Адам выдержал взгляд Ронана, Ронан выпустил его руку.

— Я пытаюсь найти источник того, что напало на Энергетический пузырь. Пока лишь предполагаю, что источник тот же, который атаковал чёрное дерево.

— И мою голову, — признался Ронан. Его день в Барнс был отмечен грёзами, из которых он поспешно себя выдернул.

— Серьёзно? Поэтому ты выглядишь как чёрт?

— Спасибо, Пэрриш. Мне тоже нравится твоя рожа. — Он кратко рассказал о том, что повреждение дерева, похоже, было идентично изменениям его снов, скрывая своё беспокойство касательно содержания этих снов и того факта, что это свидетельствовало о куда большей тайне с избытком бранных слов. — Поэтому я просто больше не буду спать. Никогда.

Адам ничего не успел на это ответить, потому что их внимание привлекло движение сверху. Что-то светлое и странное трепыхалось меж темных деревьев, высаженных в ряд вдоль соседних улиц. Монстр.

Монстр Ронана.

Его ночной кошмар-альбинос редко покидал защищённые поля Барнс, а если это и делал, то следовал за Ронаном. Не из преданности, будто собака, а скорее как беззаботная, гуляющая сама по себе кошка. Но сейчас он летел вниз по улице им навстречу, прямо и целеустремленно. В фиолетово-чёрном пространстве он казался дымом, волочившим рваные крылья и балахон своего тела. Звук его крыльев был более заметным, чем всё остальное: бабах, бабах, бабах. Когда он открыл оба клюва, они задрожали свирепым криком, неслышимом человеческому уху.

Ронан и Адам запрокинули головы назад. Ронан заорал:

— Эй! Куда это ты собрался?

Но кошмар едва ли завис над ними больше чем на мгновение и устремился к горам. Однажды этого мерзкого ублюдка подстрелит какой-нибудь перепуганный фермер.

Ронан не понимал, какое ему до этого дело. Но предположил, что, скорее всего, это потому, что кошмар как-то раз спас ему жизнь.

— Жуткий ублюдок, — повторил Ронан.

Адам нахмурился, а потом поинтересовался:

— Который час?

— 6:21, — ответил Ронан, и Адам нахмурился. — Нет, 8:40. Ошибся.

— Значит, время ещё есть, нам недалеко. — Адам Пэрриш всегда думал о своих ресурсах: деньги, время, сон. Ронан знал, что школьным вечером, даже со сверхъестественным кошмаром, дышащим ему в воротник, Адам будет скуп на всё это; так он выживал.

— Куда мы направляемся?

— Не знаю. Хочу попытаться выяснить, где сидит этот дьявол... Я пытаюсь понять, смогу ли находиться в трансе, пока ты ведешь машину. Хотелось бы мне делать и то, и другое одновременно, но это невозможно. На самом деле, всё, чего я хочу, это переместить моё тело туда, куда велит разум.

Сверху загудел светофор и вырубился. Дождя не было уже несколько часов, но в воздухе чувствовалась наэлектризованность в преддверии грозы. Ронан гадал, куда отправился его ночной кошмар.

— Ладно, маг, я буду вести, пока ты будешь в отключке, но как я узнаю, куда ехать? — сказал Ронан.

— Полагаю, я постараюсь остаться как можно дольше в настоящем, чтобы сообщать, куда тебе двигаться.

— Это возможно?

Адам пожал плечами; определения возможного и невозможного были в эти дни постоянным предметом переговоров. Он наклонился, чтобы предложить руку Чейнсо. Та запрыгнула, хлопая крыльями, чтобы найти равновесие на его рукаве, склонила голову, когда Адам осторожно погладил её тонкие перышки на клюве.

— Никогда не узнаешь, пока не попробуешь, — сказал он. — Ты готов к этому?

Ронан звякнул автомобильными ключами. Как будто вообще был не в настроении ехать. Он дёрнул подбородком в сторону Хондайоты.

— Собираешься запереть свою дерьмовозку?

На что Адам ответил:

— Какой смысл? От шпаны никуда не деться.

Та самая шпана расплылась в тонкой улыбке.

Они поехали.

Глава 19

Адам резко проснулся от звука захлопывающейся двери.

Он сидел в своей ужасной маленькой машинке... он же точно сидел в своей машине?

Персефона усадила себя на пассажирское сидение. Пена её светлых волос каскадом ниспадала на панель водительского сидения. Она осторожно переложила ящик с инструментами с сидения на пол у себя между ног.

