В молодом Редозубове было много удали лихого русского парня. Здоровый, сильный, искренний, он всегда готов был совершить что-то необычайное, нелепое и смелое,- эта готовность так и сверкала в его темных глазах. А все остальные люди, окружавшие Надю, напоминали своим скромным видом и беспокойной жадностью в глазах маленьких трусливых собачек, сидящих с поджатыми хвостами неподалеку от вкусного куска, около которого уже стояли, зорко насторожившись, три сильных пса. Они подвизгивали этим псам голодным, алчным визгом и, наверное, прекрасно понимали, что их ожидание безнадежно, что им ничего не перепадет, кроме трепки в возможном драке трех больших собак. Но все-таки они сидели и ждали, и подвизгивали, и, мучая себя, возбуждали аппетит сильных. Им стало еще более мучительно, когда они увидали, что явился четвертый большой и сильный пес, спокойный, уверенный в себе, с крепкими зубами и жилистыми лапами. Но, однако, у этих маленьких, робких собачек не хватило чутья для того, чтобы правильно сосчитать своих врагов...
А кусок - этот вкусный, жирный кусок - чувствовал, что его хотят сожрать, и это было лестно для него, он как бы поджаривался на огне общего внимания к нему и в сладком соку сознания своей притягательной силы.
Наде было лестно, но и тревожно, беспокойно среди этих людей. Они смотрели на нее с улыбками, и зубы их зловеще сверкали, а глаза блестели жадностью. Иногда она чувствовала себя раздраженной ухаживаниями и любезностями, ей становилось как Сил приторно, и чувство острого беспокойства охватывало ее.
- Господи! - устало и тоскливо говорила она Лиде.- Сколько их собралось!.. И все-то, до одного, хотят жениться на мне!.. А хоть бы один был какой-нибудь такой... особенный, какой-нибудь... хоть бы негр, что ли? Только бы непохожий на них...
Тонкие губы Лиды вздрагивали от сдерживаемой улыбки, и, глядя сквозь ресницы в растерянное лицо подруги, она говорила:
- Зазнаешься ты...
- А если не негр... так хоть бы горбатый или сумасшедший какой...лежа на кушетке, мечтала Надя.
Но утомление быстро проходило, и Надя вновь наслаждалась ухаживанием за ней. Мать ее была совершенно подавлена вниманием и почетом со стороны гостей. Ходить она стала медленно, выпячивая живот, смешно надувала губы и, казалось, даже вспухла от важности.
- Ты чего, Лидушка, глазами-то хлопаешь? - сказала она воспитаннице как-то раз за ужином.- Прикармливай которого-нибудь... Вишь их сколько! Дадим за тобой хорошее приданое.
- Прежде Нади неудобно,- ответила девушка.
- Ну, что там за неудобство? Ты не сестра младшая... Это когда младшая наперед старшей выходит - нехорошо... А ты - чужая... Вон Скуратов-то как ластится к тебе...
- Мамаша! - спросила Надя,- кто вам из них больше всех нравится?
- О-хо-хо! Все они хороши... что-то только будет? И какой всё народ пошел разный да пестрый, ровно бы шуты в цирке... Господи помилуй! А хоть и разный и пестрый - все одинаково денежки любят, все к ним так-таки и льнут...
- Да не рассуждайте, мамаша! - с досадой вскричала Надя.- Я спрашиваю,- кто из них, по-вашему, лучше?
- Что ты, девка, на мать-то зыкаешь? Али это порядок? Не я невеста, чтобы женихов разбирать... Да и кто их разберет? Женихами-то они все норовят в ножки, а поженятся - в зубы да в шею... Вон пущай Лидушка говорит.
Сначала Лида отказывалась сказать, кто из женихов лучше, но потом, опустив голову над своей тарелкой, сказала:
- Они все люди хорошие, но в мужья ни один не годится. Редозубов, как только женится, кутить начнет так, что небу жарко станет... Иван Иванович Нагрешин начнет жену, как собачку, манерам разным учить. "Ты-де чиновница, держи голову прямо". Скучно с ним будет! После свадьбы он уж не станет рассказами потешать, а будет серьезный-серьезный... И скоро растолстеет. Скуратов... этот лучше всех! Он тоже будет кутить и изменять будет, и все... лошадей заведет... Какую-нибудь вавилонскую башню начнет строить... Разорит и даже может прогнать жену вон...
- Ну уж, матушка,- с изумлением сказала Матрена Ивановна,- коли при таких-то качествах да он всех лучше... я уж и не знаю, что у тебя выходит!
Лида подняла немножко голову и объяснила:
- Он потому будет лучше, что дворянин настоящий...
- Какие там дворяне, коли шиш в кармане! - махнув рукой, сказала купчиха.
Лида помолчала и возразила ей тихим голосом:
- Надо, чтобы не только деньги в кармане, а чтобы и благородство в душе было...
Надя взглянула на нее и заметила:
- Это ты из романов...
А мамаша нашла еще поговорку:
- На что благородство, коли нет воеводства... старики говорили... Ну, а про доктора что ты скажешь, пророчица?
- Доктор? Я бы лучше в погреб села, чем за него идти.
- Он красивый,- сказала Надя равнодушным голосом.
А Матрена Ивановна рассердилась и укоризненно стала качать головой:
- Ах, девка, девка! Совеем ты дурная! На-ко! Самого-то настоящего, который всех умнее,- швырь в сторону! Ду-ура! Он, гляди, лошадь хочет завести, а им всем кошку покормить нечем. Да кабы я,- я бы за него и вышла, потому лучше-то нет. С ним и под руку-то по улице пройти приятно. Мужчина видный, борода длинная, ходит степенно, ноги прямые... не как у Ерастушки, в разные стороны не играют...
- Он красивый...- мечтательно повторила Надя.
- А всего удобнее за Эраста Лукича выйти,- сказала Лида, не возражая на выговор Лаптевой.
- Он веселый,- глядя в потолок, заметила Надя.
- Да вы с ума спятили, девки! - всплескивая руками, сердито закричала Матрена Ивановна.- За этакого-то плясуна? Ведь он плясун картонный! Лысый, губы мокрые - тьфу! И... оберет, уж непременно оберет, всю-то обчистит, как козел липку... Ах-ах-ах!
- Ему, кроме денег, ничего не надо,- продолжала Лида, не обращая внимания на старуху, которая, хотя и сердилась, но, видимо, была сильно заинтересована разговором.- Он жене полную свободу даст, живи, как хочешь, только денег ему дай...
- Так, так! Ах ты, еретица! Мысли-то какие, а? Свобода, а? Да разве бабе свобода нужна? Бабе нужно, чтоб ее муж любил, ду-уреха!
- Так уж всё только муж да муж... больше никакого удовольствия? Очень приятно! - усталым голосом сказала Надя и презрительно фыркнула.
- Надька! Какие это слова? Ах вы, распутницы...
