Зеленоватые цепочки ламп делали дорогу на Тарво одной из самых хорошо освещенных, и, стало быть, безопасных, но жрали электричество как полные ублюдки. Дорога зависела от толстого электрокабеля, который Берсерки отбили у своих соседей Эксеров, банды отступников из дома Ван Саар. После трех светофаз жестокой, хотя и небольшой войны за территорию единственный выживший Эксер сбежал по дороге на Глубокую Камеру, лишившись одного глаза и большей части снаряжения, и с тех пор его никто не видел. Теперь Берсерки сдавали кабель в аренду Тарво, а Тарво заключил сделку с Перехламком, и вот я здесь, работаю на кого-то из них или на всех сразу, насколько я мог сказать и насколько это меня интересовало.
Я хорошо умею подключаться к кабелям, наловчился с тех пор, как разбивал лагеря во время своих путешествий. Я все еще нервничал из-за находки руки, но после того, как я увидел огни, движущиеся на мосту (Берсерки ни за что бы не оставили свой пост, где взимали пошлины за переход, неважно, засуха или нет), у меня прибавилось уверенности. Это хорошее место, оно в хороших руках. Берсерки были одной из самых крутых банд по эту сторону Лощины Комы. Зря я боялся.
Эта мысль подняла мне настроение, пока я светил вокруг фонарем. Кто-то, возможно, Тэмм, слишком расточительно распределил лампы у моста через Черпальный канал, и мощности на все не хватало. Само местное подключение к главному кабелю было более-менее в порядке, несмотря на некоторые халтурно сделанные узлы (точно Тэмм, к ее работе с тонкими компонентами я прикопаться не мог, но вот кабели она соединяла отвратительно), но нужно было подвести резервный провод. Никаких проблем.
Я пошел вдоль кабеля Тэмм, который уводил с дороги, и пролез за ним сквозь широкую трещину в рокритовой стене, ограничивающей дорогу с одной стороны. Из-за этого мы порой ругались — Тэмм терпеть не могла, когда я устанавливал что-то слишком высоко, куда она не могла дотянуться, а я терпеть не мог, когда она упрятывала что-то в места, куда я не мог пролезть. Я пытался протиснуть себя и свой ранец вглубь трещины, когда услышал голоса за спиной, у лестницы, по которой я взобрался. Понадобилось мгновение, чтобы понять, что они говорят, и тогда я застыл на месте.
— В смысле, ты его не видишь? А как он тогда прошел мимо нас?
— Может, рванул со всех ног до моста. Честное слово, он нас услышал. Потому-то и вел себя так тихо, когда поднялся, чтобы не спалиться.
— Ну давайте и дальше базарить, как идиоты, чтобы себя выдать? — прошипел первый голос. — Пошли, найдем его, пока он не добрался до моста, раз уж он туда идет. Не хочу лезть под прицелы Берсерков. Вы слышали Хелико в светофазу — к бандам не лезть, пока не разберемся с Перехламком.
Я был прав. Они следовали за мной. Охотники на фонарщиков.
Если они боятся, что я лежу в засаде и жду их, хорошо. Этим они дают мне приличную фору. Я уж точно не смог бы пробраться мимо них и дойти до моста через Черпальный канал, но благодаря кабелю Тэмм я знал, что этот лаз куда-то да выйдет. Страх помог мне протиснуться через расщелину, подцепив ранец фонарным шестом и волоча его за собой, и теперь я был внутри толстой двойной стены. Но этого мало. Если меня услышат, а я еще буду здесь, то я окажусь в ловушке, и мне кранты. Я выдохнул и полез дальше, следуя за кабелем Тэмм, пока не выбрался из полости через еще одну большую трещину.
Когда выходишь из стены или люка, ландшафт подулья часто неожиданно меняется. Я внезапно оказался между двумя огромными жилблоками, на шатком трубопроводе едва шире меня, который висел над темной пропастью, уходящей далеко вниз. Но именно по нему проходил кабель, и значит, здесь был путь к спасению, поэтому с помощью троса и крюка на конце шеста я перебрался на другую сторону и проник в еще одну полость между другой парой двойных стен. Расстояние между ними было небольшое, едва хватало места, чтобы я мог вытянуть одну руку, и даже это тесное пространство было загромождено. Свет фонаря отражался от труб, стоек и перекладин, серебристого металла с пятнами старой ржавчины, а сапоги утопали в том, что обычно накапливается на полу в нехоженых закоулках подулья. Пыль, ил, кусочки металла, мусор, мелкие косточки, соединенные старой паутиной или тонкими как бумага лоскутьями кожи.
