— Ну, что скажешь? Как тебе нравится мой дом?

Я никогда не была завистливой. Но на сей раз впервые в жизни позавидовала и удивилась, как это некоторые люди могут всю жизнь таить в душе подобное чувство, которое казалось мне не только неприятным, но и унизительным. Мое лицо начало подергиваться, словно от нервного тика, оно сразу будто осунулось, и я не могла даже улыбнуться и сказать Джизел-ле обыкновенные вежливые слова. А сама Джизелла внушала мне непреодолимое отвращение. Мне хотелось сказать ей что-нибудь обидное, унизить ее, уколоть, в общем, хоть как-то омрачить ее радость.

«Что это со мною? — подумала я растерянно, машинально продолжая гладить кота. — Неужели это я?»

К счастью, это состояние продолжалось недолго. Из глубины души уже поднялось и бросилось на борьбу с завистью мое обычное добродушие. «Джизелла — моя подруга, — думала я, — ее судьба не может оставить меня равнодушной, я должна за нее радоваться». Я представляла себе, как Джизелла впервые вошла в этот новый дом и захлопала от радости в ладоши, и в ту же самую минуту холодное и сковывающее чувство зависти покинуло меня, я вновь ощутила тепло ласкового солнца, будто оно проникло в самую глубину моей души.

Я сказала:

— И ты еще спрашиваешь! Чудесный дом, просто душа радуется… но как все это произошло?

Очевидно, я произнесла эти слова искренне и даже улыбнулась, скорее себе, чем Джизелле, в награду за то, что преодолела свою зависть. Джизелла ответила важным, доверительным тоном:

— Помнишь Джанкарло, этого блондина, с которым я сразу же сцепилась? Ну, так он вернулся ко мне… он оказался куда лучше, чем можно было предположить с первого взгляда… потом мы встречались… много раз… несколько дней тому назад он сказал: пойдем, я хочу сделать тебе сюрприз… я, признаться, решила, что он хочет купить мне какой-нибудь подарок, сумочку там или духи… но он посадил меня в машину, привез сюда, ввел в этот дом — он еще не был заселен… Я подумала, это его квартира… а он спросил меня, нравится ли мне тут. Я ответила «да», но, разумеется, ни о чем даже не подозревала… а он мне говорит: эту квартиру я купил для тебя… можешь себе представить, что со мною было!

Она рассмеялась и с гордостью огляделась вокруг. Я порывисто встала, подошла к ней и обняла:

— Я так рада… очень рада… По-настоящему рада за тебя.

Эти слова и жест окончательно рассеяли мою неприязнь. Я приблизилась к окну и выглянула наружу. Дом стоял на возвышении, внизу без конца и края тянулись ровные поля, пересеченные извилистой рекой, там и тут раскинулись рощи, риги, невысокие холмы. Только с одной стороны стояло несколько белых зданий, последний кусок городской окраины. Там на горизонте, где светлое небо сходилось с землей, четко вырисовывались голубые горы. Обернувшись к Джизелле, я сказала:

— Какой отсюда прекрасный вид!

— Тебе правда нравится? — спросила она, потом подошла к буфету, вынула два маленьких бокала, пузатую бутылку и поставила на стол. — Выпьешь немного ликера? — спросила она небрежно.

Чувствовалось, что роль хозяйки дома доставляла ей огромное удовольствие.

Мы сели за стол и молча начали тянуть ликер. Я понимала, что Джизелла смущена, и мне захотелось помочь ей выйти из затруднительного положения. Я ласково сказала:

— Однако ты не очень хорошо поступила со мною… почему ты мне ничего не рассказала?

— У меня времени не хватило, — торопливо ответила она, — потом, знаешь, в связи с переездом я была очень занята покупками, пришлось покупать самые необходимые вещи, мебель, белье, посуду… у меня не было ни одной свободной минутки… обставлять квартиру — это ведь не шутка.

Разговаривая, она жеманно поджимала губы, подражая синьорам из хорошего общества.

— Я тебя отлично понимаю, теперь, когда ты получила все это и устроилась хорошо, тебе неприятно встречаться со мною… ты меня стыдишься, — сказала я без всякого ехидства и обиды, будто речь шла о вещах, которые меня совершенно не касались.

— Ничуть я тебя не стыжусь, — ответила она с раздражением, и мне показалось, ее обидели не столько мои слова, сколько мой спокойный тон, — если ты так думаешь, значит, ты просто дурочка… Конечно, теперь мы не сможем встречаться, как раньше… я хочу сказать, не сможем ходить вместе и все такое прочее… если он узнает, мне придется худо.

