Слишком возбужденные, чтобы идти на следующий урок – все равно была травология у многое прощающей Спраут – гриффиндорцы вскоре покинули класс и отправились бродить по лугам, с которых едва стаял снег. Они мало разговаривали между собой, только изредка кто-нибудь нервно смеялся. Марлин и Лили увидели среди жухлой травы подснежники и сорвали по цветку, закрепив в волосах.

В сердце Лили страх боролся с надеждой. Как ни мала была вероятность, что Оули уйдет, девочка вцепилась в нее намертво, заставляя себя не думать, как закончит этот год, если он останется. В то же время ей было страшно за Джеймса, жаль его – как бы то ни было, из-за нее его строго накажут, и душа сжималась от неведомого щемящего чувства. Лили еще не знала, что такая благостная, очищающая горечь зовется нежностью. А он, совершенно беззаботный, бегал с Сириусом взапуски. Питер чуть не хлопал в ладоши, наблюдая за ними, и только Люпин был печален – а глядя на него, отчего-то грустила и Мери.

У входа в Хогвартс их поджидала Макгонагалл. Джеймса она тотчас же увела, и Лили невольно заморгала, глядя, как он шагает, нарочито заведя руки за спину. Девочке вспомнилась детская книжка про Тома Сойера, глава, где мальчик взял на себя вину девочки, которая ему нравилась. «Ох, но Джеймса же не будут… В конце концов, почему Оули можно безнаказанно унижать учеников, а мы не смеем ответить?» Сириус ободряюще кричал вслед другу, но смысл до Лили даже не доходил.

В гриффиндорской гостиной к ним бросились Эммелина, её братья, для которых Мародеры успели стать кумирами, и Нелли Гамильтон.

- Отец Джеймса приехал, - Вэнс стиснула руки Лили. – Я уже знаю, что случилось. Вы поступили правильно.

- Если понадобится, все выступят в защиту Джеймса? – негромко спросил Сириус.

- Естественно. Все подтвердят, как Оули издевался над девочками. Слово одной предательницы не перевесит всех наших слов.

Вечер прошел томительно. От волнения никто не мог приняться за уроки, и даже еда мало кому лезла в горло. Те, кто все-таки, больше из любопытства, выбрался в большой зал, передали остальным, что ни Макгонагалл, ни директора, ни Оули за столом преподавателей не видели. Около трех вернулась Алиса, но с ней не стал разговаривать даже Фрэнк, и она мышкой проскользнула в спальню.

Джеймс появился, лишь когда уже стемнело. К нему бросились все, кто сидел в гостиной; Сириус первым обхватил, будто поверяя, цел ли его друг; Люпин неловко тряс Поттеру руку, а Петтигрю топтался и сопел. Лили поднялась и застыла; зеленые глаза встретились с карими, и Джеймс широко ей улыбнулся.

- Все путем, - он развел руками. – Как я и говорил, папаша на моей стороне, а значит, и Попечительский совет. Оули заявил, что увольняется. Мне показалось, Дамблдор не станет особо уговаривать его остаться.

В гостиной поднялся радостный визг. Нелли от избытка чувств бросилась Джеймсу на шею. Эммелина принялась жать руку Сириусу. Марлин упала на диван и нарочито-томно потянулась. Мери подскочила к Лили:

- И что ты стоишь, а? Ты что, слизеринка неблагодарная? Поди, поцелуй героя своего, ну!

Опустив глаза, девочка робко пошла через гостиную. Джеймс, мягко отстранив Нелли, картинно встал на одно колено. Страшно покраснев, млея от смущения, Лили быстро клюнула его в щеку и поспешила забиться в самый дальний угол. Оттуда её, слишком оглушенную событиями дня, уже не вытаскивали, и она смогла отдохнуть.

Два дня спустя Оули уже не было в школе. Готовить студентов к экзамену по ЗоТИ взялся профессор Флитвик. Лили спокойно училась. Успеваемость её снова выросла, и отравлял ей жизнь теперь лишь Северус, всем своим видом показывавший, насколько он не одобряет случившееся.

- Поттер – просто дешевый фигляр, - фыркнул он вскоре после увольнения Оули, гуляя с Лили по коридору. – Нашел, как популярность завоевывать. Будто ему квиддича мало.

- Намекаешь, что ради меня никто ничего делать не будет? – неприятным голосом спросила Лили: её пробрало внезапное омерзение.