Я отцепил от пояса трос, выключил фонарь и замер, не издавая ни звука. На миг мне почудились голоса на другой стороне пропасти, которую я только что пересек, и я спросил себя, какого черта не подумал об охране перед тем, как припереться сюда.
Да ни о чем я не думал. Слишком рад был тому, что можно убраться подальше от ворот и от Стальноголовых, и без задней мысли побрел по маршруту, который был мне так привычен. И что я вообще должен был делать, попросить Стальноголовых остаться со мной?
Ну, возможно, и правда стоило проглотить свою гордость.
Я заскрипел зубами и решил не размышлять об этом. Если на той стороне громадного провала и слышались голоса, то теперь их точно не было. Я заставил себя стоять смирно и прислушиваться, пока не досчитал до ста пятидесяти, и тогда решил, что можно рискнуть и включить фонарь.
Теперь надо сориентироваться. Кабель Тэмм должен соединяться с магистралью ниже места, где я нахожусь, и я, скорее всего, смогу подключить к ней еще один. И еще я примерно начал понимать, где относительно меня расположена заначка с запчастями, которую мы спрятали за…
В свете фонаря блеснули злобные черные глаза и оскал желтых кинжальных зубов. Я завопил. Мои руки метнулись к двухцветнику и схватились за него, но тут лампа с треском ударилась о скалобетон, и она начала мигать, и мой фонарный шест грохнул о пол позади меня.
Только не темнота, не сейчас.
Нет.
На одно мгновение белая дульная вспышка двухцветника выжгла тьму. Всего пару секунд назад я видел эту морду, и мои руки, сжимавшие пистолет, еще помнили, где она находилась.
Я попал туда, где она была раньше — но не сейчас. Крыса, длиной с мое предплечье, толще бедра, уже мчалась на меня, а мой выстрел убил другую крысу, за ней.
Я помнил, что увидел при свете вспышки, и мой сапог уже мчался навстречу. Он врезался прямо в оскаленную морду твари. Рефлекторно я переместил свой вес вперед и прижал ее ногой. Визг и шипение крысы, казалось, почти складывались в слова. Я продолжал нажимать, пока не услышал хруст позвоночника, и, отступив назад, наткнулся ногой на фонарный шест.
В отсвете фонаря я увидел еще больше крыс — глаза, зубы, костяные хребты, когти. Подулей искажает крыс, так же как и людей, только хуже. Передо мной затопотали лапы, я рискнул отправить короткую как выдох очередь вниз, где шум был громче всего, потом наклонился и подхватил фонарь.
Когда дерешься с крысами подулья, держись прямо. Если твои жизненно важные точки будут низко, то им не придется лезть по тебе или прыгать, чтобы вцепиться в них. Я положил шест на сгиб локтя, и светящийся стержень фонаря снова ожил, когда я вытащил его из пыли — сильный и яркий, слава Хельмавру.
От внезапной перемены освещения крысы замедлились, и я воспользовался паузой. Отошел на полшага назад, выпустил половину боезапаса двухцветника и ведущие крысы отлетели назад, шлепнувшись в брызги собственной крови. Это снова дало мне передышку, и я снова шагнул назад, быстро, как ящерица, бросив взгляд по бокам и назад. Ага, крысы подулья достаточно умны для засад и зажимания в клещи.
Надо выбираться из этого гроба с двойными стенами или вытаскивать пистолет. Двухцветник через миг опустеет, если я не прибью себя рикошетом в этом гробу. Я осознал, что мои ноги все чаще и чаще с хрустом натыкаются на кости. Обглоданные кости.
Я просунул голову сквозь перевязь двухцветника, и он повис на мне. Крысы метались и шипели. Большинство из них были величиной с младенца, с голыми хвостами длиннее моей руки. У ближайшей твари вокруг головы торчали пучки острых перьев. У следующей вдоль позвоночника тянулся ряд язв, из которых торчали загнутые костяные шипы. По меньшей мере у двух были дополнительные пары лап, и они бегали, припав к земле, как пауки. Они смотрели на меня и лязгали зубами. Я, видимо, напугал их, убив нескольких, или они… вокруг трупов… они что, пьют?
