Но-ябрь!

— Что за чёрт? — шепчу я, когда

Ашер поднимает меня на руки и

выносит обратно на улицу. — Я знаю

это стихотворение. Это «Ноябрь»,

Томаса Гуда. Зачем кому-то писать

его на моей стене? — спрашиваю я,

стараясь понять, что значат эти

слова.

— Без понятия, — отвечает он.

А я уверена, что ощущаю, как он

целует меня в макушку.

— Знаешь, я могу идти, — ворчу

я.

Он

ничего

не

отвечает

и

продолжает нести, пока не опускает

на пассажирское сиденье своего

джипа. Мои ноги стоят на выступе, и

он располагается между ними. Его

руки по-прежнему обернуты вокруг

моего тела, но одной он достаёт

телефон из заднего кармана.

— Привет, пап. Есть проблема. Я

в доме Большого Майка с его

дочерью, Новембер. В её комнату

вломились. Да, дочь Майка. Мы

сейчас не будем говорить об этом

дерьме.

Хорошо,

увидимся,

—

закрывая телефон, он перекидывает

его через меня на водительское

сиденье.

Я смотрю вниз на свои руки.

Они покрыты какой-то красной

дрянью так же, как и джинсы. Я не

могу перестать задаваться вопросом,

кто это сделал и зачем.

— Детка, посмотри на меня! —

Я поднимаю глаза и вижу в его

взгляде теплоту и обеспокоенность.

— Я удостоверюсь, что ты будешь в

безопасности. Обещаю.

Глядя в его глаза, освещённые

фарами от джипа, я вижу, как он

волнуется, так что рассказываю о

Нью-Йорке и о нападении, после

которого я уехала. Он слушает меня.

Его глаза темнеют, а челюсти

сжимаются с каждым последующим

словом. Когда я заканчиваю, он

качает головой и притягивает в свои

объятия. Я думаю, это больше для

него, чем для меня.

— Спасибо, что помогаешь мне,

— произношу я.

— Ты, — говорит он, целуя меня

в макушку, — никогда больше не

должна меня благодарить за то, что я

хочу делать.

— Я рада, что ты здесь.

И

это

не

ложь.

Я

даже

представить

не

могу,

что

бы

случилось, приди я домой одна.

— Чёрт, детка, я тоже, —

подтверждает он, тяжело выдыхая.

Я

смотрю

вниз

на

Биста,

который сидит у наших ног с

поднятой головой и ждёт, когда мы

пойдём на прогулку, или он сможет

полакомиться моими угощениями

для него. Его голова наклоняется в

сторону, когда я обращаюсь к нему:

— Похоже, тебе нужно принять

ванну, приятель, — он наклоняет

голову в другую сторону. — Когда ты

закончишь, я сделаю то же самое, —

и тогда я понимаю, что снова говорю

с собакой.

Я поднимаю взгляд и смотрю на

Ашера, который улыбается. Я говорю

первое, что приходит мне в голову.

—

Я

похожа

на

Кэрри?

(прим.перев.

главная

героиня

одноименного

романа

Стивена

Кинга, в конце которого была облита

свиной кровью) — он смеётся и

целует меня в лоб.

— Да, ты покрыта чем-то

красным после объятий со своей

собакой. Когда мой папа приедет

сюда и всё проверит, ты сможешь

принять ванну.

— О, Господи, — я шепчу в

ужасе, когда вспоминаю, что его отец

— шериф. — Твой отец приедет

сюда?

— Да, детка. Он же шериф.

— О, боже, твой отец приедет,

— повторяю я.

Недолго думая, я беру край его

рубашки и начинаю вытирать ею

лицо.

— Так лучше? — спрашиваю я.

— Не могу поверить, что ты

только

что

это

сделала,

—

произносит он в шоке.

— О, боже. Твой отец встретится

со мной, а я похожа на Кэрри, — ною

я.

