителей. А то, что Канакерн имеет свой собственный календарь, показалось ей верхом глупости.

Пренебрежительно пожав плечами, Ника повернула на дорогу, проходившую параллельно берегу моря.

Она примерно представляла, как выглядит местный театр. Тем не менее, поднявшись на пригорок, какое-то время разглядывала взбиравшиеся на холм каменные скамьи, дугой в две трети круга охватывавшие площадку для спектаклей. Сейчас её от глаз девушки скрывало двухэтажное здание, очевидно, выполнявшее функции закулисья. К тыльной стороне дома примыкала ограда из заострённых кольев. Через распахнутые ворота путешественница видела навесы с дровами, какие-то сараи или конюшни, развешанное на верёвках белье.

- У них что тут гостиница? - обернувшись, спросила она у Риаты. - Или постоялый двор?

- Наверное, это артисты, госпожа, - пожала плечами невольница. - Обычно они где выступают - там и живут.

- Удобно, - усмехнулась Ника, но пошла не туда, а к каменной арке с богатой резьбой, которая вела к местам для зрителей. Увы, но проход перекрывали хрупкие, двустворчатые ворота, из-за которых доносились плохо различимые голоса. Подойдя ближе, она разобрала, что кто-то медленно, нараспев читает стихи.

"Репетируют", - уважительно подумала девушка. Ей вдруг ужасно захотелось узнать, как это делается в Канакерне.

Воровато оглянувшись, она приникла к щели меж плохо подогнанных досок. На площадке, выложенной шестиугольными плитами, стоял молодой человек в застиранном хитоне, и картинно воздев руки к небу, жаловался Диоле на неразделённую любовь. Несмотря на некоторый надрыв, декламировал он с большим, даже чрезмерным чувством.

- Госпожа! - тихо окликнула её рабыня.

К молодому актёру устремился пожилой коллега с пухлым, чисто выбритым лицом, и приобняв за плечи, принялся утешать, но почему-то от имени матери.

Путешественница вспомнила, что все женские роли здесь играют мужчины.

- Госпожа Юлиса! - повторила Риата.

Поморщившись, та оторвалась от занимательного зрелища и увидела явно направлявшегося к ним сурового раба в густо украшенной заплатами тунике и с кое-как обмотанным тряпками ошейником.

- Отойдите от ворот, госпожа, - вежливо, но настойчиво попросил невольник. - Нельзя подглядывать. Хотите посмотреть, госпожа, приходите на представление.

Манера держаться, тон, каким он разговаривал, показались столь необычными, что нащупав за спиной рукоятку кинжала, Ника, зло усмехнувшись, сощурилась.

- Не слишком ли ты смел, раб?

- Не я, госпожа, - поклонившись, поспешно возразил мужчина. - А господин Приск Грок, который надзирает за театром от имени Мерка Картена. Его именем я прошу вас уйти.

Лицо его приобрело ещё более непреклонное выражение. Девушка заколебалась. Уходить не хотелось, но речь невольника звучала конкретно и логично. Он лишь орудие в руках своего хозяина. За все его действия отвечает господин. Таковы суровые реалии рабовладельческого строя.

Вздохнув, путешественница сделала шаг в сторону, но тут послышался громкий, раздражённый голос, показавшийся смутно знакомым.

- Ну, что ещё такое? Рагул, где ты ходишь, пьяный бездельник?! Почему нам мешают разучивать драму великого Сватория Скепсийца?!

- Тут какая-то девушка подглядывает, господин Гу Менсин, - отозвался раб.

- Девушка? - с явной заинтересованностью переспросил театральный деятель, и тут Ника вспомнила, что слышала его на вечере у Картена. Он там читал какое-то слезоточивое стихотворение.

Раздался звук шагов, звяканье засова, скрипнули петли, и из-за створки высунулась любопытная физиономия, украшенная пышной бородой.

- Вот, господин Гу Менсин, - кивнул невольник на возмутительницу спокойствия. - Я уже предупреждал, что подсматривать нельзя. Уходите, госпожа, не отвлекайте господ актёров. На представлении всё увидите.

Мужчина окинул её оценивающим взглядом, и чуть выставив вперёд правую ногу в сандалии с рваными ремешками, надменно вздёрнул густо заросший подбородок.

- Что привело вас сюда, госпожа?

Путешественница с трудом удержалась от улыбки: "Ну прямо уставшая от поклонников звезда". А вслух сказала:

- Любопытство, господин Гу Менсин. Я ещё ни разу не видела театр.

- Вот как? - удивился собеседник. - Так вы не из Канакерна?

- Нет, - покачала головой девушка . - Я издалека.

- Тогда позвольте узнать ваше имя? - глазки артиста заблестели как у кота, углядевшего бесхозную миску сметаны.

- Ника Юлиса Террина.

- Странно, но я его от кого-то уже слышал, - задумчиво пробормотал бородач. - И совсем недавно.

- Быть может от консула Картена? - подсказала она. - Я как раз гощу у него дома.

- Ну, конечно! - бархатисто зарокотал Гу Менсин, расплываясь в широкой, радушной улыбке и тут же насторожившись.

- Но я недавно был у него, а вас не видел.

- Зато я прекрасно помню, как вы великолепно читали, - сделала девушка комплимент и продекламировала по памяти.

"Дружбы вельмож избегай", - поучал ты в речении кратком:

Эта большая беда все же была не одной.