— Будь спокойна, — все так же ласково сказала я, — больше ты меня не увидишь. Сегодня я пришла лишь для того, чтобы узнать, что с тобою случилось.

Она сделала вид, что не расслышала мои слова, и тем самым я укрепилась в своих предположениях. С минуту мы обе молчали. Потом она спросила меня с деланным участием:

— Ну, а как ты?

И тотчас же я почему-то подумала о Джакомо и сама удивилась своим мыслям. Прерывающимся голосом я ответила:

— Я? Ничего… как всегда.

— Как Астарита?

— Виделась с ним несколько раз.

— А Джино?

— С ним все кончено.

При мысли о Джакомо сердце мое сжалось. Но Джизелла по-своему поняла мое смущение, она, видимо, объясняла это тем, что я огорчена ее удачей и ее пренебрежительным отношением ко мне. После недолгого размышления она сказала преувеличенно озабоченным тоном:

— И все же я уверена, что, если бы ты только пожелала, Астарита устроил бы тебе такой же дом.

— Но я не собираюсь иметь дело ни с Астаритой, ни с кем-либо другим, — спокойно ответила я.

Джизелла недоверчиво взглянула на меня.

— Почему? Ты не хочешь иметь такую же квартиру?

— Квартира прекрасная, — ответила я, — но я решила быть свободной.

— Я и свободна, — сердито бросила она, — свободнее тебя… целый день что хочу, то и делаю.

— Я имею в виду не такую свободу.

— А какую же?

Я поняла, что обидела ее уже тем, что мало восхищалась домом, предметом ее гордости. Но объяснять ей, что дело не в доме, что в действительности я не желаю связывать свою жизнь с нелюбимым человеком, значило бы снова обидеть ее, и даже сильнее прежнего. Я предпочла переменить разговор и поспешно сказала:

— Покажи-ка мне лучше квартиру… сколько у тебя комнат?

— А тебе-то на что? — огрызнулась она. — Ты сама же говорила, что не хочешь иметь такую квартиру.

— Я вовсе этого не говорила, — спокойно возразила я, — у тебя прекрасный дом, дай бог, чтобы у меня был такой.

Она молча сидела, опустив голову.

— Значит, ты не будешь показывать мне свой дом? — вяло проговорила я спустя минуту.

Джизелла подняла глаза, и я с удивлением увидела, что они полны слез.

— Какая же ты подруга? Видно, только прикидывалась, — внезапно воскликнула она, — ты… ты… готова лопнуть от зависти… и теперь хочешь опорочить мой дом, чтобы сделать мне больно!

Она захлебывалась рыданиями, все лицо ее было мокро от слез. Плакала она от досады, на сей раз мучилась завистью она сама, и эта бессмысленная зависть Джизеллы невольно оскорбляла мою безнадежную любовь к Джакомо и наш разрыв, который я так переживала; но именно потому, что я хорошо понимала Джизеллу, я пожалела ее. Я встала, подошла к ней, положила руку ей на плечо.

— Зачем ты так говоришь… я вовсе не завидую… мне просто хотелось другой жизни… вот и все… но я рада, что тебе хорошо, а теперь, — добавила я, обнимая ее, — покажи мне остальные комнаты.

Джизелла высморкалась и, уже успокаиваясь, сказала:

— Их всего четыре… они почти пустые.

— Пойдем посмотрим.

Она встала, пошла впереди меня по коридору и, открывая поочередно все двери, показала мне спальню, где стояли лишь кровать и кресло, показала пустую комнату, где собиралась поставить еще одну кровать — «для гостей», показала комнатку служанки, просто маленькую каморку. Все это она проделывала в каком-то раздражении, распахивала двери и кратко объясняла назначение каждой комнаты. Но ее досада уступила место гордости, когда дело дошло до ванной комнаты и кухни, облицованных кафелем, с новой электрической плитой и сверкающими кранами. Она объяснила мне, как пользоваться плитой, нахваливала ее преимущества перед газовой, уверяла, что она гораздо чище и удобнее; и хотя в душе мне все это было безразлично, я притворилась заинтересованной, выражая свое восхищение и удивление громкими возгласами. Джизелла, видимо, осталась довольна моим поведением и, когда мы закончили осмотр, предложила: