— Вы знаете, что это все из-за воды, — сказал Йонни.
— Что, правда? Да я и подумать такого не мог.
— Хватит, Кэсс. Я не могу, ну то есть, мне сказали… — он бросил взгляд вверх и понизил голос до хриплого шепота. — К черту. В общем, вам двоим я могу довериться, но больше никому, даже другим фонарщикам, ясно? Лучше в ближайшее время точно не станет. Поселения выше по Колодцу слишком боятся второго налета, чтобы помочь нам с насосами, так что все, что мы можем с ними сделать, нам придется делать в одиночку. Нормирование только начало работать, а Гарч возвращается с пустыми руками.
Это нас поразило. Гарч должен был привести свой караван от Причала Ловцов с запасом воды на целый месяц. Люди шумели на улицах от радости, когда пришла новость о том, что он отбился от засады Хелико и его людей.
— Причал — это тупик, — сказал Йонни. — Помните, что это только между нами? Точно помните? Хорошо. Да, Причал на грязевом озере. Это правда, что они очищают для себя воду. Но машины у них — дерьмо, их едва хватает на маленький городок. Впереди каравана прибежали скороходы, и они говорят, что Гарчу едва удалось раздобыть достаточно воды на обратную дорогу.
— И как все это относится к нашим приказам? — спросил я.
— Это мало что меняет, Кэсс. Не прибавляет к ним ничего особенного, — он снова начал переминаться с ноги на ногу. — Они только хотят, чтобы вы теперь держали глаза нараспашку. Смотрели по сторонам. Хармос думал, что вся эта «вода для всех» сойдет на нет, но когда Гарч вернется пустым, наверняка станет хуже. Больше лозунгов, больше драк.
— Больше драк? — голос Нардо стал подозрительным.
— Уже были беспорядки у цистерны рядом с гильдейцами, какая-то возня вокруг личных запасов отцов, кто-то пытался… — Йонни оглянулся, — …кто-то пытался пролезть на плантацию Вилферры, чтобы подсоединиться к трубопроводу. Все пресекли, насчет этого не беспокойтесь. Ваши пайки в безопасности.
Мы переглянулись.
— Но такие вот собеседования теперь будут происходить каждый раз, как вы придете. Они хотят, чтобы вы докладывали о любых новых надписях, которые увидите, насколько свежими они выглядели, где они… короче, вы люди умные, сами знаете, что важно, а что нет. Касательно этих лозунгов или, ну, понимаете.
— Или что? — Нардо снова смотрел на свои пальцы, но вопрос был по делу.
— Или что-то еще, ну, подозрительное. Все, что вы видите и чем, как вы думаете, должна заняться городская стража. Вы люди умные, — снова сказал он, и его взгляд забегал между нами, — вы знаете, что сейчас такое время.
Я подписывался работать фонарщиком, а не шпионом. Эта мысль полностью сформировалась в моей голове уже позже, но чуял это я уже с самого начала. Я задался вопросом, надо ли мне докладывать про людей, которых я вижу в питейных заведениях, с кем и о чем они говорят. Или должен ли я подслушивать разговоры охраны на воротах, или торговцев на дороге Высокородных, или…
Я начинал сердиться, но из осторожности сделал лицо как у картежника. Нардо опять смотрел на свои пальцы, и, не успели мы оглянуться, этот разговор тоже закончился.
Никому не хотелось задерживаться в атриуме. Покрытие пола было обожжено выстрелами и заляпано кровью десятка попавшихся под руку отцов города и их лакеев, которых налетчики стащили вниз по ступеням и застрелили одного за другим. Последнее, что они сделали, это заставили остальных пленников смотреть, как их предводитель окунул свою перчатку в кровь и провел ею по карте Перехламка, нарисованной на длинной стене атриума. Ни один налетчик не сказал ни слова, но смысл и так был ясен.
К тому времени, как налетчики пробили и прожгли себе путь из бункера наружу и через Денежный мост, никто уже и не пытался с ними бороться. Большая часть города залегла на дно, охраняла то, что имела, и втихую мечтала о том, чтобы налетчики прошли как можно дальше от них. Организованное сопротивление закончилось с разорением бункера, и очень скоро люди, оказавшиеся на пути налетчиков, поняли, что их шансы — пятьдесят на пятьдесят в случае, если они попытаются сбежать или спрятаться — падают до нуля, если остаться и попробовать вступить в бой.
