Наскоро ознакомясь с этими документами, я вернул их привезшему и приказал ему ехать обратно. Перебирая в памяти только что прочитанное, я вспомнил и вопрос: "Кому служите?" Но от мыслей об этих незаслуженных оскорблениях меня отвлекли вражеские пули и снаряды.
К семнадцати часам мы с соседом очистили от противника Рубежное, захватили пленных, десять орудий (из них четыре стопятидесятимиллиметровых). Я приказал наступать на Новый Салтов.
11 марта мы освободили Новый Салтов и Петровское, а 12-го овладели селом Старый Салтов и даже еще заняли большое село Молодовое. За три дня боев мы захватили 42 орудия, 51 миномет, 71 пулемет, 55 автоматов, 400 винтовок, 82 лошади, 16 кухонь, 72 повозки, 6 раций, 41 склад с боеприпасами, продовольствием и вещевым имуществом и другие трофеи.
13 марта овладели деревнями Федоровка, Октябрьское, селом Песчаное и деревней Драгуновка (последняя была за нашей правой границей), выдвинувшись вперед соседа и оказав ему этим существенную помощь. Было решено наступать на Непокрытое, но командарм, к нашему сожалению, не разрешил. 14 марта мы овладели деревнями Червона Роганка, Сороковка, хутором Привольев, совхозом им. Стеценко и, одним батальоном перехватив шоссе Чугуев - Харьков у села Рогань, оказались впереди соседей на пятнадцать километров. (Не надо забывать, что в тот период соотношение сил было еще таким, что продвижение на один километр считалось уже заслугой, а в обороне за одного захваченного поиском пленного давали орден). В этот день самый малочисленный 989-й стрелковый полк прикрывал на широком фронте открытый правый фланг далеко выдвинувшихся других полков, занимал Федоровку, Октябрьское, Песчаное. В полдень из Непокрытого на Песчаное противник перешел в контратаку, которая в яростном бою была отбита. Из ворвавшихся в Песчаное немцев шестьдесят шесть были захвачены в плен.
Перед вечером противник, как бы мстя за оставленных пленных, снова перешел в контратаку, но уже с танками, при интенсивной бомбардировке двадцатью шестью самолетами. Песчаное нами было оставлено, а два полка, выдвинутые далеко вперед, оказались отрезанными, и связь с ними была прервана.
В то же время правый сосед был выбит из деревень Перемога, Купьеваха и Драгуновка. (Левый сосед в этой операции вообще успеха не имел.) Организованная нами попытка снова овладеть селом Песчаное осталась безрезультатной.
У нас не было угрызений совести в связи с этим, ибо мы сделали все от нас зависящее и противнику нанесен был большой урон. Тяжело было лишь думать и гадать об участи двух наших полков, отрезанных противником, А тут еще командующий грозил судом.
На другой день в дивизию действительно прибыл прокурор армии для расследования причин оставления нами Песчаного и предания суду командующего артиллерией. Расследования я не допустил, прямо заявив прокурору:
- Товарищ Лихачев честный и преданный Родине командир, он добросовестно выполнял все мои приказания.
Прокурор уехал.
В ходе войны мое высокое мнение о личных качествах В. М. Лихачева полностью подтвердилось: он заслуженно был признан одним из выдающихся артиллерийских начальников.
Отрезанные полки в это время, отражая сильные атаки противника у деревни Червона Роганка, без дорог, полями и лесами, в течение ночи выходили из окружения. Утром 16 марта они появились в районе Молодового. С великой радостью обнял я их командиров и комиссаров.
Нельзя не отметить, что успехами, достигнутыми за шесть суток наступления, наша дивизия полностью обязана героизму, проявленному всем личным составом, инициативе и находчивости командиров.
Сменив после этой операции части 169-й стрелковой дивизии, мы наступали 21 марта на Драгуновку Западную, ворвались в нее, захватили три орудия и четыре миномета, но потом контратакой противника были выбиты и отошли в исходное положение. 22 марта повторили атаку - успеха не имели.
