Перечитав письмо Мудзу, я убедилась, что правильно оцениваю наши отношения: мы миновали стадию страстного влечения и вступили в спокойную фазу «семейной» жизни. В наших письмах и разговорах все чаще встречались упоминания о погоде, сне и еде.

Не то чтобы это меня огорчало. Проблема заключалась в том, что мы не были супругами с многолетним стажем, более того, мы вообще не были женаты.

Когда любовники начинают видеть друг в друге супругов, есть два возможных варианта развития событий. Первый — постепенная и сравнительно безболезненная, разлука, похожая на выздоровление после хронической болезни. Второй — быстрое вступление в брак: прыжок в неизвестность под грохот праздничного китайского фейерверка.

Придя к этому выводу, я удрученно покачала головой. Пожалуй, я слишком много думаю. Если мне не суждено выйти замуж, то именно потому, что я постоянно забиваю себе голову рассуждениями. И хотя мое тело, как тайный сад, всегда привлекает мужчин и будит в них плотские желания, мой ум, постоянно находящийся в боевой готовности (так паутина всегда готова опутать попавшую в нее муху), способен отпугнуть любого представителя сильного пола. И в этом нет ничего хорошего. В древнекитайских медицинских трактатах утверждается, что заботы и тягостные размышления плохо сказываются на состоянии и внешнем виде волос.

Я отпила еще один глоток чая и с сожалением отвела взгляд от окна. Получасовой перерыв подходил к концу. Я быстро просмотрела письма от отца и Сиэр.

Отец писал, что в ближайшие полгода будет читать лекции на кафедре истории Сингапурского национального университета и уезжает примерно через полтора месяца; мама едет вместе с ним. Туфли, которые я купила для мамы в Нью-Йорке и передала через Чжушу, пришлись ей впору. Ботинки, что я прислала ему, тоже были впору, хотя и на слишком низких каблуках. Ведь он был небольшого роста, а в ботинках на высоких каблуках выглядел гораздо солиднее.

Прочитав это, я не удержалась от улыбки. С возрастом отец уделял все больше внимания своей внешности. Едва он заметил первые седые волосы, как велел матери каждый месяц красить их в черный цвет. Одних галстуков у него было штук сорок, больше двадцати пар обуви, а курил он исключительно «Императорскую корону» — отечественные сигары самого дорогого сорта.

«Пожалуйста, будь осторожна, когда гуляешь одна в незнакомом месте. Лучше не трать деньги на обувь и не экономь, обедай в ресторанах. Это гораздо благоразумнее».

Отец не удержался и вновь поделился со мной философскими мыслями о том, как важно быть гурманом.

Письмо Сиэр было самым длинным и подробным из всех. Она описывала последние события в малейших деталях: ее ресторан стал самым популярным в Шанхае, каждый вечер возле него выстраивались длиннющие очереди. Ее бизнес процветал, а личная жизнь окончательно сошла на нет. Ни одного любовника за последнее время, ночь за ночью в холодной постели. Она была богата, но несчастна.

«Ну когда же ты вернешься? Если не скоро, то я просто умру. В Шанхае так тоскливо. Почти все приезжие иностранцы либо банкроты, либо мошенники. И к тому же страшные зануды. Все стало даже хуже, чем несколько лет назад, когда на пороге нового тысячелетия все были охвачены страхом смерти, предавались депрессии и декадентским настроениям. Это было безумие, но искреннее и наивное. Сейчас все вокруг стали меркантильными. Только и думают о богатстве, и даже с женщиной норовят переспать быстро и на халяву, а потом снова бегут зарабатывать свои деньги. Все они приезжают в Шанхай, чтобы разбогатеть. Они верят слухам, что Шанхай — единственное место на земле, где буквально за одну ночь можно составить баснословное состояние. Последний клочок неосвоенной, девственной территории, как сказал вчера один из иностранцев.

Да, чуть не забыла… есть еще масса мелких новостей: после увольнения из бара „Будда“ Ли устроилась в „Парламент“, который снова открылся. Но и оттуда его владелец — бизнесмен из Тайваня — ее тоже уволил. Кажется, за торговлю наркотиками. Слышала, ее недавно арестовали. А Энди Смит — помнишь, тот декоратор из Англии — уехал из Шанхая. Говорят, у него СПИД.

