Она сидела на полу перед камином в пустой комнате. То была гостиная дома в Годриковой Впадине, но мебели почему-то не осталось, стены и пол побелели, и стояла такая стужа, будто её десять лет продувал зимний ветер. Дрова в камине заиндевели.

В передней раздавался непрерывный стук, переходящий в громкую дробь, будто по двери колотили кулаками и ногами, и голос Северуса, то умоляя, то взлетая на крик, твердил одно:

- Лили, открой! Впусти, пожалуйста, впусти меня! Ты должна открыть, Лили! Впусти меня!

Она слушала равнодушно. Только однажды, чувствуя, что голос немного ей надоел, ответила:

- Не пущу. Тут холодно.

Она все смотрела на камин, не оглядываясь на пустые окна, за которыми тоже все было бело, словно на землю лег невиданно густой туман. Крик слабел, переходя на всхлипы. Когда он стал еле слышен, Лили обернулась – и взвизгнула: из-под двери по передней к ней бежал кровавый ручеек.

Лили вскочила на ноги, снова взвизгнула, зажав рот – и проснулась. Она лежала на спине, глядя в потолок и зажимая рот рукой, а испуганный Джеймс смотрел на нее, приподнявшись на локте:

- Что с тобой? Сон плохой приснился?

Лили с трудом кивнула.

- Рановато злые духи вырвались на свободу, – подмигнул Джеймс. – Сегодня же Хэллоуин.

Лили села на постели, откидывая волосы. Глаза блуждали по комнате, и срочно хотелось к Гарри – ну хоть проверить. Муж, пододвинувшись к краю кровати, подхватил Лили на руки и усадил себе на колени.

- Успокойся, Лилс. Духи стихли до ночи. А день наш.

Он стал гладить её грудь, и Лили слабо улыбнулась ощущению, которое испытывала до того много раз. Оно словно подтверждало, что не стоит бояться, что есть жизнь и её удовольствия, и она переживет этот день и еще много последующих. Есть она и муж её, есть её ребенок, и они едва вступили на порог жизни.

Джеймс упал на кровать, увлекая её за собой, и следующие минуты заставили забыть обо всех кошмарах и злых духах на свете. Они еще долго потом лежали рядом, а к Гарри прошли уже вместе. Малыш уже не спал. Он улыбался родителям, слегка оттопырив губки, и с радостным лопотанием протянул к ним ручки.

- Опа! – подхватил его Джеймс. – Ну что, парень, пошли Хэллоуин праздновать?

Гарри засмеялся, указывая на отца пальчиком. Джеймс слегка подбросил сына, и тот блаженно завизжал. Лили, которой муж передал малыша, чмокнула его в выпуклый лоб и прижала к сердцу. Все-таки его рождение, его жизнь – самое невероятное чудо, которое ей было явлено за эти годы. Она не могла отпустить его теплое тельце, оторвать от себя, расцепить его ручки, обхватившие её шею. Гарри, уткнувшись носом в её плечо, похоже, опять задремал. Но ему пора была кушать, так что, сонного, его снесли вниз.

Утро стояло туманное, но сквозь белесые клубы пробивались лучи рассвета. Из щелей в рамах тянуло сыростью, прелыми листьями и свежестью холодного дня. Гарри получил на завтрак творожок, а родители его насладились яичницей с помидорами и тостами с апельсиновым джемом.

- Напечешь сегодня к ужину тыквы? – Джеймс подпер подбородок кулаками. – Чтобы ужин был, как на Хэллоуин в Хогвартсе.

В его рано возмужавшем лице вновь проступали мальчишеские черты, Лили видела перед собой прежнего обаятельного сорванца и радовалась ему, как вернувшему беззаботному прошлому. Жизнь в Хогвартсе в то утро проходила в её памяти длинным обратным рядом кадров – от выпускного, закончившегося трагически, до вечера, когда их, едва прибывших в Хогвартс первокурсников, распределяли – а потом в памяти возник Коукворт. Родительский дом, отец, утром повязывающий галстук, собираясь на работу, и мама, в саду возящаяся с розами… Петуния на велосипеде… Северус, стихийной магией придавший качелям невероятный размах, его отец, выкручивающий сыну ухо, тщедушная и надменная мать… Похоронная процессия, земля, вместе со снегом сыплющаяся в свежую могилу… То была могила Меган Файерс, убитой мужем из ревности. Лили удивилась тому, как бледно она помнит более ранние события детства. Словно именно когда заплаканный Джек Файерс ночью прибежал к родителям, у нее открылись глаза, уши стали слышать и душа проснулась. Она еще попыталась вспомнить белую мышку, в которую когда-то, испугав Петунию, обратила чашку – но уже тщетно.

