Хейдар вежливо поблагодарил специалиста и попросил сообщить новый адрес проживания. Специалист, недовольный реакцией человека, который не оценил партнерства с Харальдом, выдал посетителю файл с паролями доступа к новому дому, изменил данные удостоверения личности Хейдара и попросил его расписаться в удостоверении Харальда.

Потрепанный стилус лежал в серебряном пазу деревянного стола. Хейдар взял его в руку — стилус был тяжелым, металлическим, подчеркивающим ответственность момента. Подпись вышла неровной — рука Хейдара дрожала от волнения. Он слышал истории о том, как люди отказывались соглашаться с решением Комиссии. Некоторых специалисты вежливо убеждали принять свою судьбу, другим приходилось иметь дело с охраной Министерства, а самым настойчивым выпала непростая доля изгнания. Рассказы об изгнанниках произвели на Хейдара неизгладимое впечатление и поэтому он, несмотря на огорчение, поставил подпись. Лучше прожить свою жизнь бок о бок с человеком, который не способен подарить Сектору детей, чем изо дня в день существовать в одиночестве, сортируя файлы Интранета.

Обратный путь от здания Министерства Хейдар провел в задумчивости. Натыкался на плечи других граждан, ловил на себе обеспокоенные взгляды милиции. Военный патруль остановил его и провел быстрый тест состава крови. Хейдар дождался результатов анализа и решил, что должен взять себя в руки, если не хочет оказаться в отделении психиатрии до конца недели. Он поблагодарил патруль за бдительность, попрощался и пошел дальше бодрым шагом. Хотя Комиссия приняла решение, которого Хейдар не ожидал, все же она позволила ему жить с другим гражданином, а это разрешение следовало ценить, как любой подарок судьбы.

Дома Хейдар собрал одежду, средства гигиены и несколько сувениров, оставшихся со времени обучения. Все поместилось в стандартный чемодан, который забрал дежурный разносчик, уточнив адрес доставки.

Добираться к новому дому Хейдар решил пешком, хотя ему полагалась одна бесплатная перевозка за счет Сектора на авиа-такси. За время прогулки он рассчитывал привести мысли в порядок, чтобы не беспокоить своего партнера дурным настроением. Сектор гудел в обычном ритме понедельника, а Хейдар брел неторопливой походкой по пешеходным линиям, разглядывая яркие агитационные плакаты и рекламные щиты корпораций соседних Секторов.

Хотя Объединенная Демократическая Империя предоставляла гражданам право выбора Сектора для проживания, из-за высокой плотности населения Сектора №13, граждане не могли покидать его или приезжать в него для личных целей. Разрешались только научные экскурсии, одобренные Центральной Комиссией, но Хейдар не знал ни одного человека, который видел бы когда-нибудь жителей других Секторов. Он относился к этому ограничению, как к части своей судьбы, которую вынужден делить с другими и мириться с ней ради общего благополучия.

Вышло так, что он родился в Секторе с высокой плотностью населения — что ж, это не самая плохая судьба. Он мог родиться в Секторе №6, который вот уже несколько поколений страдал от гражданской войны. Сотни людей ежедневно гибли на улицах, и даже военная полиция не могла навести порядок. Жители Сектора №20 имели слабый иммунитет из-за особенностей флоры и фауны окрестностей обитаемого массива. Родиться там означало постоянные болезни и высокую вероятность ранней смерти. Хейдар надеялся дожить хотя бы до девяноста лет, а в Секторе №20 это было бы невозможно.

Он внимательно отнесся к курсу географии и даже оплатил дополнительное образование — просмотрел все ролики географического блока, сдал экзамен и мог без труда объяснить разницу между Секторами любому желающему. Экзаменационная Комиссия даже предложила ему провести собственное исследование, но он решил не тратить время на бесполезную работу, а вместо этого посвятил себя улучшению быта жителей Сектора №13, своих соотечественников.

Прогулка помогла Хейдару вспомнить о том, что было для него по-настоящему важно. Теперь он шел с гордо поднятой головой, осознавая, что выполняет свой долг перед обществом. Поправив костюм, подтянув галстук, он остановился перед дверью дома Харальда Стурлусона.