А Цици собирается жениться. Я получила приглашение на свадьбу; на твое имя тоже. Похоже, он даже не знает, что тебя давно нет в Шанхае. Пойду на свадьбу одна, повеселюсь, а потом непременно напишу, как выглядит его жена. Не забывай о сексе! Сиэр».

Выходя из интернет-кафе, я обдумывала содержание прочитанных писем. В мыслях была полная сумятица. Словно в мозгу открылась потайная дверца, и половина сознания тут же выскользнула из нее и вернулась в Шанхай. Оставшаяся половина разделилась надвое: на четверть я была с Мудзу, а еще на четверть — все еще в Барселоне, где с заученной улыбкой отвечала на бесчисленные вопросы репортеров, позировала перед фотообъективами и телекамерами — в общем, добросовестно и неустанно трудилась.

Цици, о котором шла речь в письме Сиэр, был молодым и преуспевающим финансистом, его настоящее имя Ци Фэйхун. Он сколотил большой капитал, играя на зарубежных валютных биржах. Поэтому часто работал, когда все спят, и спал, когда все начинали работать. Его даже один раз выдвинули в число десяти наиболее выдающихся молодых бизнесменов страны, но из-за разгульного образа жизни он так и не получил никаких официальных наград. Зато его имя часто мелькало на страницах газет в колонках светской хроники и всегда числилось среди пятидесяти самых завидных холостяков Китая.

Мы с ним вместе учились в средней школе. Он был на четыре года старше меня. Мы обручились как раз тогда, когда его назвали среди десяти самых выдающихся бизнесменов страны. После помолвки мы несколько месяцев жили вместе, пока однажды утром я не обнаружила в почтовом ящике нераспечатанную упаковку с компакт-диском, на которой стояло его имя. Увидев посылку, Цици изменился в лице и чуть позже признался, что был связан с мафией. Потом он таинственным образом исчез из моей жизни на целый месяц.

Так совпало, что в то время у меня как раз была черная полоса. Литературное творчество зашло в тупик, и однажды вечером в полном отчаянии я попыталась вскрыть себе вены. Кроме дикой боли я испытала панический страх — ничего сентиментального и романтического. Истекая кровью, я из последних сил доползла до телефона и дозвонилась одному парню, который уже давно был тайно влюблен в меня. Он тут же примчался. Так я и выжила. С тех пор прошло только пять лет, а казалось — все пятьдесят. Въевшиеся в эмаль ванны пятна крови давно пожелтели и напоминали ржавчину, черты моего лица на газетных снимках того времени стерлись, а мой бывший жених наконец-то женится. Я не испытывала ни боли, ни радости за него. Мне было решительно все равно. Просто эта новость всколыхнула в душе страшные воспоминания той ночи, когда глупая девчонка билась на полу в ванной, словно окровавленная раненая птица. При мысли об этом у меня мороз пошел по коже.

Тем вечером я тактично отклонила продиктованное самыми лучшими побуждениями предложение Сюзанны поужинать вместе, осталась у себя и заказала еду в номер. Затем какое-то время смотрела «Би-Би-Си», наслаждаясь настоящим английским, пытаясь повторять отдельные фразы вслед за диктором. Чтобы безупречно говорить по-английски, надо представить себе, что держишь во рту очень хрупкое яйцо и произносить слова очень осторожно, чтобы не раздавить тончайшую скорлупу. При этом у говорящего сразу делается необычайно умный вид.

Затем полчаса на ванну и столько же — на медитацию — так, как меня учил Мудзу, — сидя и скрестив ноги.

Не знаю, почему, но каждый раз где-то в середине сеанса медитации я испытывала сильное сексуальное возбуждение, правда, лишь на несколько секунд. Наверное, после того, как все тело расслабляется и заключенная в нем энергия высвобождается, она спонтанно растекается по всему организму и, достигая эрогенных зон, вызывает такой эффект.

Приняв несколько таблеток снотворного, я легла и уже из постели позвонила Мудзу, но наткнулась лишь на приветствие его «голосовой почты». Похоже, он действительно был очень занят.