Северус несколько смешался.

- Да почему же… Ради тебя можно… - он поглотил пару слов. – Дело-то не в тебе, Лили, а в нем.

Лили почти почувствовала тошноту.

- Ну конечно, если у тебя не хватило смелости самому что-то сделать для меня, надо облить грязью того, кто смог.

- Да что он смог-то, в конце концов? – разозлился Сев.

- Устранить Оули. Оули меня оскорблял, и я жаловалась тебе, но тебе было все равно. А теперь ты еще и не знаешь, как очернить человека, который оказался тебя добрее.

Северус закатил глаза:

- Послушай, если бы ты занималась…

- Я занималась, но мне все равно занижали оценки и говорили гадости. Тебе удобнее считать меня виноватой, чем попытаться помочь. Признайся: тебе просто наплевать на меня точно так же, как наплевать на свою мать. Мы обе тебе мешаем.

Он отвернулся, поежившись, и не ответил.

- Молчишь? Молчи. Так лучше. С каждым твоим словом мне приходится думать о тебе все хуже.

========== Глава 32. Патронус ==========

Все же поступок Джеймса, как всякое доброе дело, не остался без наказания. Сначала товарищи заметили его отлучки по вечерам и по выходным, а затем кто-то из старшекурсников наткнулся на него, моющего утки в Больничном крыле. Оказалось, Джеймсу назначили отработки до конца года. Спасибо хоть баллов с факультета вычли не очень много. Впрочем, их потерю дружными усилиями скоро восполнили.

После того, как обнаружилось, что Джеймс все-таки был наказан, всеобщий бойкот Алисы, в последние дни слегка ослабевший, усилился. Дни напролет ей никто не говорил ни слова – казалось, о её существовании забыли. Но каждый раз, когда она входила в комнату, сидевшие в ней либо отходили подальше, либо замолкали, либо очень демонстративно меняли тему. С ней никто не садился на уроках или в библиотеке, от нее отодвигались за обеденным столом. Даже Фрэнк, её преданный друг, вел себя, как все – и, надо полагать, Алису это ранило больнее, чем отчуждение между ней и подружками. На людях она держалась спокойно, по-прежнему старательно готовилась, была на занятиях одной из лучших, после уроков спокойно играла с Хиндли, читала, рисовала – но несколько раз Лили, которой не спалось ночь, видела, как укутанная в одеяло фигурка Алисы крупно и часто вздрагивает, хотя ни звука не было слышно. Лили подумывала о том, чтобы попросить за нее остальных гриффиндорцев, но опасалась, как бы самой не оказаться обвиненной в предательстве. В конце концов, из всех соседок с Алисой она сошлась наименее тесно.

Между тем Брокльхерст все же нашла поддержку в лице Мэрион Риверс. Хаффлпаффцы, хоть и посмеялись над последней, больше ничего ей сделать не посмели: то ли она за четыре года успела так поставить себя, то ли слишком сильно в них въелось уважение к преподавателям, чтобы полностью одобрить поступок Джеймса. Как бы то ни было, Риверс ходила с совершенно правым, холодным и гордым видом и вскоре начала подбадривать и Алису, силы которой, похоже, были на исходе.

Не раз Лили замечала, как «две подлизы» (так их окрестили теперь) вместе бродили по коридору или сидели во дворе, наслаждаясь весной. Иногда к ним присоединялся Джон Грин. Долетали обрывки разговоров.

- Что пишет твой отец, Мэрион? Ничего нового не слышно о Пожирателях? – Джон, видимо, не то, чтобы очень их боялся, скорей беспокоился, сможет ли сделать карьеру, если их позиции усилятся.

- Ходят слухи, что они пытаются переманить на свою сторону дементоров, - Мэрион, как всегда, отвечала мрачновато. – Вроде бы Тот-Кого-Нельзя-Называть считает их естественными союзниками.

Лили почувствовала, как липко холодеют руки: дементоров она побаивалась, еще слушая первые рассказы Северуса о волшебном мире, а когда увидела изображение этого существа в учебнике по ЗоТИ, поняла, что нет ничего отвратительнее, чем попасться ему в лапы.

- Такие союзники опаснее врагов, - пожала плечами Алиса. – А если в следующую минуту они захотят твои эмоции или твою душу? Как с ними договариваться? Нет, я слышала про так называемый язык дементоров, но ведь это такая же редкость, как парселтанг.