— Кого черти притащили? — спросил из динамика зычный голос Харальда. Хейдар узнал его по новостным роликам.

— Меня зовут Хейдар Лафейсон. Я — ваш партнер.

Створки разъехались, пропуская Хейдара, и он увидел назначенного Комиссией супруга. Небритый, с огромными синяками под глазами, седой, за исключением редких черных прядок в длинных, убранных в хвост волосах, народный любимец стоял в одних тапках, без одежды, сверкая мужским достоинством и обильной растительностью бурого цвета на всем теле. Хейдару стало так противно, что он отвернулся.

— Воротишь нос от своей судьбы? — усмехнулся Харальд и ушел из гостевой комнаты в личную, щелкнув замком.

Хейдар остался один и оглядел небольшое помещение. Бумажные пакеты из-под еды быстрой доставки валялись на полу. Кое-где грязными пятнами валялись черные носки. Цветов не было вовсе. Старая мебель из древних каталогов почти развалилась. Дверь в комнату Хейдара была распахнута, оттуда разило хлором и синтетическим ароматизатором — постаралась служба очистки.

Разносчик привез чемодан как раз вовремя. Хейдар забрал его и пошел в комнату — раскладывать одежду и смотреть на обстановку.

Он был удивлен, что Харальд уже имел партнера прежде. В новостях рассказывали про открытия, совершенные господином Стурлусоном в области евгеники, было несколько выпусков о творческом пути поэта, но Хейдар никогда не слышал, что Харальд живет в партнерстве.

Представлять его прежнюю семью оказалось неожиданно интересно. Хейдар смотрел на полки, развешанные в беспорядке — пустующие, но когда-то служившие подпорками для драгоценного знания. Должно быть, супруга Харальда любила книги. Вот и причина, по которой знаменитому господину Стурлусону запретили иметь детей — он уже подарил Сектору достаточно.

Кровать стояла возле окна, а над ней висел полог серого цвета, спадающий до самого пола. Экстравагантное украшение, такого не найти в стандартных государственных каталогах. Должно быть, подарок знакомых из других Секторов. В семье уважаемых ученых, наверняка, бывали такие гости. Хейдар испытал непривычное для самого себя чувство нетерпения, смешанного с предвкушением. Возможно, гости придут снова? Он увидит жителей других Секторов, поговорит с ними и узнает, каково на самом деле обладать слабым иммунитетом или смотреть в окно на гибель соотечественников.

— Не смей трогать это! — услышал Хейдар, и почти сразу почувствовал, как обожгло ухо болью. Харальд подкрался к нему сзади и теперь выкручивал ухо, словно Хейдар был малым ребенком. — Не смей трогать его вещи!

Хейдар дождался, пока разозленный Харальд отпустит его, отступил к стене и вытянул вперед руки, призывая к мирному решению конфликта.

— Я не хотел вас обидеть! Я не хотел!

Харальд смотрел с презрением и — Хейдар не сразу сообразил — отвращением. Словно ему было противно стоять с Хейдаром в одной комнате.

— Слизняк, — сказал Харальд и поморщился. Широкими шагами он покинул комнату и захлопнул за собой дверь.

Хейдар остался один в комнате, но теперь он не мог касаться стоящих в ней предметов и чувствовал себя неловко. Выйти в комнату для гостей и разместиться там ему было неудобно из-за того, что в дом могли неожиданно прийти гости или члены Комиссии для проверки, и такое поведение сочли бы странным. Остаться в своей комнате он тоже не мог — пришлось бы сесть на кровать, а это могло разозлить Харальда. Он стоял в нерешительности, считая про себя, чтобы понять, как много времени прошло.

«Если дойдет до тысячи, лягу на полу», — подумал он.

Когда Хейдар добрался до пятьсот восьмидесяти, дверь распахнулась, и в комнату вошел Харальд. Одежды на нем все еще не было, он все еще был небрит и вызывал у Хейдара почти суеверный ужас своей первобытностью.

— Комиссия назначила тебя партнером? — спросил он. Хейдар кивнул.

— И ты согласился?