— Развяжите меня, — попросил Адам с заднего сидения. — Если ты собираешься делать это сейчас, ради всего святого, развяжите меня.
Его повязка сползла с глаз, и он смотрел на Гэнси, он, а не демон. Его грудь быстро вздымалась. Если бы существовал другой способ, Гэнси знал, что Адам бы ему рассказал.
— Это безопасно? — поинтересовался Гэнси.
— Безопасно как жизнь, — ответил Адам. — Развяжи меня.
Генри ждал хотя бы чего-нибудь, что можно сделать – он явно не знал, как обработать ситуацию, не имея задания – так что он кинулся развязывать Адама. Встряхнув покрасневшие запястья, освобождённые от ленты, Адам первым делом коснулся макушки Девочки-Сиротки и прошептал:
— Всё будет хорошо.
А затем выбрался из машины и встал перед Гэнси. Что они могли сказать?
Гэнси стукнул кулаком по кулаку Адама, и они кивнули друг другу. Глупый, неадекватный жест.
Ронан на краткий миг прорвался в сознание; из машины высыпались цветы таких оттенков синего, каких Гэнси никогда не видел. Ронан замер на месте, как всегда после того, как грезил, и тьма медленно потекла из его носа.
Гэнси никогда на самом деле не понимал, что означала для Ронана необходимость жить со своими ночными кошмарами.
Теперь он это понял.
Времени не осталось.
— Спасибо за всё, Генри, — обратился Гэнси. — Ты принц среди людей.
Лицо Генри не выражало ничего.
Блу сказала:
— Ненавижу это.
И всё же так было правильно. Гэнси почувствовал, как ускользает время – в последний раз. Ощущение, что делал это раньше. Он нежно коснулся тыльной стороной ладоней её щёк. И прошептал:
— Всё будет хорошо. Я готов. Блу, поцелуй меня.
Рядом с ними моросил дождь, поднимая красно-чёрные брызги, заставляя лепестки вокруг трепетать. Нагреженные штуковины из на миг исцелённого воображения Ронана укладывались у их ног. В дождь всё в этих горах пахло осенью: дубовая листва и сенокос, озон и потревоженная пыль. Здесь было красиво, и Гэнси это любил. Потребовалось много времени, но он в итоге заканчивал жизнь там, где хотел.
Блу поцеловала его.
Он достаточно часто об этом мечтал, и вот это случилось, воплотилось в жизнь. В другом мире всё было бы так: девушка мягко прижалась своими губами к губам юноши. Но в этом мире Гэнси почувствовал эффект сразу. Блу – зеркало, усилитель, странная полудревесная душа с магией энергетической линии, бегущей по венам. И Гэнси – возрождённый однажды силой энергетической линии, давший энергетической линии сердце другой вид зеркала. И когда они направили себя друг на друга, тот, кто слабее, уступил.
Сердце Гэнси было подарено энергетической линией, не выращено.
Он отпрянул от неё.
Вслух, с умыслом, голосом, который не оставлял места для сомнений, он произнёс:
— Да будет демон убит.
Как только он это сказал, Блу крепко обвила руки вокруг его шеи. Как только он это сказал, она уткнулась лицом в его лицо. Как только он это сказал, она удерживала его, словно крик. Люблю, люблю, люблю.
Он бесшумно упал из её рук.
Он был королём.
Глава 65
Независимо от того, с какого места вы начали знакомиться с этой историей, она всегда была о Ноа Жерни.
Проблема мёртвого состояния заключалась в том, что твои истории переставали быть прямыми линиями, они становились цикличными. Они начинались и заканчивались в одно и то же мгновение: в мгновение смерти. Было трудно сосредоточиться на других способах рассказа историй и помнить, что живые заинтересованы в определённом порядке событий. В хронологии. Так это называется. Ноа же больше интересовал духовный вес минуты. Момент убийства. Вот эта история. Он никогда не переставал подмечать этот момент. Каждый раз, когда он видел его, он замедлялся и смотрел, вспоминая в точности все физические ощущения, которые испытывал во время убийства.
Убийство.
