Только вчера, оказавшись в новом для нас месте, мы наткнулись на пещеру, вырубленную в утесе из песчаника, и с любопытством заглянули внутрь. Мы вошли под высокие арочные своды и принялись вглядываться в темноту, которая могла означать вход в заброшенный туннель.

Вокруг нас были разбросаны деревянные шлюпки, причем некоторые были сложены за кустами. Они были большого размера и годились для морского плавания, и мы представили себе, как местные жители, отправляясь на них в море, ловили моллюсков, устриц и лангустов.

Рыбаки проявили достаточно уважения к нашим расспросам, тем не менее рассказали нам слишком мало. Эти люди стремились оставить нас в неведении относительно того, чем они занимались, и нам показалось, что они были не прочь избавиться от нас.

Миссис Тернер немедленно повернула меня и предложила поскорее уносить отсюда ноги; мы так и поступили. И только когда мы вернулись к утесам вокруг Сандитона, она смогла заговорить о том, что показалось мне таким странным в той пещере.

«Я слышала о контрабандистах на нашем побережье, — сказала она, — и об опасностях подобного занятия. Я просто не могла себе представить, что мы можем наткнуться на этих людей вот так, среди белого дня. Но, дорогая мисс Хейвуд, кажется, мы сподобились именно на это».

Так что ты видишь, дорогой папочка, в отличие от нашего тихого Уиллингдена, здесь, на этих берегах, происходит много любопытного, даже интригующего. О таком даже и помыслить невозможно в нашей мирной фермерской округе. Это странное, открытое побережье каждый день предлагает нам новые приключения и открывает свои тайны.

Я посылаю моей милой семье всю свою любовь, надеюсь, и ты ее почувствуешь. Теперь осмелюсь ожидать подробного ответа из Уиллингдена. Должно быть, у вас не будет недостатка в желающих выполнить эту задачу! В свою очередь, обещаю не медлить с ответом. Я еще напишу вам много интересного о своих открытиях в этом непредсказуемом мире у открытого моря.

Остаюсь твоя любящая дочь,

Шарлотта

Постскриптум. Увы, мне только что стало известно о срочном отъезде миссис Тернер. Это кажется всем нам слишком неожиданным. Она сообщила мне, что должна вернуться в Лондон, и немедленно! Я просто поражена ее добротой, папа, потому что она предложила взять меня с собой!

Она говорит, что «давно пора» приобщить меня ко многим вещам, которых, по ее мнению, недостает моему образованию.

«В самом деле, мисс Хейвуд, вам следует поехать со мной, — сказала она мне. — Позвольте мне продемонстрировать вам богатства города, представить вам его красоты. Просто походите со мной по галереям и музеям, прогуляетесь по паркам, проведете несколько вечеров в одном из театров, и вы сразу же почувствуете разницу между провинцией и большим городом и развлечетесь».

Милый папочка, стоит ли мне принимать ее приглашение? Могу ли я поехать? И не сочтешь ли ты предательством тот факт, что я покину Сандитон, после того, что я только что написала? Вероятно, так оно и будет. Но, даже если так, пожалуйста, напиши мне как можно скорее и пошли свое согласие».

Часть шестая

Глава двадцать четвертая

Будучи большим ценителем и знатоком лошадей, особенно тех пород, которые участвуют в скачках и нередко выигрывают бега, лорд Коллинсворт испытал нешуточный соблазн после случайной встречи у Брукса с сэром Эвардом. И в самом деле, ему часто казалось, что его ежедневные путешествия по Лондону представляли собой бесконечную борьбу со скукой и приличиями. Столь неожиданное обещание еще одного развлечения — скачек на прекрасной беговой дорожке в белых песках Сандитона, где соберутся чистокровные бегуны, — придало вдохновения азартному болельщику этого вида спорта.

Представитель родовитого семейства, каким был лорд Коллинсворт, редко поднимался рано. Но сегодня, вопреки обыкновению, он постарается совершить такую попытку. Это могло помочь ему побыстрее разделаться с кое-какими необходимыми делами на Бонд-стрит, где он бесконечно соревновался с другими молодыми денди в изысканности и элегантности модных нарядов. Коллинсворт давно понял, что самое главное — это произвести впечатление, и в особенности ценил преимущества своего социального положения: недостаточно было привлечь внимание только роскошью туалета — большое, если не главное внимание следует уделять хорошим манерам, чтобы подчеркнуть свой природный шарм, а уже потом стремиться добиться большего.

В отличие от денди, которыми в настоящее время кишело лондонское общество и чьи претензии на родовитость и богатство основывались главным образом на пышности их безвкусных нарядов — то есть людей того типа, которые старались держаться на виду благодаря щегольству и притворству, — лорд Коллинсворт понимал, что ему, аристократу по праву рождения, подобные ухищрения ни к чему. Куда ни глянь, на самых модных мероприятиях — будь то открытие Друри-лейн, танцы в Алмаке или бега в Эпсоме — франтов и щеголей было пруд пруди. В такие дни он изо всех сил стремился выделиться среди них.

Нынче он вознамерился как можно быстрее разобраться с делами, перед тем как заглянуть со свежими новостями к своему другу Сидни Паркеру. Он рассчитывал на то, что сей джентльмен составит ему компанию и их присутствие будет замечено на Райдер-стрит.

Он и в самом деле застал Паркера дома, но когда тому поведали о последних событиях, он не выказал ни малейшего удивления. По мнению Сидни, столь раннего появления Денхэма в Сити или, если на то пошло, его присутствия за игорными столами, вполне следовало ожидать. Заслуживало внимания, однако, лишь то, что сэр Эдвард сумел привлечь на свою сторону известного всему Лондону коннозаводчика. Это известие вынудило Сидни Паркера поразмыслить.

— Неужели этот джентльмен, — скептически спросил он, — вознамерился перенести свои конюшни в самый Сассекс для устройства бегов?

Когда Коллинсворт заверил его, что в том и заключался весь план, подобное открытие заставило Сидни задуматься относительно его целесообразности. Он сомневался в его разумности и осуществимости и мог только гадать о том интересе, который собирался извлечь из этого сам спортсмен! Даже простое обдумывание этого плана внушало ему беспокойство, хотя он задавался вопросом: к чему бы это? И только впоследствии он отогнал от себя тревожные мысли, решив, что они вызваны экстравагантностью самого предложения.

— Высокопарные речи сэра Эдварда принесли ему успех? Замечательное достижение! Но имейте в виду, Коллинсворт, подобных энтузиастов скачек нельзя водить за нос. Денхэм может искренне верить в свой проект, посвящать ему все свое время и силы — и, должен признаться, он человек, который вполне верит в себя, в этом ему нет равных, — тем не менее, если принять во внимание участие в этом деле прозорливого и рассудительного коннозаводчика, держателя отличных беговых лошадей, более того, дельца, привыкшего оперировать крупными суммами, то здесь должно быть нечто еще, что мы проглядели, — добавил он, — у подобного хитроумного типа, несомненно, должно быть что-то спрятано в рукаве! Пока что Денхэм одержал победу. Но кто знает, чем это обернется? Что касается практической стороны этой затеи, здесь мне совершенно ясно одно: ее вряд ли поддержат в Лондоне. В самом деле, Коллинсворт, подумайте: зачем строить беговую дорожку, когда во всей округе и без того проходит достаточно хорошо зарекомендовавших себя спортивных мероприятий — в Эпсоме, Саутэнде, Ньюмаркете, в близлежащем Льисе и, помимо всего прочего, еще и в Брайтоне, где развлечений хватает на любой вкус? Неужели он рассчитывает обратить внимание принца на восток, на новые земли, на наш ничем не примечательный и никому не известный Сандитон? Мне смехотворна сама мысль о том, что мой братец может организовать какое-нибудь хорошее развлечение. Какой смысл начинать все сначала? Неужели он думает, что располагающие деньгами люди из города, набобы и биржевые маклеры, карманы которых набиты купюрами, и всевозможные выскочки, которых стало так много с окончанием войны, кинутся в Сандитон вслед за ним? Признаюсь, я поражен. Что может за всем этим скрываться?