Адам, прищурившись, посмотрел на бесцветный новый рассвет — а разве должен быть день? — его глаза были всё ещё утомлены. Словно он всего пару минут назад вышел со своей ночной смены на заводе. Поездка домой без нескольких минут сна казалась непосильной задачей; теперь же он почувствовал, что ему это по плечу.

Он не мог понять, была Персефона реальной или нет. Она должна быть реальной; её волосы щекотали его голую руку.

— Достань карты, — приказала она своим тонким голоском.

— Что?

— Время для урока, — сказала Персефона мягко.

Его утомлённый разум отказывался ему помогать; что-то во всём этом казалось не совсем верным.

— Персефона... я… я слишком устал, чтобы думать.

Слабый утренний свет осветил загадочную улыбку Персефоны.

— Именно на это я и рассчитываю.

Когда он потянулся за картами и пошарил в дверном кармане, в котором обычно их держал, его осенило:

— Ты мертва.

Она кивнула, соглашаясь.

— Это воспоминание, — предположил он.

Она снова кивнула. Теперь это имело смысл. Он бродил в воспоминаниях одного из своих ранних занятий с Персефоной. Цели этих занятий были всегда одинаковы: покинуть сознание. Обнаружить подсознание. Расшириться до коллективного подсознания. Найти нити, которые всё соединят. Смыть и повторить. Сначала ему никак не удавалось проскочить мимо первых двух. Каждый сеанс он тратил на то, чтобы выманить себя из конкретных реальных мыслей.

Пальцы Адама оцарапали пустое дно дверного кармана. Правда о том, где карты хранились в воспоминании, столкнулась со знанием, где он хранил их в настоящем. После смерти Персефоны окна стали пропускать воду, и он стал хранить карты в бардачке, чтобы они не пострадали.

— Зачем ты здесь? Это сон? — спросил он, а потом сам же себя поправил: — Нет, я гадаю. Я что-то ищу.

И стоило ему это сказать, как он остался в машине один.

Но он не только остался в машине один, но и оказался на том месте, где сидела она, и держал карты таро в руке. Рисунок на карте был нарисован схематично, небрежно и напоминал стаю шершней. На самом деле это могла быть рубашка. Но неважно. Что он искал? Трудно перейти в пространство между сознанием и подсознанием. Слишком много концентрации, и он может выйти из медитативного состояния. Слишком мало — и он потеряет цель.

Он позволил своим мыслям подойти чуть ближе к настоящему.

Электронная музыка просачивалась в сознание, напоминая, что его тело находилось в машине Ронана. С другой стороны, эту музыку было легко принять за звучание души Ронана. Голодная и просящая, она нашёптывала тёмные места, старые места, огонь и секс.

Адам был стабилен благодаря пульсирующему фоновому ритму и воспоминанию о близости Ронана. Дьявол. Нет, демон. Знания там не было, а потом появилось.

«Север», — сказал он.

Всё окружило кольцо светящегося белого цвета. Он был таким ярким, что сжигал зрение, если смотреть прямо на него; а Адаму нужно было смотреть прямо перед собой. Очень далёкая его часть, часть, которая глухо билась в электронном ритме, вдруг вспомнила, что это был свет от зарядного устройства телефона. Это была та часть его мозга, которая всё ещё находилась в настоящем, чтобы нашептывать маршрут Ронану.

«Поверни направо».

Пробормотал Энергетический пузырь ему в глухое ухо. Он прошептал из-за сломленности, из-за отречения, из-за принуждения, из-за небытия. Шаг назад от неуверенности в себе, лживое обещание, которое, ты знал, навредит тебе позже, знание, от которого ты пострадаешь, и, скорее всего, ты это заслужил. Демон, демон, демон.

«Вперёд, вперёд, вперёд».

А где-то тёмная машина мчалась по дороге. Рука вцепилась в руль, кожаные ремешки в запястье. Грейворен. Ронан. В этом нагреженном месте всегда было одно и то же время, и поэтому сердце Адама отбивало странный чёткий ритм, вновь переживая тот момент, когда Ронан предложил свою руку, чтобы помочь Адаму подняться с асфальта. Лишённые контекста физические ощущения взорвались: шок удивления от жара при прикосновении кожи к коже; негромкое шуршание браслетов возле запястья Адама; внезапный укол возможности...