— Кра, — зарыдала она.

Тьма разъедала. Если бы она схватила Ронана за руку, он мог бы проснуться без руки. Он собирался остановить череду своих потерь...

Девочка-Сиротка упала, рывком освободив его от почвы. Чернота взорвалась из земли позади него. Не думая, Ронан бросился на защиту девочки.

«Нет ничего невозможного», — произнёс лес или тьма, или Ронан.

Он проснулся. Обездвиженным, как было всегда, когда он приносил что-нибудь любых размеров из снов. Он не чувствовал рук. «Пожалуйста, — думал он, — пусть у меня ещё будут руки». И не чувствовал ног. «Пожалуйста, — думал он, — пусть меня ещё будут ноги». Он провёл несколько долгих минут, пялясь в потолок. Ронан находился в гостиной на старом клетчатом диване и смотрел на те же три трещины, что много лет составляли букву М. Пахло гикори и самшитом. Чейнсо хлопала крыльями над ним, пока не уселась на его левой ноге.

Так что у него всё ещё должна быть хотя бы одна нога. Сейчас он уже не смотрел на тьму и не смог бы чётко сформулировать, что делало её такой ужасающей.

Медленно к пальцами возвращалась способность двигаться, должно быть, они всё ещё тоже имелись. Нагреженная кожа явилась вместе с ним и наполовину свисала с дивана. Она была тонкая и иллюзорная на вид, запачканная грязью и разорванная в клочья. У Ронана имелись конечности, но одежда шла в стирку. А ещё он был голоден.

Телефон зажужжал, и Чейнсо перелетела, хлопая крыльями, на спинку дивана. Обычно Ронан бы его не проверил, но он был слишком обеспокоен воспоминаниями о небытие во сне, поэтому воспользовался вновь движущимися пальцами, чтобы выдернуть телефон из кармана и убедиться, что это не Меттью.

Гэнси. «Пэрриш хочет знать, не убил ли ты себя только что во сне. Пожалуйста, сообщи».

До того, как Ронан успел сформулировать умиление по поводу подобной осведомлённости Адама, Чейнсо внезапно низко наклонила голову к спинке дивана. Перья на её шее приподнялись в знак настороженности и внимания. А глаза зафиксировались на какой-то точке в другом конце комнаты.

Приподнявшись, Ронан проследил взглядом за тем, что привлекло её внимание. Поначалу он не увидел ничего, кроме знакомого беспорядка в гостиной. Кофейный столик, игровой автомат, корзина для трости. Затем его глаза уловили движение под журнальным столиком.

Он замер.

Медленно осознал, на что смотрит.

И выдал:

— Дерьмо.

Глава 5

Блу Сарджент выгнали из школы.

Всего на день. Двадцать четыре часа, как предполагалось, должны излечить её от умышленного уничтожения школьного имущества и, откровенно говоря, удивительно скверного поведения. Блу не могла заставить себя сожалеть, хотя и знала, что должна бы; ничто в школе не чувствовалось особенно реальным по сравнению с остальной частью её жизни. Когда она стояла в коридоре возле кабинета школьной администрации, то слышала, как её мама объясняла, что в их семье недавно случилась смерть, и в город только-только вернулся биологический отец Блу, и все эти события очень травмировали её дочь. Скорее всего, как добавила Мора (пахнувшая полынью, которая означала, что они с Джими, пока Блу была в школе, провели ритуал), её дочь даже не осознавала, что творит.

О, Блу ещё как осознавала.

Теперь она сидела под буком на заднем дворе Фокс Вей 300, раздражённая, не в духе. Где-то в глубине души она понимала, что у неё неприятности гораздо серьёзнее, чем были до того в течение продолжительного времени. Но более непосредственная её часть была рада, что ей не придётся целый день делать вид, будто бы её волнуют уроки. Она швырнула выеденный изнутри буковый орешек, а тот с треском, словно выстрел, отскочил от забора.

— Ладно, есть идея.

Сначала раздался голос, потом озноб пробежал по коже. И мгновение спустя к ней присоединился Ноа Жерни, одетый, как и всегда, в свой школьный свитер цвета морской волны. «Присоединился», пожалуй, не очень подходящий глагол. Лучше сказать «проявился». Подходяще было бы оперировать понятием «игра света». А вот выражение «обман разума» оказалось бы в самым раз. Потому как Блу крайне редко замечала то мгновение, когда Ноа на самом деле появлялся. Не то чтобы он легко и просто принимал решение существовать. Это было, будто её мозг переписывал минуту до его появления, чтобы она могла притвориться, будто Ноа всё это время сидел, ссутулившись, рядом с ней.