Вечером я донес о результатах двухдневного наступления и потерях. При этом обратил внимание командующего на то, что до нашей дивизии здесь десять дней подряд вели наступление другие соединения и ничего не добились. Отсюда сам собою напрашивался вывод о нецелесообразности дальнейших атак на этом направлении. Но в тот же вечер мы получили приказ, в котором снова в грубой форме обвинялись в якобы неправильных действиях. В тот жe вечер я позвонил Маршалу Советского Союза Тимошенко и попросил его вызвать меня к себе вместе с командармом, чтобы в его присутствии объясниться. Через несколько дней, отправившись к главкому, я взял с собой семь приказов, выпущенных штабом армии за последние десять дней, в которых все командиры и комиссары дивизий получили взыскания. Иные из них за этот период имели уже до четырех взысканий и предупреждений.
Решил рассказать Военному совету фронта все по порядку, начиная с бесцельных, беспрерывных атак на одни и те же пункты в течение десяти пятнадцати дней при больших потерях.
Главком выслушал меня очень внимательно и, обращаясь к командарму, сказал:
- Я же вас предупреждал, что грубость ваша недопустима, но вы, как видно, не сделали нужного вывода. Надо с этим кончать.
А мне он посоветовал не горячиться, расспросил о состоянии дивизии и разрешил ехать к себе.
За все это время командарм не сказал ни слова. Когда я уезжал, он остался у главкома. О чем они говорили - гадать не берусь. Однако после этого объяснения оскорбительных приказов стало заметно меньше.
Вскоре были подведены итоги мартовской операции. Штаб армии извещал войска о захвате 500 пленных, 63 орудий, 173 пулеметов, 115 автоматов, 858 винтовок и 14 раций. Командирам дивизий предлагалось представить отличившихся к наградам.
Горбенко вынул свою записную книжечку, перелистал странички и сказал, что среди десятка дивизий, принимавших участие в наступлении, наша выглядит неплохо. Из всего захваченного армией 226-я стрелковая захватила больше половины всех пленных, 48 орудий (из них половину тяжелых), 71 пулемет, 55 автоматов, 400 винтовок, 82 лошади, 16 кухонь, 12 раций. Непонятно, почему в приказе ничего но сказано о захвате минометов - нами одними взято 55. Придется многих представить к наградам...
Мы были горды за свою славную 226-ю стрелковую дивизию, довольны работой, проведенной командирами, партийными и комсомольскими организациями.
Скучно было сидеть на плацдарме во время весеннего паводка, когда долина реки шириной в километр была залита водой, когда нас с левым берегом соединяла узкая насыпь, размываемая вешней водой, а мост у Старого Салтова систематически разбивала авиация противника. Немецкие самолеты засыпали плацдарм листовками, в которых нам предлагалось уйти с него подобру-поздорову, чтобы "не купаться в воде Северского Донца".
Я часто бывал у своего правого соседа, прекрасного топорища и волевого боевого командира 13-й гвардейской стрелковой дивизии А. И. Родимцева, а он в свою очередь бывал у нас. Мы обсуждали создавшееся положение, обменивались мнениями о работе в дивизиях, а иногда отдыхали за шахматами. Я рассказывал о мартовских событиях в 1917 году, о гибели трех наших пехотных дивизий на плацдарме за рекой Стоход. Тогда немцы сначала разрушили все переправы на реке, а потом, применив много артиллерии и газы, после третьей атаки захватили плацдарм.
- Тогда немцы не предупреждали листовками о "предстоящем наступлении, говорил я Родимцеву, - а сейчас предупреждают. Похоже на то, что у них здесь нет сил для наступления. И все-таки нам нельзя сидеть сложа руки; кто знает, не сделают ли они попытку сбросить нас в реку?
И мы проводили большую работу по укреплению нашей обороны, совершенствовали систему огня. Дивизионная артиллерия, отведенная на левый берег, находилась в самой высокой готовности к открытию огня, полковая была поставлена на прямую наводку для стрельбы по танкам. Пользуясь системой наблюдательных пунктов, поднятых до вершин деревьев, мы старались просматривать глубину обороны противника и видеть то, что он тщательно скрывает от нас: при обороне плацдарма особенно важно, чтобы враг не напал внезапно.