Гомзяков внимательно смотрит, поставив локти на стол и упираясь подбородком в сплетённые пальцы.

- Я читал ваше личное дело, медзаключение, изучил показания вашего начальника и Веселовой. Вы - психически вменяемый, у вас устойчивая психика и сильный самоконтроль. Чисто по-человечески я вас понимаю и испытываю к вам определенное уважение. Мне не часто попадают на допрос люди, ставшие кавалерами ордена Отваги в девятнадцать лет и за три года дослужившиеся до офицера. Но де факто и де юре - вы виновны. Состояние аффекта - смягчающее обстоятельство, но не снимающее с вас вины.

- Знаю, - топлю бычок в пепельнице. Дым уже вытянут воздуховодами. Сигарета кончилась в три затяжки. Ещё бы одну... Смотрю на Гомзякова.

- Позволите?

- Да, разумеется, - подполкан кивает. - Так вот, чего я не могу понять, как вы решились пойти на должностное преступление. На что вы рассчитывали, вызывая ОСБ и отчитываясь вашему руководству? На хорошие отношения с Рахмановым?

Беру вторую, обдумывая ответ. Муть какая-то. Если по Климу возбудили дело, значит, запись и все материалы проверки должны быть у Гомзякова. Тогда почему возбудили дело? Семёна снова приплели... Ни черта не понимаю. Но нервы натянуты, как струны, а ноги скользят по невидимой плоскости, что застыла под углом сорок пять градусов, и я-невидимый машу руками, ловя равновесие. Не упасть. Главное - удержаться на ногах.

Иначе - всё. Вниз.

Туда, где опустившийся край обнажил чёрную глубокую и жуткую Тьму.

- Я хочу увидеть запись. И заключение проверки.

Перелив внутренней связи. Гомзяков выслушивает и коротко отвечает: "Пропустить". Кладёт трубку, смотрит на меня.

- Прибыл ваш адвокат, Алексей Витальевич.

Глава 4. Допрос

Адвокат оказался молодым и деловитым. Высокий, черноволосый, ухоженный до блеска, в тёмно-синем дорогом костюме и с ноутом под мышкой. Бледно-розовая рубаха оттеняла смуглую кожу и выразительный нос. В отличие от следователей и прокуроров, адвокатура по-прежнему оставалась вольнонаемной, и оплачивать услуги этого щёголя я буду из собственного кармана. Но это мелочи. Денег на карте хватит.

- Добрый день, Алексей Витальевич, - адвокат быстрым шагом прошёл к столу и кивнул мне. - Я - Зарубин Шармат Иванович, дежурный адвокат третьей адвокатской палаты. Буду представлять ваши интересы на следствии и в суде. У вас есть возражения по моему участию?

Я покачал головой. Какая мне разница. Я не хуже этого Шармата разбирался в законах и знал, что мне светит. Вопрос только в доказательной базе. Именно это волновало меня больше всего.

- Отлично, - Шармат уселся за стол напротив меня, раскрыл ноут. - Тогда приступим?

Гомзяков кивнул и снова открыл дело.

Официальную часть обвинения я почти не слушал. Всё важное он уже сказал.

- Итак, вы выразили желание ознакомиться с записью и заключением проверки, - Гомзяков невозмутимо смотрит на меня. Я киваю. Адвокат поддерживает.

- Да, мы желаем увидеть запись.

На столе между нами появляется щель, из неё выдвигается двусторонний экран. Несколько щелчков - и вот...

Клим сидит в своём кресле, я говорю.

- ... Будем платить добровольно, или конфисковывать имущество? Во втором случае все расходы лягут на вас, а это не маленькая сумма. Также разъясняю вам, что в случае отказа от добровольного исполнения весь ваш бизнес, как незаконно действующий, будет закрыт, а имущество перейдет в собственность Федерации. Или...

Плоскость под моими ногами разом наклонилась ещё на десять градусов.

Что за "или"?! Я этого не говорил!

Бледный Клим дёргает галстук.

- Сколько... Сколько вы хотите?

- Восемьсот.

- Ты... Мальчишка! Щенок! Охрана!

Картинка стремительно меняется: в дверях два охранника вскидывают "Узи". За кадром голос Клима:

- Задержите его! Он вымогатель!