Иногда немного жутко дружить с мертвецом.

Ноа приветливо продолжил:

— Итак, у вас есть трейлер. Не Адама трейлер. А для коммерческих целей.

— Что? У меня?

— У вас. У тебя. Как называется, когда имеются в виду все, а ты говоришь «вы»? Это из грамматики.

— Не знаю. Гэнси бы знал. А что ты подразумеваешь под трейлером Адама?

— Внутреннее вы? — предположил он, словно она ничего не спрашивала. — Неважно. Я имею в виду, типа, в целом вы. В итоге вы придумываете пять супер классных рецепта приготовления курицы. Вроде гриля. Те, что всегда готовят, ага? — Он стал отсчитывать на пальцах. — Гмм, по-мексикански. Мёд-карри. Барбекю. Гмм. Терияки? И. Чеснок-с-Чем-то-Там. Ещё вам нужны, типа, напитки. Вызывающие привыкание, безумные напитки. Здесь народу придётся задуматься: «Я жажду того цыплёнка в мёде и карри и этот, мм, лимонный чай, чёрт, да, всего до одури, ага, Цыпа-цыпа-цыпа!»

Она ещё никогда не видела его таким оживлённым. Безусловно, эта весело болтающая версия Ноа была ближе всего к его живой версии, студенту-скейтбордисту из Аглионбая с ярко-красным мустангом. Её поразило осознание того, что, скорее всего, будь он жив, они никогда бы не подружились. Он не был ужасным. Просто юным в том смысле, в каком она никогда не была. Это была неприятная мимолётная мысль.

— ... и я бы назвал это – готова? – ЦЫПЛЁНОК[10]. Улавливаешь? Чем хочешь заняться сегодня вечером? О, мамуля, пожалуйста: «ЦЫПЛЁНКА». — Ноа хлопнул по хвостику Блу так, что тот ударил её по макушке. — Ты могла бы носить бумажную шляпку! Ты могла бы стать лицом «ЦЫПЛЁНКА».

Внезапно Блу потеряла терпение. Она взорвалась:

— Ладно, Ноа, остановись, потому...

Каркающий смех, раздавшийся откуда-то сверху, вынудил её осечься. Несколько сухих листьев слетели вниз. Блу с Ноа задрали головы.

Гвенллиан, дочь Глендовера, развалилась на крепких ветках над ними. Её длинное тело прислонилось к стволу, а ноги вытянулись вдоль гладкой коры ветвей. Как обычно, она представляла собой страшное и удивительное зрелище. Возвышающаяся у неё над головой грозовая туча волос была полна ручек, ключей и кусочков перекрученной бумаги. На ней было надето, по крайней мере, три платья, и всем им удалось зацепиться и раскрыть её бедро или из-за восхождения на дерево, или по умыслу. Ноа смотрел во все глаза.

— Приветики, мертвечинка, — пропела Гвенллиан, вытаскивая сигарету из своих волос с одной стороны и зажигалку с другой.

— Сколько времени ты здесь торчишь? Ты куришь? — требовательно спросила Блу. — Не убивай моё дерево.

Гвенллиан выпустила облачко пахнущего гвоздикой дыма.

— Ты говоришь как Артемус.

— Вот не знала. — Блу попыталась не выглядеть обиженной, но таковой была. Она не ожидала, что Артемус заполнит зияющую дыру в её сердце, но она также не думала, что он просто запрётся в кладовке.

Выдувая чётко очерченное дымное кольцо сквозь жухлые листья, Гвенллиан оттолкнулась спиной от ствола и позволила себе соскользнуть на нижнюю ветку.

— Твой маленький житель кустов, а не отец — не очень постижимая вещица, о синяя лилия, лиловая синь. Но, с другой стороны, эта вещица здесь тоже не очень постижима, верно?

— Какая вещица... Ноа? Ноа — не вещица!

— Мы столкнулись с птицей в кустарнике, птицей в кустарнике, птицей в кустарнике, — пропела Гвенллиан. Она соскользнула ниже, а потом ещё ниже, достаточно низко, чтобы мотать из стороны в сторону своими башмаками на уровне глаз Блу. — И тридцатью её друзьями! Ты чувствуешь себя очень живым, о маленькая мертвечинка, между нами обеими, не так ли? Лиловая синь с её зеркальной силой, и лиловая Гвен с её зеркальной силой, и ты в центре, припоминающий жизнь?