- Не в добрый час повстречался ты мне, путник! Я жутко голоден, так что, не обессудь, но придётся мне тебя съесть.

Досточтимый не удостоил духа ответом, продолжая смотреть на поросшие соснами склоны гор, созерцая, как нежно золотятся их вековые кроны в закатных лучах уходящего светила.

- Но прежде, чем ты умрёшь, я загадаю тебе загадки. - продолжало чудовище, - Хотя отгадать их не сможет ни один смертный в поднебесной, ибо под силу они лишь умам великих духов и небожителей.

Но наставник Ма даже не взглянул на духа, отчего тот страшно рассвирепел и пришёл в неописуемую ярость и взволновался, как сто штормов.

- Как смеешь ты не отвечать мне, смертный? - и от громоподобного крика Грума, птицы попадали с ближайших дерев, а стоявший рядом осёл обделался, - Может, ты безумный? Или немой? Видишь ведь, что ты на краю гибели и помощи тебе ждать неоткуда! Воистину, я пожру тебя немедленно!

И тут досточтимый учитель улыбнулся а потом засмеялся, и смех его был легок и приятен, как шорох опадающих листьев по осени. Изумился Грум:

- Что смешного услышал ты, дрянной старик?

- Разве не смешно слышать как некто угрожает съесть себя самого или пустота обещает поглотить пустоту?

- О чём ты лопочешь, безумный?

- Разве можно съесть того, кого не существует?

- Но ты же стоишь передо мной!

- Это лишь видимость. Меня нет. Потому что личности не существует.

- Постой! Давай-ка с этого места поподробнее. - дух уселся на ближайшую гору, отчего с вершины сошло несколько лавин, заваливших дорогу в соседней провинции.

- Смотри сам, - наставник тоже опустился на ближайший валун, от которого отвалилось несколько камешков, которые, скатившись, завалили муравьиную тропу, - Возьмём колесницу. Скажи, колесо - это колесница?

- Нет, конечно.

- А обод от колеса?

- Ты шутишь! Как может обод быть колесницей?

- Но тогда, может быть, сама люлька является колесницей?

- Да какая же это колесница, если у ней колёс нет, и лошади?

- А лошадь ты назовёшь колесницей?

- Никогда!

- Значит, ни колесо, ни обод, ни люлька, ни лошадь по отдельности колесницей не являются?

- Выходит, так.

- Но ведь и все эти части, собранные воедино, колесницей назвать нельзя.

- Отчего же? - Грум так изумился, что ненароком проглотил пролетающего мимо орла.

- Ну, посмотри, мы возьмём лошадь, - учитель Ма указал перстом на осла, отчего тот вздрогнул и обделался вторично, - положим на неё люльку, а сверху - колёса, а по бокам приставим обода, будет ли это колесницей?

- Конечно, нет! - дух расхохотался и из его горла ловко выпрыгнул мокрый орёл.

- Выходит, колесница - это только имя, обозначающее все части, сложенные в определенной последовательности и с определенной целью.

- Ну да. - заметил дух, пытаясь ногтями ног подцепить с земли лавирующую гордую птицу.

- Точно так же и личность есть только название определенным образом упорядоченных элементов опыта - чувств, сознания, воли. Не существует отдельно "человека" и "солнца", а есть единое "человек, видящий солнце". Солнце - не внешний объект, а часть личности, включенная в процесс восприятия.

- Но, по крайней мере, существуют же эти чувства, сознание... - возразил Грум, забросив попытки поймать юркого орла.

- В том-то и дело, что нет! Это лишь совокупность частиц психофизического опыта. Единый поток вспыхивающих и тотчас исчезающих навсегда частиц, как в калейдоскопе, создаёт иллюзию внешнего мира и иллюзию собственного существования.

- Ну ты и завернул! - озадаченно буркнул дух, почёсывая свою башнеподобную голову, отчего из неё повалились на землю вши размером с росомаху.

- Теперь ты понимаешь, что меня не существует, я лишь часть твоего восприятия, неразрывно связанная с самим тобой. Потому я и улыбнулся твоим угрозам, ведь поедая меня, ты будешь поедать себя. Но, поскольку на самом деле не существует ни тебя, ни меня, то я засмеялся, услышав угрозы пустоты съесть пустоту.

После этих слов дух задумался, да так глубоко, что молчал до тех пор, пока не выступили на небе звёзды. Безмолвствовал и учитель Ма, предаваясь возвышенным думам, а созерцать в опустившейся темноте было уже решительно нечего, только слышалось, как фыркает временами осёл, стуча копытом по унавоженной почве.

Наконец дух сказал:

- Ладно, пусть будет так. Пусть нет тебя и меня. Но ведь есть-то надо! Поэтому, старик, я всё-таки тебя проглочу, а потом, на досуге, подумаю над твоими речами.

- Ну, вообще-то, разницы нет не только между мной и тобой. - заговорил бесстрастный наставник, - между мной и, к примеру, вот этим ослом, тоже нет никакой разницы. - в этот момент учитель Ма выразительно поиграл бровями, чего, конечно, нельзя было различить в темноте.

- Пожалуй, ты прав. - ответствовало чудище, - Но от осла дерьмом воняет. Поэтому съем я всё-таки тебя!