А день проходил удивительно мирно. Их зашла поздравить Батильда, совы натаскали открыток от друзей, а вот тревожных вестей, слава Богу, не было. Лили успела устать от тревожного ожидания и была благодарна уже за то, что сегодня удалось не ужаснуться и не огорчиться ничему.

Они с Джеймсом, по очереди сгибаясь в три погибели и держа Гарри за руки, учили его ходить. Он потребовал игрушечную метлу и под аплодисменты отца совершил неплохую петлю. Лили вспомнила, как, пробуя метлу в первый раз, сын врезался в кошку. Бедная Гайя спала под розовым кустом… Надо бы опять завести котенка, когда сын подрастет. Люпин, наверное, расстроится, когда узнает о смерти Гайи: ведь это он её подобрал. Потом расставляли светильники из тыкв, вспоминая, какие роскошные тыквы прикатывал в школу на Хэллоуин Хагрид. Гарри, конечно, не мог не сунуть палец в щербатый вырезанный рот – хорошо еще, родители не успели поставить туда свечу.

Пообедали они, как часто бывало в праздничные дни, наспех, зато на ужин Лили расстаралась. Печеная тыква и жареные сосиски, шарлотка и вытащенный из погреба великолепный смородинный компот – ну и конечно, грушевое пюре для Гарри. Они с Джеймсом снова нарядились – он вампиром, а она привидением – поставили пластинку и на глазах у сына, поддерживавшего их смехом и всплесками ручек, кружились по комнате в танце. Лили плясала все быстрее и упоенно хохотала, запрокидывая голову, била в ладоши, щелкала пальцами – и ей казалось, что она втаптывает в пол любую беду.

К девяти часам оба изрядно устали, да и Гарри скоро надо было укладывать спать. Пришлось переодеться снова в домашнее, повседневное, смыть с лица пугающий грим, отнести на кухню все, что осталось от празднества. Лили на кухне мыла посуду, то прислушиваясь к смеху сына, то глядя за окно: тьма осенней ночи казалась расшитой яркими бусинами огоньков. «Все еще празднуют, наверное», - мелькнуло в мыслях. С кем-то встречают Хэллоуин Сириус, Питер и Ремус? Лили подумала о письме Люпина, которое она сочла самым благоразумным сжечь. Он сам понимает, что она любит мужа и на измену не пойдет – да ему, с его порядочностью, этого и не нужно. А если Джеймс найдет письмо, только разнервничается лишний раз.

Алиса, конечно, сейчас вместе с мужем и сыном – а возможно, и с остальным семейством Лонгботтомов. Как-то там Мери, получилось ли у нее сойтись с вратарем? Лили загадала, чтобы получилось.

«А где Северус сейчас?» - подумалось вдруг, она вспомнила сон и поморщилась. Кошмары – всего лишь мираж, а в настоящей жизни она в безопасности. Вздохнув, Лили стянула через голову фартук и повесила на гвоздь, хлебнула воды и пошла к мужу и сыну в гостиную. Волшебную палочку она по рассеянности забыла на кухонном столе.

Джеймс, растянувшись на диване, потешал Гарри, выпуская из палочки клубы разноцветного дыма. Гарри, уже заранее переодетый матерью в синюю пижамку, хлопал в ладоши, пытаясь поймать хоть одно колечко.

- Пора ему баиньки, - улыбнулась Лили. Джеймс подхватил сына на руки и передал ей, а сам бросил палочку на диван, зевнул и потянулся. Лили, слегка покачивая Гарри, направилась в детскую.

Она была уже на середине лестницы, когда не услышала даже, а скорей почувствовала: в дом кто-то вошел. Но ведь у них заперта дверь! Лили на секунду замерла: ужас приковал ноги к ступенькам. Потом, не оглядываясь, бросилась бежать, и уже закрывая дверь в детскую, услышала голос Джеймса:

- Лили, хватай Гарри и беги! Беги! Быстрее! Я задержу его…

Лили живо захлопнула дверь, но прежде, чем она придвинула стул, пол озарил зеленый отсвет, и она услышала звук упавшего тела. «Это же… Не Джеймс? Ведь это не мог быть он? Пожалуйста, нет, нет!» Заскрипели шаги по лестнице, и она в тоске закричала…