- Мы её там оставили… А если она истечет кровью?
- Не истечет. Успеют найти.
Эльзу в самом деле успели найти раньше, чем произошло бы непоправимое. Установить, кто напал на нее, не удалось: Обливейт Эммелины сработал на все сто, последние несколько месяцев напрочь стерлись у Эльзы из памяти, а свидетелей не нашлось. Так что напрасно отец пострадавшей регулярно скандалил с Дамблдором, писал в Министерство и в Попечительский совет: наказывать за его дочь никого не стали.
Однажды Лили увидела отца Эльзы. В очередной раз, видимо, высказав Дамблдору все, что он думает о порядке в школе, мистер Смит отправился навестить дочь. Лили посторонилась, пропуская высокого и статного человека, довольно молодого, но с сильной проседью в волосах, с испитым лицом и полными горечи глазами. Слизеринки, однокурсницы Эльзы, шедшие по коридору тихой группкой - видно, сами возвращались из Больничного крыла, где навещали подругу - остановились, сочувственно глядя ему вслед.
- Эльза говорила, её мать умерла при родах, - проговорила Электра. - А отец безумно любил свою жену. Эльза - её точная копия. И больше у него никого нет…
Меж густых бровей Летиции легла болевая складка.
- Несчастный, - пробормотала она. - А если бы Эльзу не успели спасти? Что бы с ним было?
Даже Линнет сменила обычное кислое выражение лица на растерянное: казалось, она совершенно не знала, как ей следует держаться и что говорить.
Едва Эльза чуть-чуть окрепла, отец забрал её из Хогвартса. Так что и здесь расчет Марлин оказался верен.
Сириус первое время сильно тосковал. Гадал вместе с Джеймсом, кто мог бы напасть. Люпин, находившийся там же, отмалчивался. Иногда Лили чувствовала, как он окидывает каждую из них изучающим и осуждающим взглядом. И ей становилось невыносимо стыдно, хотя её нельзя было бы назвать даже соучастницей - а тут еще Алиса, тоже наверняка легко просчитавшая, кто мог желать устранения Эльзы, начала заметно больше дичиться их четверых. Но особенно больно было думать об отъезде домой, об отце. Тому ли он учил её, так ли он сам поступил, когда пришла пора? Однако Лили понимала, что и подруг выдать не сможет. И не из страха, нет. Но не предавать друзей, любить их, что бы ни случилось - разве не долг?
“Папа, прости. Я так поступаю один раз, всего один. В следующий раз я докажу, я твоя дочь. Но сейчас не могу”.
Ей было так плохо, что, видно, даже Северус понял это (тем более, что мог догадаться о причинах) и снова принялся таскаться за ней, развлекая, как мог. Он за последнее время придумал пару заклинаний, которые считал довольно забавными: для роста ногтей и заставляющее онеметь. Лили не хотелось с ним ругаться, все же его забота трогала, а разговаривать о чем-то было надо. И она предложила вместе начинать потихоньку готовиться к СОВ. Северус принял её предложение с радостью.
С того времени они часто сидели вместе в библиотеке или уединялись в комнате с гобеленами и вместе склонялись над учебниками и свитками пергамента, строча конспекты. Иногда Лили, устав от зубрежки, рассеяно рисовала на черновиках карандашом. Художница она была неважная, но миниатюрные портреты - лицо и линия плеч - получались неплохо. В задумчивости она сама не замечала, насколько часто рисует Джеймса.
Зато Северус однажды заметил. Когда Лили рисовала, он случайно глянул ей через плечо - и замер, уставившись на пергамент, испещренный миниатюрными портретами Поттера. Лили обернулась: Северус был синевато-белый, глаза остекленели, как у покойника. Новый прилив страха, вызванного его очевидной ревностью, девочка подавила с трудом.
Грустно миновал ноябрь, и вот уже декабрь встал у порога. Марлин, видимо, не смогла все-таки заставить себя сразу взять приз, не пыталась привлечь внимание Сириуса. А может, она просто ждала. Блэк неделю после того, как Эльзу увезли, не смотрел ни на кого - а потом демонстративно принялся гулять по коридорам Хогвартса с оставленной Мальсибером Зои Макмиллан. Хаффлпаффка светилась от счастья и, проходя мимо Мортимера, гордо вздергивала носик. К началу декабря, впрочем, она приутихла, и взгляд и манеры стали боязливыми. О них с Сириусом стали поговаривать, что их отношения зашли куда дальше, чем прилично даже жениху и невесте. А у Зои семья была очень строгих правил, и девушка боялась, что кто-нибудь напишет родителям о её поведении. Тем более, Пенни-Черри регулярно поддразнивала приятельницу тем, что уже сделала это – и только окрик Мэрион заставлял маленькую мучительницу замолчать.