Мои руки всё ещё держат край

его рубашки, так что я повторяю

процесс по очищению лица. Затем я

использую

другую

сторону

и

вытираю ею руки. Я смотрю на него,

потому что он ничего не говорит.

— Не могу поверить, что ты это

сделала.

— Хорошо! Я хотя бы убрала

большую часть этой дряни с лица? —

спрашиваю я.

— Ты будешь должна мне новую

рубашку, — говорит он мне.

— Ладно, без проблем. Но

красной дряни больше нет?

— Да, детка. Этой дряни почти

не осталось, но теперь я не знаю,

хочу ли я поцеловать тебя или

отшлёпать за это дерьмо.

— Подумаешь, — шепчу я и

прижимаюсь к его груди, дабы

спрятать широкую улыбку на моём

лице.

Мой желудок делает сальто от

мысли о его поцелуе. Две минуты

спустя на дороге возникают красные

и синие огни, а затем к джипу Ашера

подъезжают

две

полицейские

машины. Выглядывая из-за Ашера, я

вижу высокого мужчину со светло-

седыми волосам, шагающего в наше

сторону. Должно быть, это его отец.

— Папа, это Новембер, —

представляет меня Ашер, делая шаг

назад. Затем он тянет меня с сиденья.

Когда мои ноги касаются земли, он

оборачивает

руки

вокруг

меня,

прижимая крепче к своему телу. Его

отец улыбается, подходя к нам.

—

Привет,

Новембер.

Я

наслышан о твоих визитах с собакой

к моей маме. Она хвасталась тобой

несколько недель. Но я не знал, что

ты дочь Большого Майка. Не думаю,

что кто-то вообще знал, что у него

есть дочь, — произносит он с доброй

улыбкой на лице.

— Ваша мать — прекрасная

женщина,

мистер

Мейсон.

Да,

немного людей знают о моём

существовании, — говорю я в ответ,

словно он этого ещё не знает.

—

Пожалуйста,

зови

меня

Джеймсом.

Обращение

«Мистер

Мейсон» делает меня стариком.

— Хорошо, — произношу я,

смеясь.

— Так что случилось? Ты

говорил, что кто-то вломился.

Ашер

рассказывает

ему

о

красных надписях в моей комнате и о

Бисте,

покрытым

этой

же

жидкостью. Также упоминает то, что

все фонари были выключены, когда

мы приехали.

— Ладно, дорогая, ты не знаешь,

кто бы хотел причинить тебе вред?

— спрашивает он, глядя на меня.

— Нет, но я переехала сюда из

Нью-Йорка, потому что на меня

напали. Затем, когда я ехала сюда,

сделала остановку, чтобы выпустить

Биста, и через несколько минут

подъехала машина из Нью-Йорка.

Она стояла на стоянке с собаками,

хотя в машине точно не было собаки.

Я испугалась и побежала к машине,

но больше не видела их. Так что я не

знаю: было ли это моё воображение

или реальная опасность.

— Невозможно знать наверняка,

— говорит он, выглядя ещё более

обеспокоенным — Ты получала

какие-нибудь подарки или что-то

необычное до нападения?

— Нет, ничего такого. А что? Вы

думаете, у меня есть что-то вроде

преследователя? — спрашиваю я,

холодок скользит по моей спине.

— Не знаю. Я пока собираюсь

провести

небольшой

поиск

и

увидеть, сможем ли мы что-нибудь

найти. Ты можешь с кем-нибудь

остаться на ночь? Не думаю, что тебе

следует быть одной.

—

Эм...

Я...э-э-э...

должна

позвонить папе. Думаю, я смогу

остаться у бабушки или, может, у

дяди.

— Ты останешься со мной! —

произносит Ашер, и мое сердце

ухает в желудок.

— Мне это не кажется хорошей

идеей, — говорю я, поднимая глаза

на него.

— Ну, а мне плевать. Ты не

покинешь поле моего зрения, и не

думаю, что твоя бабушка или дядя

будут рады моему присутствию в их

домах вместе с тобой. Так что, ты

остаёшься со мной.