Януш Гловацкий

Сейчас заснешь

Леонард Бухов, перевод с польского

ОН и ОНА возвращаются домой после вечеринки. Оба слегка навеселе, стараются не шуметь, что не всегда получается. Им по тридцать лет. Отпирают двери. Входят в квартиру.

ОНА. Устала.

ОН. Не хочешь чего-нибудь выпить?

ОНА. Нет.

ОН. Есть немного коньяку... А может, чаю?

ОНА. Ты сделаешь, дорогой?

ОН. Конечно, сейчас сделаю... Заварить свежего?

ОНА. Не надо.

ОН. Но если тебе хочется?..

ОНА. Нет, там, наверное, еще крепкий.

ОН. Тогда, может, с лимоном?

ОНА. О, чудесно. С лимоном.

ОН. А ты ложись.

ОНА. Ага-а-а... Сейчас лягу... О, Боже, нет сил сапоги снять.

ОН. Потому что опять много танцевала.

ОНА. А я люблю танцевать... Ты не видел, где мой халат?

ОН. Должно быть, в ванной, я принесу... Танцевала до упаду.

ОНА. Я же сказала, что люблю. Раньше я очень много танцевала.

ОН. Вот твой халат.

ОНА. Спасибо... Ну, вот и снялись сапоги.

ОН. Мне жаль, что теперь ты танцуешь реже.

ОНА. Я не хотела обидеть тебя. Просто сказала, что люблю танцевать... (Смеется.) Этот Рысек ужасно забавный.

ОН. Сахар я уже положил. И подавил лимон.

ОНА. Он весь вечер рассказывал, что развелся и теперь хочет подать на алименты, потому что из-за этого развода понес убытки... На полном серьезе. Собирается подать в суд. Смешно, да?

ОН. Смешно.

ОНА. Роскошный чай.

ОН. Лимона достаточно?

ОНА. Вполне.

ОН. Может, еще положить?

ОНА. Нет, спасибо... А пока что его тесть, то есть бывший тесть, будто бы намерен взыскать с него расходы на свадьбу... Там было человек двести. Смешно, да? (Смеется.)

ОН. Смешно.

ОНА. И будто бы этот самый тесть, когда Рысек еще перед свадьбой бывал у них в гостях, каждый раз отводил его сторонку и рассказывал, как когда-то, еще в армии, он ходил с приятелями к проституткам. Один раз в жизни.

ОН. Ну и что?

ОНА. Ну и ничего. Знаешь, сколько ему тогда было лет? Восемнадцать.

ОН. Нормально.

ОНА. А теперь ему семьдесят. И он не перестает об этом рассказывать... Понимаешь?

ОН. Идиот.

ОНА. Вовсе нет. Скорее, мечтатель. У каждого есть что-то свое, что помогает терпеть весь кошмар этой жизни.

ОН. Значит, ему помогает сознание того, что пятьдесят лет тому назад он ходил к проституткам?

ОНА. Да. Так же, как ты рассказывал про своего деда, который будто бы воевал в английской авиации. И ужасно его за это любишь.

ОН. Не будто бы, а воевал.

ОНА. Ну и прекрасно. А тот ходил к проституткам. Только подумай один-единственный раз, Бог знает когда, в армии - и до сих пор вспоминает.

ОН. Ты уже говорила.

ОНА. Обиделся за деда?.. Я тебе надоедаю...

ОН. Да нет, ничего.

ОНА. Ты такой хороший, принес мне халат, сделал чай, а я тебе надоедаю.

ОН. Мне хочется спать.

ОНА. Не переживай. Я назначена на завтра, на одиннадцать. Пойду и сделаю это. Не надо нервничать.

ОН. Я совсем не нервничаю, и ты совсем не должна этого делать.

ОНА. Не бойся, сделаю. Хотя, честно говоря, не понимаю, чем это помешало бы тебе.

ОН. Ну тогда, пожалуйста, можешь не делать.

ОНА. Правда?