Будь Лили опытнее, она могла бы понять, что опасения Макмиллан не напрасны: слухи были правдивы. Она могла бы заметить, как Сириус раздался в плечах и заматерел в шее, как у Зои изменились, потяжелев, очертания фигуры. То, кажется, был первый скользкий слушок у них на потоке, и он - редкий случай! - никого не оболгал. Но Лили пока не отошла от скверных мыслей из-за нападения подруг на Эльзу, а еще туманило мир вокруг каждое появление Джеймса Поттера. Он приносил ей цветы из теплиц и пирожные из “Сладкого королевства” - просто так приносил, без намеков, неловко совал в руки, и его неловкость трогала больше, чем самый изысканный комплимент. Он пролетал рядом на метле, когда она гуляла, опасно свешивался, сжимая древко лишь коленями, и болтал ерунду. Но все так же задирал всех, кто ему не понравился, и опять начались его вечные стычки с Северусом. Лили, как старосте, приходилось отчитывать Поттера и снимать баллы. Она невольно слишком много думала о нем днем - удивительно ли, что он ей стал сниться по ночам?
На Хаффлпафф же вообще нашло романтическое поветрие. Толстушку Полли Эббот часто видели после занятий с Арчибальдом Уизерби, а Джон Грин открыто предложил Мэрион Риверс встречаться. Она с немалым достоинством согласилась, и теперь каждые выходные их можно было увидеть бродящими под ручку в Хогсмиде или по окрестностям Хогвартса. На кафе у них не всегда были деньги, но казалось, им ничего не требуется в обществе друг друга.
Однажды, гуляя по свежему снегу, Лили встретила Джона и Мэрион. Они, как обычно, под ручку чинно шагали по тропинке; Мэрион держала в руках раскрытую книжку и негромко читала Джону:
- Я только знал, какою мыслью
Ему судьба — гореть.
И почему на свет дневной он
Не может не смотреть, —
Убил он ту, кого любил он,
И должен умереть.
Лили узнала “Балладу Редингской тюрьмы” Уайльда, и ей как никогда остро вспомнилась ночь, когда рыдающий Джек Файерс прибежал к ним, их три чашки кофе и жесткие слова отца: “Ты должен ответить за то, что сделал”. Мэрион продолжала своим монотонным, хрипловатым голосом:
- Кто слишком скор, кто слишком долог,
Кто купит, кто продаст,
Кто плачет долго, кто — спокойный —
И вздоха не издаст,
Но убивают все любимых, —
Не всем палач воздаст.
- Лили! - девочка вздрогнула. Как умел Северус так бесшумно приближаться? Впрочем, это на нее просто стихи подействовали угнетающе. И почему Риверс любит все мрачное?
Хотя вообще её можно понять. Давно, еще когда они с Грином были просто друзьями, Лили слышала, как Мэрион рассказывает ему:
- Пока я была маленькой, отцу меня было не с кем оставить, и он меня брал к себе на работу. Однажды поймали темного мага, сумасшедшего фанатика… Обезоружили, но никто не подумал, что у него может быть вторая палочка. Привели в участок, а я как раз там с карандашами сидела. Он выхватил запасную палочку и швырнул в меня Круциатусом.
- О Боже, - Джон приобнял её за плечи. - Больно было?
- Конечно, больно. Я тогда связки сорвала, так орала - поэтому и хриплю теперь. Память решили не чистить, мало ли как отразится, мне же было всего шесть.
А теперь Джон стряхивал с волос Мэрион снег таким бережным жестом, что не хотелось думать ни о пережитом ею Круциатусе, ни о его давнем разговоре с Батшебой Фергюссон.
К удивлению Лили, приехать на каникулы стоило ей куда меньших душевных сил, чем она предполагала. Под стук колес, под мелькание заснеженных лесов и полей позабылось произошедшее в школе, побледнел силуэт изуродованной Эльзы и трагическая фигура её отца, и даже Джеймс Поттер отдалился, став приятной мыслью, которую сейчас, однако, нет нужды держать в голове.