Иногда он попадался в петлю постоянного понимания того, что его убили, и ярость заставляла его крушить вещи в комнате Ронана или сбрасывать горшок с мятой со стола Гэнси, или бить по окну на лестнице в жилище.
Порой вместо петли он попадал в этот момент. В момент смерти Гэнси. Снова и снова наблюдал за смертью Гэнси. Гадая, был бы он таким же смелым в лесу, если бы Велк попросил его умереть, а не заставил. Он так не думал. Он не был уверен, были ли они вообще приятелями. Иногда, когда он возвращался, чтобы увидеть всё ещё живого Гэнси, он забывал, знал этот Гэнси или нет о том, что умрёт. Так просто знать всё и вся, когда время циклично, но очень сложно вспомнить, как этим пользоваться.
— Гэнси, — сказал он. — Это всё, что есть.
Это был неправильный момент. Между тем, Ноа затянуло в жизнь духа Гэнси, что оказалось совсем другой временной линией. Он отодвинулся от неё. Не в пространстве, а во времени. Это немого напоминала на игру со скакалкой втроём – Ноа больше не помнил, с кем он такое делал, он лишь припоминал, что когда-то это делал – нужно было дождаться подходящего момента, чтобы прыгнуть, или тебя сбивала скакалка.
Он не всегда помнил, зачем это делает, но он помнил, что он делает: ищет, когда Гэнси впервые умер.
Он не помнил тот первый раз, когда сделал выбор. Теперь это было тяжело — помнить, что являлось воспоминанием, а что повторялось на самом деле. Он даже не был уверен в настоящий момент, что из этого происходит.
Ноа только понимал, что должен продолжать до этого мгновения. Ему нужно лишь продержаться осязаемым достаточно долго, чтобы удостовериться, что всё останется верным.
Вот он: Гэнси, такой юный, дрожащий и умирающий в древесных листьях в то же самое время, как Ноа вдали от него дрожит и умирает в листьях другого леса.
Время всегда одно и то же. Как только Ноа умер, его дух, полный энергетической линии, одаренный милостью Энергетического пузыря, прочувствовал каждый момент, что испытал в жизни и собирался испытать. Очень просто казаться мудрым, когда время циклично.
Ноа склонился над телом Гэнси и произнёс в последний раз:
— Ты будешь жить из-за Глендовера. Кто-то другой умирает на энергетической линии, когда не должен, так что ты будешь жить, когда не должен.
Гэнси умер.
— Прощай, — шепнул Ноа. — Не упускай.
Он тихо ускользнул от времени.
Глава 66
Блу Сарджент позабыла, сколько раз ей говорили, что она убьёт свою настоящую любовь.
Её семья торговала предсказаниями. Они читали карты, они проводили сеансы, и они переворачивали чайные чашки на блюдца. Блу никогда не была частью этого, кроме одного важного момента: она была человеком с самым затянувшимся предсказанием в доме.
«Если ты поцелуешь свою истинную любовь, он умрёт».
Большую часть своей жизни она размышляла над тем, как это произойдёт. Её предупреждали все виды ясновидящих. Даже без намёка на экстрасенсорные способности она жила, опутанная миром, который был в равных частях настоящим и будущим, всегда зная в каком-то смысле, куда направляется.
Но не теперь.
Сейчас она смотрела на мёртвое тело Гэнси в забрызганном дождём свитере с v-образным воротником и думала: «Я понятия не имею, что в данный момент происходит».
Кровь стекала с дороги, и вóроны приземлились в нескольких ярдах, чтобы её клевать. Все признаки демонической активности разом исчезли.
— Поднимите его, — начал Ронан, и затем ему пришлось собраться, чтобы закончить, прорычав: — Поднимите его с дороги. Он не животное.
Они оттащили тело Гэнси в зелёную траву на обочине. Он всё ещё выглядел абсолютно живым; он был мёртв около минуты или двух, и, пока не начал разлагаться, большой разницы между смертью и сном не было.
Ронан присел рядом с ним, чернота всё ещё пачкала его лицо под носом и вокруг ушей. Его нагреженный светлячок покоился на сердце Гэнси.
— Проснись, засранец, — просил он. — Ты подонок. Не могу поверить, что ты...