У бедолаг, которые охраняли Писцовую впадину, не было выбора, и шансов тоже. Шок, вызванный налетом, продолжался еще долго после того, как последние отблески бронзовых панцирей исчезли на восьмичасовой тропе. К тому времени, как вспомнили о бригаде во впадине, прямо на том пути, и выжившие стражники прекратили говорить об ополчении и все-таки собрали его, было уже слишком поздно. Водяная станция, как дружно согласились потом фонарщики, наверняка была в планах налетчиков с самого начала.
К тому времени я более-менее пришел в себя после взрыва в гнезде номер четыре, а когда ополчение вернулось, я уже кое-как добрался до своего потрепанного города. Я помню, как стоял, опершись о столб у восьмичасовых ворот, и, согнувшись пополам, одурело смотрел, как капля крови из носа падает в дорожную пыль передо мной. Мое восприятие все еще было смутным и медленным, и мне показалось забавным, что капля упала быстро и прямо, в то время как все остальное плавало вокруг. Помню, как я наблюдал за тенями, которые отбрасывал в свете привратных фонарей, и думал: «седьмой вырубился, наверное, кожух испорчен, а у нас на складе в бункере всего одна запаска».
Я помню это, потому что через миг мы услышали приближение ополчения, и кто-то поймал меня, когда я попытался доковылять до ворот, чтобы услышать, что они рассказывают. Они кричали издалека, что налетчики захватили впадину, убили Кинч и всю ее бригаду, что насосы и очистители уничтожены, они использовали краки и мельты, и воды в цистерне больше нет, не осталось ни капли.
Мы с Нардо недолго пробыли на Греймплаце. Мы просто убивали время до темнофазы, последнего обхода фонарщиков. Все дуговые светильники над самыми важными точками Перехламка получали питание из маленькой скалобетонной норы у бункера, где Йонни проводил время, приглядывая за змеиным кублом тяжелых кабелей, ведущих к сетям по всему городу. Их мы могли отключить одновременно, но фонари на улицах и переулках других районов надо было тушить вручную. Так происходит в большинстве крупных поселений, ну или слегка иначе. Просто люди живут лучше, когда выключаешь освещение каждые десять часов или около того — еще одна особенность подулья.
Так что мы бродили по Плацу, убивая время. Он изменился после налета. Все еще видно было большую часть следов от выстрелов и обломков, и люди вели себя тише, осторожнее. Обычно на Греймплаце и Циклоповой площади было невероятно громко, они полнились той отчаянной энергией, которая образуется в местах, где скапливается критическая масса подульевиков, каждый из которых пытается забыть о своих проблемах — в тесных пространствах, набитых питейными заведениями, игровыми притонами и борделями. Теперь здесь мало говорили, мало кричали и вообще не смеялись.
Мы пропустили по стаканчику в одной из уличных нор, но у нас пропал аппетит к алкоголю после того, что рассказал Йонни, и секретов, которые мы должны были хранить. Я не хотел напиваться среди незнакомых людей, хоть я себя и контролировал. Мы поглядели на Желтую Дженси, что сидела в своем уголке плаца, предсказывала будущее тем, кто бросал ей гильдейский жетон, и громко ругала тех, кто этого не делал. Когда я приподнял шляпу, проходя мимо, она не сделала ни того, ни другого, но постучала пальцем по своему носу и подмигнула мне. Я все еще думал, что это значит, когда мы с Нардо разошлись своими путями у рампы, ведущей к Шарлатауну.
Она проходила вдоль сточного канала, и в этом месте Черная Куча была слишком крутой, чтобы на ней строить, и слишком шаткой, чтобы в ней копать, поэтому справа от меня высилась лишь безжизненная темная масса. Через каждые десять шагов слева от меня на краю канала стояли металлические столбы, каждый из которых поддерживал несколько фонарей — часть с проволокой накаливания, часть с фитилями. Их установил Йонни после того, как стая падалюг отважилась полезть в ядовитую слякоть канала, чтобы тайком пробраться в город по нему. Тогда Перехламок был не так велик и больше страшился банд падалюг, но благодаря Йонни канал стал достаточно хорошо освещен, так что следующих налетчиков, пытавшихся провернуть этот трюк, заметили и перебили. Йонни был не первым фонарщиком, но уважали его больше всех остальных.