ОН. Правда... Только умоляю, прекрати надоедать мне с этим. Хочешь делай, не хочешь - не делай... О, черт!

ОНА. Что случилось?

ОН. Ничего.

ОНА. Чай пролил?

ОН. Не переживай, я вытру.

ОНА. Подожди, сейчас я вытру.

ОН. Оставь меня в покое. Потом еще будешь упрекать.

ОНА. Я тебя упрекаю?

ОН. А что, разве нет?

ОНА. Из-за чего ты так нервничаешь? Всеми овладело какое-то безумие. Совсем как у Маркеса в "Скверном часе". Позавчера ко мне на улице подошла какая-то женщина и говорит, чтобы я дала ей сто злотых.

ОН. И что, дала?

ОНА. Нет, не дала.

ОН. И что же дальше?

ОНА. Она тоже спросила: "Что же дальше?"

ОН. И что?

ОНА. А ничего. Говорю ей, что ничего.

ОН. Налить еще чаю?

ОНА. Тогда она меня спрашивает, не боюсь ли я? А я тогда ее спрашиваю, не боится ли она?..

ОН. Я себе еще налью.

ОНА. Тогда она огляделась, будто и вправду чего-то боялась, и быстро отошла. Нет, чаю я больше не хочу.

ОН. Это было бы бессмысленно.

ОНА. О чем ты?

ОН. Ну, знаешь... если ты этого не сделаешь.

ОНА. Почему же?

ОН. Боюсь, что между нами что-то разрушится.

ОНА. Разрушится?

ОН. Да.

ОНА смеется.

Почему ты смеешься?

ОНА. Потому что это очень смешно.

ОН. Я с тобой, мне очень хорошо, хочу быть только с тобой, не желаю больше никого.

ОНА смеется.

Перестань так глупо смеяться.

ОНА. Слушаюсь. (Смеется еще какое-то время.) Извини... Послушай...

ОН. Слушаю.

ОНА. Видишь ли, если бы нам действительно было хорошо вместе, тогда можно было бы опасаться, как бы между нами что-нибудь не разрушилось. А так... Хуже быть уже не может.

ОН. Мне очень хорошо.

ОНА. Да?

ОН. Да.

ОНА. А-а, ну если так. Я ведь совсем не знала об этом.

ОН. Хуже стало только в последнее время.

ОНА. С тех пор, как ты узнал?

ОН. Да.

ОНА. И потому начал нервничать?

ОН. Да.

ОНА. А потом снова все будет хорошо?

ОН. Конечно... Мы уедем вместе, я возьму тебя с собой на ту стипендию, будет теплое море, солнце... Будем плавать.

ОНА. И я смогу танцевать?

ОН. Сможешь танцевать, сколько угодно.

ОНА. И тебя не будут раздражать все эти истории Рысека?

ОН. Они меня не раздражают. Возможно, они даже забавны. Но только меня нервирует буквально все. Я превратился в комок нервов, как ты не понимаешь? Ни на чем не могу сосредоточиться. Если хочешь знать, я на этой вечеринке чуть было не расплакался.

ОНА. В самом деле?

ОН. Да, в самом деле.

ОНА. Я ничего не заметила.

ОН. Я сумел взять себя в руки.

ОНА. Из-за чего же ты так переживаешь?

ОН. Ну, из-за всего.

ОНА. Не надо переживать, я вовсе не собираюсь заставлять тебя на мне жениться.

ОН. Пожалуйста, я могу на тебе жениться.

ОНА. Но ты в самом деле не должен.

ОН. Но я могу. Для меня нет никакой разницы. Могу жениться, могу не жениться. Впрочем, все и так думают, что мы женаты.

ОНА. Не все.

ОН. Ну почти все. Я говорю всем, что женился на тебе.

ОНА. А я говорю, что нет.

ОН. Серьезно? Что за дурацкие выходки...

ОНА. Не мучайся. Теперь уже осталась только эта сегодняшняя ночь. Завтра в одиннадцать я иду к врачу, и все будет великолепно.