Чёрт меня побери, что это за хрень?!

Выстрел из "УД" опередил очереди "Узи", снова стремительный скачок картинки - я под столом. И снова выстрел из "УД". Картинка опять меняется: встаю, выхожу из-за укрытия, два охранника на полу. В распахнутых дверях белая, как простыня, секретарша с округлившимися глазами зажимает ладонями рот, давя рвущийся наружу крик.

- Вернемся к нашему разговору, Клим Максимович?

На стол ложится электронная карта. Моя карта. Не подразделения.

Совершенно бледный Клим мелко кивает.

- Я... Я заплачу. Только вы помогите им...

На экране видно, как я вкалываю лекарства охранникам и обрабатываю раны.

Дальше я смотреть не стал. Я скользил вниз по стеклянной плоскости, что норовила встать на ребро. Я-невидимый же из последних сил старался замедлить своё почти падение и только чудом удерживался на ногах. Что бы это ни было, меня здорово подставили. Качественно и чисто. И сделать это мог только один человек.

Рахманов.

- Это не та запись, - смотрю Гомзякову прямо в глаза. - Я этого не говорил и не делал. Запросите у Рахманова настоящую запись.

- Да вы не волнуйтесь так, Алексей Витальевич, - следак нарочито добродушно улыбается.

Только сейчас замечаю, что третью сигарету просто растёр в кулаке. Вот чёрт... Стряхиваю крошки с ладони в пепельницу. Гель мелко вздрагивает, поглощая пепел и крошево. Абсолютная пожаробезопасность.

- Запись настоящая, номер 35896, с прибора наблюдения РВЗ-РК10, регистрационный номер 45/78/9, зарегистрированного за Донниковым Алексеем Витальевичем, - невозмутимо добивает Гомзяков. - Другой записи не существует.

Вот дерьмо. Не спрашивая разрешения и не обращая внимания на что-то говорящего адвоката, беру сигарету и закуриваю. На нервах сыграли такие аккорды, что плевать уже на всё. Опрокинул меня Семён. Конкретно. Куда там Шлемову с его завистью... И складно-то как всё... Наверняка и деньги на карточке есть. Восемьсот тысяч. Клим не пожалеет, чтобы мне нагадить. А когда закроют, если вышку не дадут, - денежки со счёта обратно Семён ему сдёрнет.

Раз уж такую запись смострячил, липовые операции со счетами - раз плюнуть...

Но зачем это Семёну? Ему-то я что сделал?

- Алексей Витальевич, вы будете знакомиться с заключением проверки? - Шармат едва ли не дергает меня за рукав.

- Нет.

Что знакомиться, и так всё ясно. Влип не по горло, с головой ушёл на дно. Десятка - за вымогательство, столько же - за огнестрел. Сопротивление при задержании - ещё пять. Тяжкие телесные в совокупности со всеми остальными - пятнадцать. Это если Шлем концы не отдаст. Итого - сорок или больше. Практически - пожизненно. Когда выйду - буду никому ненужным стариком.

Но если Шлемов сдохнет, итог один - вышка. Без сомнений.

Топлю бычок в пепельнице и снова беру сигарету. Хоть накуриться, пока есть возможность.

- Василий Петрович, я могу поговорить с моим подзащитным наедине? - Адвокат вежливо изображает улыбку. Гомзяков кивает и выходит из-за стола.

- В присутствии охраны.

- Разумеется, - Шармат ждёт, когда следак выйдет из кабинета, а я ничего не понимаю. О чём говорить, когда всё и так ясно?

Пропасть у меня под ногами. Бездна. Жадная и голодная. Сожрёт и не заметит.

- Алексей Василь...

- Витальевич.

- Простите, Витальевич, - адвокат наклоняется ко мне через стол. - Вы понимаете, что вам грозит?

- Понимаю.

- Что вы намерены делать?

Пожимаю плечами. Что тут сделаешь. Разве что на охрану броситься, чтобы пристрелили.

Шармат проникновенно заглядывает мне в глаза.

- Алексей... Витальевич, - ну надо же, справился с отчеством. - Вы уверены, что запись поддельная?