И с этими словами Грум схватил досточтимого Ма и проглотил в мгновение ока. А потом разочарованно проговорил:

- И от старика, оказывается, тоже воняет. А ведь и впрямь, никакой разницы нет.

В тот же миг дух получил озарение, и ушёл просветлённым, вознесясь в небесные обители, ко двору великого императора Юй-Хуаня Шань-Ди, чтобы проповедовать небожителям новое учение.

А спустя несколько отрезков времени с гор спустился Кан, несущий охапку хвороста.

- Учитель, а куда делся наш осёл? - озадаченно вопросил он досточтимого Ма, выходящего из пещеры.

- В темноте между ослом и великим учителем не заметишь различия. - ответил мудрейший.

И в тот же миг Кан получил озарение, и ушёл просветлённым.

А досточтимому наставнику пришлось самому разжигать костёр. Впереди ждал долгий путь к исполнению сыновнего долга.

Лесоболотный массив

- Ходжес!

   Он понял, что доносящийся откуда-то издалека голос обращается к нему, и медленно поднял отяжелевшую голову, отрывая взгляд от густого мхового ковра под ногами. Сержант стоял на обочине старой дороги, проходящей по лесу, и смотрел прямо на него, пропуская проходящий цепочкой отряд.

   - Да, сэр.

   - Где Петерсон?

   Ходжес остановился и оглянулся назад. Петерсон был замыкающим и должен был идти за ним. Но сейчас его почему-то не было. Солдат развернулся и помотал мокрой от пота головой:

   - Я не знаю, сэр.

   Сержант повернул голову влево и, приставив сложенные ладони ко рту, издал звук, напоминающий крик какой-то птицы (во всяком случае, он должен был его напоминать). Цепочка из семи взмокших, болезненно уставших за пятидневный переход солдат остановилась. Некоторые оглянулись. Сержант сделал взмах указательным пальцем в сторону идущего впереди Керка, и тот, отделившись, направился к ним. Командир резко развёл руками в стороны, с некоторым раздражением глядя на солдат. Разделившись по трое, солдаты сошли с дороги, скрывшись в лесных зарослях по обе стороны.

   - Как давно ты его видел? - спросил сержант, пока подходил Керк.

   Ходжес нахмурил лоб, силясь вспомнить. Перед глазами был только бесконечный мох, расползшийся по старым, давно неезженным колеям заброшенной дороги. Да поросшие лишайником ели по обе стороны. Да грязный вещмешок Эрла, маячащий перед глазами. Последний раз он видел Петерсона на привале - три часа назад. Во время пути он один раз вроде сказал ему что-то, но когда это было...

   - Не могу вспомнить, сэр.

   Подошёл верзила Керк, тоже взмокший, с налитыми кровью выпученными глазами. Сержант повернулся влево, к лесу и произнёс:

   - Мортон - за старшего.

   - Да, сэр! - ответила одна из ёлок знакомым голосом.

   - Керк, Ходжес - со мной.

   Сержант развернулся и бойко зашагал обратно по дороге, которую они только что прошли. Громко, как бык на корриде, выпустив через ноздри воздух, за ним последовал Керк, скинув с плеча автомат и взяв его наперевес. Ходжес сдавленно вздохнул и через секунду тоже двинулся, быстро, чтобы нагнать их. Больше всего он завидовал сейчас тем шестерым, что скрылись в лесу по обе стороны дороги. Они сидят! Они привалили вещмешки к деревьям, скинули на колени надоевшие автоматы и, утерев в сотый раз промокшими рукавами лбы, свесили отяжелевшие головы, лишь изредка помахивая ими, как коровы на лугу, отмахиваясь от облепивших комаров и слепней. Но даже комарьё - ерунда по сравнению с возможностью СИДЕТЬ, чувствуя, как, подёргиваясь, "отходят" ноги, забывая о кровавых мозолях, забывая о режущих лямках вещмешков и многодневной нудящей головной боли. Счастливцы! А ему, Ходжесу, не повезло. Как же ему не повезло! Хотя бы сбросить этот проклятый вещмешок на землю, идти налегке... Но об этом даже думать нельзя. За что ему так не повезло? И Керку... Но Керку что - он ломовой, как лошадь, ему бы идти да идти. Он, наверное, вообще не знает, что такое усталость... А Ходжес знает... Ходжес поднял голову и провёл взглядом по монотонным зарослям. Обернулся. Место, где они остановились на дороге, он распознать уже не мог. Затем посмотрел на спины сержанта и Керка. Интересно, сколько они так будут идти? Вряд ли долго. Они ведь не могут ходить долго в поисках Петерсона. Эта нехитрая мысль вдруг так обрадовала Ходжеса, что он невольно улыбнулся, хитро прищурившись, словно разгадал великую загадку, тщательно скрываемую от него всеми окружающими. Да, долго они идти не будут. Ведь тогда отряд потеряет много времени. А этого допустить нельзя, потому что придти надо в срок, а они и так уже из-за вчерашнего болота на час выбились из графика. Да. Далеко они не будут возвращаться. Ходжес посмотрел на часы, чтобы засечь время. Пройденное расстояние определялось по часам, на глаз его вычислить было совершенно невозможно. На всякий случай он взглянул вверх, на белые, как стены больничной палаты, низкие облака. Дождя вроде не будет. Скоро ветер разнесёт их и небо прояснится.